Мои пальцы коснулись напряженных, твердых, как камень, мышц, и я непроизвольно прикусила губу.
— Mary, отъебись уже и дай мне поспать.
Несмотря на все тот же недовольный тон, я знала, что пирату нравится происходящее. А он не дурак, отказываться от халявного массажа…
— А че ты ломаешься-то? — шутливо бросила я, широко улыбаясь. — Даже я так не ломалась вчера…
— О-о, Mary… — усмехнулся Ваас. — Если бы ты, сучка, которая сама же вчера была инициатором, еще бы ломаться вздумала…
— То что бы ты сделал, мм?
— То же, что сделаю и сейчас, если ты не прекратишь выебываться и не слезешь с меня, pequeña perra*, — беззлобно бросил Ваас, потирая переносицу в попытке разлепить тяжелые веки. — И поверь, таким милосердным с тобой, как этой ночью, я уже не буду.
— Как ты можешь спать, когда на тебе сидит голая девка? — с наигранным недоумением спросила я, слегка затормошив пирата.
— Блять ты вообще слушаешь, что я тебе говорю? — процедил Ваас.
Он попытался развернуть голову ко мне, но, встретившись с ярким солнечным светом, быстро бросил эти попытки, лениво откинувшись обратно на подушку и прикрывая глаза.
— Кстати неплохой видок, Mary. Мне нравится, — усмехнулся пират, намекая на полное отсутствие на мне одежды.
— Помнится, кто-то не так давно кровь из носа доказывал мне, что я не в его вкусе… — как бы между делом намекнула я, вновь ложась на спину пирата и кладя подбородок ему на плечо.
В ответ я получила лишь раздраженный вздох, и мои губы сами расплылись в улыбке при мысли, что пират не нашел сил отнекиваться или отшучиваться.
— А вот у тебя видок не очень устрашающий, как бы тебе ни хотелось это демонстрировать, — с иронией заметила я, в ответ на что получила больной щипок в бедро. — Ай, полегче!
— Подожди, amiga, дай мне пять минут… — хмыкнул Монтенегро. — Я проснусь, и тогда ты так отхватишь по своей красивой заднице. Я тебе покажу блять «устрашающий видок»…
— Раз уж ты не собираешься разговаривать со мной, придется мне поискать себе собеседника среди твоих пиратов… — как бы между делом пропела я, следя за реакцией мужчины.
Тот, в свою очередь, еле заметно напрягся, разлепляя веки.
— Но я сомневаюсь, что эти обезьяны способны обсуждать что-то кроме спорта и телок.
— Вот иди тогда со своим пидарком белобрысым попизди, Mary. Должна же быть от него хоть какая-то польза, — сухо бросил пират, махнув рукой на улицу. — Только оставь меня в покое хотя бы на пару часов…
— Мне пойти к нему в таком виде? — хмыкнула я, не удержавшись от провокационного вопроса и вновь намекнув пирату на свою обнаженную натуру.
Ваас шутку не оценил — его сон как рукой сняло, и пирату не стоило больших усилий в следующую секунду скинуть меня со своей спины. Этого я никак не ожидала, упав возле мужчины — меня тут же грубо перевернули на спину. Я уперлась руками в грудь пирата, когда на моей шее сомкнулись забинтованные пальцы, а перед лицом появились зеленые глаза Монтенегро, полные ярости и безумия. В его голосе появилась знакомая мне угроза, от чего в комнате вдруг стало настолько холодно, что мурашки пробежали по коже.
— Все еще нравится выводить меня, Mary? Больно длинный у тебя язычок, тебе так не кажется, amiga? А?! — процедил главарь пиратов, слегка ослабив хватку, чтобы не препятствовать поступлению кислорода, но пальцев с моей шеи не убрал. — Решила, раз ты трахаешься со мной, то теперь свободна, а? По-твоему, раз я такой добрый блять, то ты можешь вертеть мной, hermana? Манипулировать мной вздумала?! Я здесь — Царь и Бог! Да если я захочу блять, тебя выебет не только этот смазливый уебок, но и половина моего гребаного лагеря, окей?! — прорычал Ваас, удерживая меня за горло.
Вторая его рука уже бродила по моему телу, от чего эмоции смешивались в один нераспутанный клубок. Сердцу было больно от слов пирата, но тело предательски требовало, чтобы он не убирал руку…
— До тех пор, пока я сам не позволю им трахать тебя, ни одна скотина не посмотрит в твою сторону. Ты понимаешь, в чем прикол-то, а? Даже если однажды ты выбесишь меня настолько, что это произойдет, ты все равно блять останешься моей, Mary. Ты всегда будешь моей! Не забывай об этом блять и хотя бы еще раз попробуй заикнуться о ком-то другом, маленькая шлюшка…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ваас отстранился, сжимая мои бедра коленями. Его собственический взгляд по-хозяйски окинул мое обнаженное тело, от чего мое дыхание сбилось — я поспешила увести глаза куда угодно, лишь бы не смотреть на нависшего сверху мужчину. Мне было стыдно за то, что я чувствовала: Ваас обращался со мной как с чертовым куском дерьма, сжимал пальцы на моей шее и прямым текстом говорил о том, что ему ничего не стоит пустить меня по кругу среди своих шестерок. И после всего сказанного им я до сих пор испытывала гребаное возбуждение, я до сих пор хотела его — такого сильного, такого неприступного, такого опасного. И вместе с тем было настолько обидно слышать такое пренебрежение в голосе единственного близкого человека, что я еле сдерживала ком в горле.
Из-за чего я терпела это унижение? Из-за какой-то неудачной шутки? Чем заслужила эти оскорбления? Я не сделала ничего того, за что бы заслужила клеймо «шлюхи», тем более подаренное мне этим несправедливым ублюдком, этим подонком, который прекрасно знал, что никуда я от него не денусь и ни на кого не променяю. Кого я обманываю? Ваасу просто хотелось лишний раз надломить меня и опустить на дно, ткнуть меня носом в то, во что я превратилась рядом с ним — в ничтожество. От одного этого факта слезы наворачивались на глаза. И тяжелее всего было от мысли, что я сама на это подписалась, добровольно и осознанно.
«Ваас был прав, назвав меня слабачкой вчера…»
Поделать с чертовыми инстинктами я ничего не смогла. Ваас быстро заметил плохо скрытое смущение в моем уведенном взгляде.
— На меня смотри! — рявкнул пират, надавив мне на шею, и я послушно посмотрела на мужчину.
В моих глазах, где уже скопилась пелена слез, было столько ненависти и чувства гребаной несправедливости… Но Вааса интересовало лишь мое сбитое дыхание и тело, подрагивающее в его сильных руках.
Да, в тот момент его не интересовали мои чувства. И от этого эмоции запутывались еще сильнее — дыхание спирало от унижения и нахлынувшей обиды, в то время как тело упивалось вниманием Монтенегро.
— Охуеть… — сорвалось с губ пирата, которые тут же расплылись в хищном оскале, стоило нам встретиться глазами. — Да тебе же это нравится, дрянь…
— Нет… — одними губами прошептала я, замотав головой и предприняв неудачную попытку высвободиться из лап Монтенегро.
Пират провел пальцами вдоль моего живота, от чего я вздрогнула, и рука его оказалась между моих ног — Ваас самодовольно усмехнулся, почувствовав смазку на своих пальцах.
— Нет? — передразнил он и в миг стер улыбку, переходя на угрожающий шепот. — А разве не ты блять течешь, как сучка, каждый гребаный раз, когда папочка ставит тебя на место, а?
Блять, все эти грязные словечки… Он, черт возьми, специально это делает! Хочет проверить, насколько я пала перед ним. Насколько потеряла самоуважение. Насколько я готова отдать этому мужчине всю себя, возбуждаясь от унижения, которое этот садист дарит мне…
«В кого ты превратилась рядом с ним?»
В следующую секунду два его пальца медленно проскользнули внутрь — несколько массирующих движений, и с моих уже обкусанных губ безнадежно срывается тихий стон, а пальцы сжимают простынь под нами. Ваас снова играется со мной, дразнит, следит за каждой эмоцией на моем лице, а его глаза горят желанием, которое еще больше сводит меня с ума.
— Ты гребаная мазохистка, принцесса… — раздался сочувствующий смешок над ухом, и в следующую секунду пират впился в мои губы жадным поцелуем, проникая языком в мой рот.
Я вновь уперлась руками в теплую грудь Вааса, но стоило почувствовать его горячее дыхание, и эмоции быстро взяли верх над гордостью — я полностью отдалась мужчине, отвечая не менее требовательно. Ваас подхватил меня под бедра, грубо притягивая к себе и сжимая кожу до синяков — он резко вошел в меня, не заботясь о том, что мне стало от этого чертовски больно. Я еле сдержала вскрик, не желая лишний раз тешить самолюбие пирата. Вот только моего стона от боли и сжавших его плечо пальцев Ваасу было более, чем достаточно.