он думал, что мужчины могли пойти за ними следом, а может, просто испугался беззвучья – Алёна не знала. Она лишь наблюдала за тем, как Джонни пытался открыть дверь. Он нагнулся, просунул пальцы под небольшую щель между дверью и полом и напряг руки, готовый поднять килограммы металла. Безуспешно. Вены под кожей выпучились, но на этом всё и закончилось.
– Помоги-ка мне, Алён. Положи куда-нибудь нож, попробуем поднять эту хрень вместе.
И они подняли. Общими усилиями, в четыре руки оторвали от земли железную пластину, служащую дверью. Когда она дошла до поясницы, Джонни, выпрямив спину, сказал:
– Пролезай внутрь. Найди там какой-нибудь рычаг, кнопку, цепь – неважно – и открой дверь. Иначе мне просто отдавит пальцы!
Алёна на четвереньках забралась внутрь и прежде чем начала искать «рычаг, кнопку, цепь», увидела огромных размеров лифт, какие встречались только на экранах кинотеатров во время показа какого-нибудь крупнобюджетного фильма. Казалось, в этот лифт можно было запихнуть спаривающихся бегемотов. Всё помещение будто утонуло в тёмном коричневом цвете, и лишь тусклый жёлтый свет аварийных ламп разбавлял его. Если здесь провести ещё хоть минуту, сойти с ума не составит труда.
– Алёна, быстрее! Я так долго не продержусь!
Она мигом пришла в себя, начала рыскать глазами в полутьме и наткнулась на свисающую цепь, с помощью которой и можно открыть дверь. Взяла её, со всей силы потянула вниз, но единственное, чего она смогла добиться, так это резкой боли в спине. На шее выступили капельки пота, сердце забилось чаще, мчащаяся в висках кровь перекрывала крик умирающей женщины.
– У меня не получается! Дверь слишком тяжёлая!
– Попробуй найти что-нибудь, что можно подставить! Комод, стул, что-то такое!
Алёна осмотрелась и не нашла ничего, кроме пустоты, которая будто впитывала этот противный жёлтый свет. Наверняка здесь должны стоять тележки для выгрузки продуктов, но сейчас ни одной из них не было. Только огромных размеров лифт с маленьким экранчиком сверху, показывающим, на каком этаже сейчас находится…
– Алёна! – Она услышала, как на кухне что-то упало, и тут же начали приближаться чужие шаги.
И приближалось пение. Мужчины восславляли Иисуса и просили его спуститься к ним, чтобы забрать с почвы преисподнии.
– Алёна, твою мать, сделай что-нибудь!
Она изо всех сил дёрнула цепь вниз и приподняла дверь почти на двадцать сантиметров. Руки дрожали, но она не позволяла себе хоть на секунду разжать пальцы. Джонни сразу пролез – нет, прошмыгнул – в образовавшуюся щель совсем как подросток, впервые отправившийся в заброшку. Как только его ноги покинули кухню, Алёна отпустила цепь, и дверь с грохотом ударилась об пол, разорвав все громкие звуки. Потом наступила тишина. Даже мужчины перестали петь, а распятая на кресте женщина уже не кричала. Только кровь продолжала протекать в висках шумными реками.
– Спасибо, – Джонни поднялся и с благодарностью посмотрел на Алёну. Ещё никогда её не прибирала ТАКАЯ дрожь от одного только взгляда. – Ещё бы чуть-чуть, и эти святоши взяли б меня. Я, конечно, мало чем похож на Христа, но они бы разницы не заметили.
Алёна не улыбнулась. Она посмотрела на дверь, затем на Джонни, снова на дверь и после недолгой паузы произнесла:
– Мы оставили нож там. Единственный, который у нас был.
– Давай-ка так, – он обнял её за ярко выраженную талию и прижал к себе, проделав это одновременно и мягко, и непозволительно сильно. – Сейчас ты меня обнимешь и ни о чём не будешь думать, а полностью доверишься мне. Просто представь себя пассажиром авиалайнера, за рулём которого сидит пилот Джонни. Я защищу тебя, не бойся. Только найдём Владу и свалим отсюда как можно быстрее. Слышишь, Алён? Меньше сейчас задавайся вопросами, я возьму всё на себя.
Он говорил так уверено, с такой добротой, что не довериться ему было нельзя. Алёна молча кивнула и сама обняла Джонни, почувствовав в воздухе запах пота – и его, и её.
Они зашагали к лифту – два тёмных силуэта, сливающихся друг с другом в ядовито-жёлтом свете. К лифту, который вёл высоко вверх, на свежий воздух, навстречу солнцу, которого Алёна так давно не видела. Неужели всех действительно обманывали? Держали взаперти как какой-то скот глупых животных? И самое главное – для чего? Зачем так долго пасти людей, если человека всё равно будет тянуть к свободе?
– Не задавайся вопросами, я же сказал. – Джонни грустно улыбнулся и проговорил: – У тебя по глазам видно, что ты играешь в «Почемучку». Вот выберешься, тогда и забьём себе голову всякой лабудой.
Он оглянулся и задержал взгляд на двери, ожидая, что несколько мужчин сейчас поднимут её, ворвутся сюда и разорвут из двоих на части, но сначала пригвоздят к кресту, после чего подожгут. Прошло чуть меньше минуты, дверь так и не открылась, чужие шаги вовсе исчезли. Похоже, сегодня кому-то крупно везло.
Джонни нажал кнопку вызова лифта (по периметру она тут же загорелась красным), подняв голову, посмотрел на небольшой экранчик и присвитснул.
– Бог ты мой, только глянь! Тридцать второй этаж! И это он едет к нам, наверх – стрелочка показывает.
На экранчике двойка сменилась палочкой, а потом превратилась в тоненький нолик.
Алёна и не заметила, как озвучивает свои мысли:
– Похоже, отсчёт идёт сверху. Как на системе координат, только вертикальной. Ну, будто мы находимся под нулём, и чем глубже мы уходим, тем под большим значением мы становимся. Короче, как в нормальном лифте, только наверху первый этаж, а внизу последний.
Джонни непонятно отчего заулыбался. Улыбка преобразила его небритое, покрытое чёрно-белыми волосами лицо, сделав его невероятно красивым. Наверное, это принято называть мужской эстетикой – слияние красоты, сдержанности и энергетики.
– Любишь математику, Алён?
Она коротко хохотнула и сама удивилась своему смешку.
– Нет, терпеть не могу! Просто вспомнила из школьного курса, это класс восьмой, может, седьмой. Тогда я ещё старалась учиться. А потом… ну, скажем так, детский дом – не лучшее учебное заведение. Если у тебя есть между ног вагина, и тебе больше тринадцати – поздравляю, детка! – ты в зоне риска. Знаешь, кого я больше всех ненавижу на этой планете?
Цифры на экранчике продолжали меняться. 25 превратилось в 24, а 24 – в 23. Джонни перестал смотреть на них и взглянул в светло-зелёные женские глаза.
– Ну и кого ты больше всех ненавидишь на этой планете?
– Насильников. Мужчин-насильников, которые возомнили себя повелителями мира только потому, что вместо мозгов у них скукоженные яйца. Была б моя воля, я бы сделала так, чтобы все эти мудозвоны испытали ту же боль, что и их жертвы. И чтобы их унизили так же, чтобы они поняли, каково это – впечатываться лицом в стол, пока в твоей заднице двигается что-то отвратительное! Пусть узнают, что такое…
Лифт коротко пискнул, известив всех
