заигрывания Агнесы с жертвой («Милый… Алексей, иди сюда, посмотри, какой он милый. До завтра, милый мой. Позвольте-ка секунду, я хочу посмотреть, какие у вас глаза… Серые глаза всегда подходят к черным, карие к голубым, а зеленые имеют огромную силу привлекать все другие цвета. Я знаю на опыте. Вы не верите? Несчастный, но что вы знаете? Летать?..»).
Профессор Сомов, о котором известно, что он «мировой хирург… всемирный», когда-то спасший Кострову жизнь, очень любит Агнесу. Он признается: «Я, брат, эту женщину до помрачения люблю… старик, a люблю. <…> Ты думаешь, за что же люблю? Она многим действует на нервы, я знаю. Не спорь… Она страшно пуста, а я, как Наполеон, люблю пустых женщин». На всякий случай он дает Кострову совет: «Постарайся как можно дольше не связываться с бабами».
Агнеса знакомит Кострова со своей подругой Ларисой, о которой Сомов говорит односложно: «Это — моль», и о себе: «а я — старый шерстяной пиджак». «Бессменная подруга Ларушка» должна оттенить саму Агнесу. Как полагается, эта яркая блондинка «дивно играет на пианино, интимно поет, молода, открыта, общительна, как никто! Вы посмотрите, какие у нее зубы… Это китайский фарфор… антиквария!» Лариса, подобно Эллочке-людоедке, произносит одну и ту же фразу: «Агнеса, ты шаржируешь». Но шаржирует не Агнеса, а Погодин. Ларисе не нравится идея Кострова уехать ловить рыбу. Идеал Ларисы иной: «Я могу предложить вам Черноморское побережье. Если задумываетесь, то не надо. Я поеду сама. У меня так: утром и вечером пляж, днем процедуры, ночью — танцы и ужин. А рыба — это собачий бред. Представляю себе вас босиком, грязного…» Агнеса куда более продвинута: «Я поеду ловить рыбу. <…> Вы еще не знаете, какую я уху варю, Де л’амур. Любовный напиток. Я прекрасно плаваю, мужчин не боюсь. Василий Тимофеевич, возьмете меня на рыбную ловлю? Я так хочу природы». Цинизм Агнесы коробит даже ее видавшую виды «бессменную подругу»:
Агнеса. Я раздумала, Ларушка… думала, думала и раздумала. Он мне нужен самой.
Лариса. Что же ты с ним будешь делать?
Агнеса. Странный вопрос. Жить, конечно.
Лариса. А профессор?
Агнеса. Я эту проблему и решаю сейчас.
Лариса. Зачем же ты меня пригласила?
Агнеса. Ты, Ларушка, случайный повод для встречи.
Лариса. Так бы и сказала сначала.
Агнеса. Тебе скажи, a ты обидишься.
Лариса. Ты плохо кончишь, Агнеса. Этот летчик не твой профессор.
Агнеса. А я возьму и полюблю его.
Лариса. A ты умеешь?
Агнеса. Любовь не скрипка. Учиться не надо. Любить каждый дурак умеет.
Лариса. Как скверно ты говоришь. <…> Ты меня возмущаешь! Зачем тебе этот человек? Он ничуть не испорчен… Для тебя он слишком честный человек.
Агнеса. А для тебя?
Лариса. Но я бы могла выйти замуж…
Агнеса. И я тоже могу выйти замуж. Когда я живу со стариком, то у меня как-никак ложное положение, а тут будет наоборот. Многие станут удивляться и хлопать глазами — какой у нее муж, откуда она его взяла? Все ли дошло до тебя, милая? Все. Ну, дай поцелую.
Лариса. Иди к черту. Я ухожу. Быть соучастницей в твоих планах мне противно.
Агнеса. Ты все сделала. Ступай, милая. Не кипятись, не поможет. До свидания, девочка.
Агнеса пускает в ход все свое искусство обольстительницы. Она то кокетлива («Я теперь вижу — вы прикидываетесь таким наивным, a с вами ухо надо держать востро»), то притворно-проникновенна («Вы меня уничтожили. Вы из меня сделали робкое, беззащитное существо. Мне стыдно и страшно… (Плачет.) Я не буду. Простите меня, я не буду. Вы не выносите слез»). Она то робка, то, напротив, напориста. Она заставляет Кострова испытывать чувство вины перед Сомовым («Дайте вашу руку. Какая умная и мужская рука. Посмотрите, вон идет сюда мой муж, а мы не успели объясниться. Нехорошо, что он видит нас вдвоем. Он заметил, как я гладила вашу руку»). Она является ночью к Кострову домой, разыгрывая драму («Я вся в тревоге… О эти ворованные минуты, о эта ворованная любовь. Курите, милый, мне приятно смотреть, как вы курите») и устраивая ему допрос («A я мучилась все эти сутки, думая только об одном — прийти или не надо. Ну, говорите, что вы не рады, что вам стыдно, что мой муж, знаменитый хирург, спас вас от смерти, а вы завели шашни с его женой»). Она то стыдит Кострова, то взывает к жалости («Вот вы думаете обо мне, что она — та, которая все может, раз она пришла ко мне… Вы, мужчины, всегда так думаете. Это очень просто. А у нее… живой, реальной, а не придуманной вами… у меня — муж старик! Он даже не красит волос, он непроходимый старик. Мне бывает страшно, как перед смертью. <…> Четыре года тому назад он меня резал и до безумия полюбил. Вот и живу с ним»). Она то обезоруживающе откровенна («Молодая женщина любить старика не может. Поживите сами с какой-нибудь старухой, тогда узнаете, какая это радость»), то приторно пошла («Вы мое прелестное, белокурое дитя. Вы — мой юный Зигфрид»). И наконец на прямой вопрос Кострова: «Чего вы хотите?» отвечает односложно: «Вас!» И совсем уж прямо: «Поцелуйте же меня наконец! Это невозможно». Погодин рисует не просто обольстительницу, но именно хищницу, готовую на все ради достижения цели.
Добившись своего и став женой Кострова, Агнеса рассорила его с друзьями и даже с сестрой. Их устами автор обличает Агнесу. «Рядом с вами трудно дышать», «вы носитель заразы», — говорит ей сестра Кострова Наташа. «Вас надо давить, мадам!» — остервенело кричит ей журналист Зак, размахивая кулаками прямо перед ее лицом. «Моль» — кратко называет всю пьесу в честь героини сам автор.
Трудно назвать в репертуаре сталинской комедии другую пьесу, где сатира даже не скрывала бы столь острой и горячей ненависти к персонажу — ни один бюрократ, ни один проходимец, ни один карьерист не представлен столь резко негативно, как героиня «Моли». Погодину ненавистна ее сексуальная привлекательность, при помощи которой эта женщина-вамп губит своих жертв-мужчин, совершенно теряющих из-за нее голову — будь то старик-профессор или юноша-летчик. Однако такое осуждение было бы асоциально и «безыдейно». Поэтому Погодин наделяет Агнесу свойствами, с его точки зрения, коллективно присущими всем женщинам. Кульминационная сцена, где Агнеса все же заставляет Кострова назваться ее мужем, проходит в странном антураже: в гардеробе МХАТа
