Я думала, Джонни был огромный, но что я знала о профессиональном регби?
Очевидно, не много.
— Удерживать и защищать — вот моя работа как тринадцатого номера, — сказал он. — Держать линию и защищать ее. Выигрывать на земле или переворачивать рак. Это тоже по моей части, — добавил он. — Двенадцатый и тринадцатый играют рядом друг с другом.
— Кто в школьной команде играет под двенадцатым номером?
— Патрик Фили, — ответил Джонни, кивнув в сторону ребят.
— Понятно. Ты же с ним давно дружишь?
Джонни кивнул:
— Он хороший парень. В игре мы с Фили постоянно следим друг за другом. Если мяч у него, я должен быть рядом, готовый принять мяч и завершить маневр передачей одному из крыльевых.
— Крыльевых?
— Одиннадцатому и четырнадцатому.
— Ага, одиннадцатый и четырнадцатый — крыльевые.
— Именно. Между двумя центровыми должно быть полное доверие. То есть они должны до фига верить друг в друга, знать друг друга как свои пять пальцев, предугадывать маневры, понимать язык тела… Черт, иногда нужно и мысли читать.
— Почему?
— Потому что, если я беру противника на широком фланге, я положусь на двенадцатого, и наоборот. Один облажался — пострадает другой, а в итоге и вся команда. — Он тяжело выдохнул. — Это тесное партнерство и требует прозрачной коммуникации.
Мне вдруг стало страшно за Джонни.
— Неужели нельзя было немного облегчить себе жить? Обязательно надо выбрать самую ответственную позицию в команде.
— У каждого игрока ответственная позиция, — сказал он. — Это как спицы в колесе. Одна сломалась — за ней и другие полетят.
— Ты бьешь ногами?
Джонни пожал плечами:
— Могу. Бью, когда надо, вроде удара с линии или когда случается граббер, но это не главное в моей игре.
— Граббер?
— Удар ногой, когда мяч катится по земле и все за ним бегут.
— Но нечасто?
— Да, нечасто.
— Почему?
— Потому что обычно я занят борьбой за мяч и защитой нашей линии. Я только успеваю переключаться с нападения на защиту. Мне нужно быть готовым к ударам, и ударов этих, Шаннон, мне достается гребаная куча.
— Зачем ты это делаешь?
— Ты что имеешь в виду?
— Регби, — ответила я. — Почему ты этим занимаешься?
— Я люблю регби, — просто ответил Джонни. — Все, что с ним связано. Форму мяча. Силовой стиль игры. Адреналин. Давление. Награды. Преодоление себя. Я охрененно люблю эту игру.
«А я люблю тебя», — чуть не вырвалось у меня, но я сдержалась.
Боже мой!
С чего вдруг?
Я не любила Джонни.
Я его даже не знала.
Не очень хорошо то есть.
Понятно, что те части его, о которых я знала, были хорошие, достойные и прекрасные, но это не значит, что я испытывала к Джонни что-то большее, чем физическое влечение и подростковая влюбленность.
Это было нелепо.
Я сама была нелепа.
«Перестань себе врать, — прошипел мне внутренний голос. — Ты любишь его каждой клеточкой своего разбитого сердца…»
Меня ошеломила эта тревожная мысль, и я не сразу поняла, что Джонни продолжает говорить.
— …Там еще целая куча всего, о чем я не стану рассказывать, чтобы ты не завяла от скуки.
Он опять вертелся на сиденье, вытягивая ноги под странным углом.
— Ты в порядке? — спросила я.
— Да. — Он коснулся бедра, но тут же убрал руку, настороженно посмотрев на меня. — Как же я ненавижу долгие поездки в автобусах, — вместо объяснения сказал он. — Мне тесно.
— Так ты поэтому предпочитаешь сидеть один? — спросила я, отодвигаясь подальше. — Чтобы ногам было пространство?
— Да. — В глазах Джонни мелькнуло облегчение. — При моих габаритах так удобнее.
— Ты и на уроках сидишь один?
Он кивнул.
— Стараюсь.
— А почему?
— Ну, я широкий, а эти столы дико узкие.
Да, он широкий.
Могучий.
И красивый.
Джонни искоса посмотрел на меня и, усмехнувшись, сказал:
— Но рядом с тобой я бы сел.
У меня забилось сердце.
— Да?
— Ты такая маленькая, что не считаешься, — улыбнулся он.
Это мне не понравилось.
— Я считаюсь.
— Ты ведь понимаешь, о чем я, — тихо засмеялся он. — Мы бы не пихались ногами. — Не переставая улыбаться, Джонни посмотрел на мои ноги и решил поддразнить: — Ты хотя бы до пола достаешь?
— Конечно, — подтвердила я и быстро дотронулась пальцами до пола. — Видишь? — спросила я, радуясь своей правоте. Вообще-то, пальцы пола едва касались, но доставали же. — Ха-ха.
— Ха-ха? — повторил Джонни, запрокинул голову и расхохотался. — Тебе что, четыре года?
— И это говорит человек, который дразнит меня за рост, — ответила я, наградив его самым негодующим взглядом из своего арсенала.
— Я всего лишь констатирую факты, — невинным тоном произнес Джонни, глуповато улыбаясь. — Я был почти уверен, что ты захватишь с собой детское кресло.
Мне следовало рассердиться, но я чуть улыбнулась.
Судя по тону, Джонни не собирался издеваться надо мной, он просто шутил.
Он вел себя игриво.
Это было странно, неожиданно и удивительно приятно.
— Я решила оставить кресло дома, — ответила я, удивляясь себе. — И слава богу, иначе бы тут не хватило места для твоего эго.
— Шаннон Линч умеет стебаться. — Джонни наклонился вперед. Чувствовалось, мое поведение произвело на него впечатление. — Кто бы мог подумать?
— Уж явно не ты.
Я лучезарно ему улыбнулась, не обращая внимания на бабочек, которые запорхали в животе, когда он произнес мое имя. Мое тело медленно расслаблялось, а чувство юмора проглядывало из-за высоченных защитных стен, заинтригованное обходительностью этого парня.
— М-да. — Джонни улыбался во весь рот. — А ты саркастическая штучка, когда тебе этого хочется. Я прав?
Мне тоже захотелось поиграть.
— Ну ты — да, но кто я такая?
— А теперь ты зануда.
— Может, и так, но кто я такая? — усмехаясь, повторила я.
— Палки и гвозди сломают мне кости, — ответил Джонни, включаясь в игру. — Но от девчонок никогда не бывает вреда.
— Но от слов никогда не бывает вреда, — поправила я, обнаружив, что улыбаюсь вместе с ним. — А не от девчонок[51].
— Только не в моем мире, — засмеялся Джонни.
— Врешь ты мне, врешь ты мне, твои штаны горят в огне[52], — выпалила я.
Он громко фыркнул:
— Дай-ка угадаю, что будет дальше. Наверное, этот треп про «Сука — самка собаки, собака — часть природы, а в природе все прекрасно»? — усмехнулся он.
— Зависит от обстоятельств, — ответила я, ощущая легкость и в тоже время возбуждение от его близости.
Я начинала понимать, что рядом с ним меня захлестывает бурная волна эмоций.
Волна, которая заставляла меня чувствовать одновременно и нервозность, и головокружение от восторга.
Вроде бы какая-то бессмыслица.
Но его улыбка захватывала.
Чем больше он улыбался, тем больше я жаждала его улыбок.
Джонни наклонился ко мне, его глаза блестели от возбуждения.
— От каких обстоятельств? — спросил он.
— Назовешь ты меня сукой или нет.
— Даже и не думал, — заявил Джонни. — Но если б назвал, ты бы наверняка наябедничала моей маме.
— Ты знаешь, я бы такого не сделала, — возразила я. — Я бы ни за что не устроила тебе неприятности.
— Еще как устроила бы, — снова стал дразниться Джонни. — Как только ты оказываешься рядом, проблемы тут как тут. — Он улыбнулся, показав свои милые ямочки на щеках. — Не знай тебя, я бы решил, что ты нарочно подставляешь меня перед администрацией.
Я была не настолько наивной, чтобы упустить очевидный факт: наш разговор размывал черту между шутливой перебранкой и флиртом.
Во всяком случае, мне так казалось.
А Джонни, наверное, вообще об этом не думал.
Сейчас это не имело значения. Когда он вот так смотрел на меня, улыбался и проявлял явный интерес, я не могла не подыграть ему.
