– Значит, вы признаетесь в этом государственном преступлении?
– С нашей точки зрения, это не преступление, государь, а законная самозащита.
– У вас было трое товарищей,- продолжал король.- Назовите мне их имена!
– Нет, ваше величество, этого я не сделаю даже под пыткой.
– Берегитесь! – крикнул король, гневно топая ногой.
– Государь,- гордо ответил Лагир,- мое тело принадлежит людям, моя жизнь – королю, моя душа – Богу. Король может приговорить меня к смерти, люди могут исполнить этот приговор но лишь Бог может избавить меня от данной клятвы.
– А,значит, вы поклялись молчать?
– Да, государь.
– И не выдадите сообщников, даже если я обещаю помиловать вас?
– Я не прошу помиловать, государь.
– Это будет бесцельная жертва, друг мой, потому что графа де Ноэ все равно найдут, и тогда все и помимо вас объяснится.
– Граф де Ноэ? – с видом крайнего изумления повторил Лагир.- При чем же здесь граф де Ноэ? Он меня едва ли и в лицо-то знает, так как я сам видел его только мельком несколько раз.
– Как? – крикнул герцог Гиз, пораженный этой спокойной наглостью.- Вы будете уверять, что незнакомы с графом де Ноэ, когда он был взят в плен вместе с вами и сидел в этой самой камере?
– Я ровно ничего не понимаю, ваше высочество,- ответил Лагир, пожимая плечами.- Моим товарищем по несчастью оказался человек, которого при французском дворе ровно никто не знает. Скажу больше, даже я сам не знаю, кто он, так как этот гасконец был мне представлен под именем "товарища Гонтрана". Но этот Гонтран был до того чужим в Париже, что не мог никак разобраться в улицах и вечно путался.
Король повернулся к остолбеневшему Генриху Гизу и строго спросил:
– Что же все это значит, герцог?
– Но, государь,- воскликнул тот,- уверяю вас, что человек, убежавший ночью из этой тюрьмы, был граф Амори де Ноэ, интимнейший друг наваррского короля.
– А, теперь я все понимаю! – сказал Лагир, хлопая себя по лбу.
– Что вы хотите сказать? – обернулся к нему король.
– Да видите ли, ваше величество, правда, я с товарищами осмелился устроить заговор против королевы-матери, ну, а его высочество герцог Гиз кует заговоры не только против вашего величества, но также и против наваррского короля.
Король с увеличивающимся гневом топнул ногой и крикнул:
– Да говорите же толком, черт возьми!
– Тут явный заговор, государь,- продолжал Лагир.- Этот заговор направлен против наваррского короля, и его участниками являются герцог Гиз, ее величество королева и Рене Флорентинец. Теперь я понимаю, почему моего товарища выпустили на свободу: герцогу стало удобно утверждать, что граф де Ноэ участвовал в похищении ее величества, ну, а раз участвовал "интимнейший друг наваррского короля", как выразился господин герцог, значит, участвовал и сам король… Я даже начинаю думать, уж не был ли "товарищ Гонтран" подослан герцогом Гизом.
Обстоятельства сложились так странно, что объяснения Лагира получили необыкновенную логичность. К тому же гасконец говорил совершенно спокойно и смотрел прямо в глаза королю и герцогу.
Король Карл опять обратился к Гизу и снова строго спросил:
– Так что же значит все это, герцог? Гизом овладел приступ страшного гнева. Он схватился за шпагу и с силой крикнул:
– Этот негодяй лжет, государь. Рене и все мои люди подтвердят вам…
– Полно! – перебил его Лагир.- Люди герцога Гиза известны тем, что подтвердят хоть под присягой все что угодно.
Бешенство герцога достигло апогея, и, не будь здесь короля Лагиру не выйти бы живым из погреба. Но Карлу нравился смелый гасконец, и, кроме того, он хотел во что бы то ни стало добиться истины. Поэтому он сказал:
– Герцог, прошу вас пожаловать сегодня вечером в Лувр, где вся эта история должна будет разъясниться в присутствии королевы-матери и наваррского короля, а этот гасконец поедет вместе со мной,- он мой пленник. Дайте ему лошадь!
– Ей-богу, государь,- весело ответил Лагир,- мне и умирать-то будет не страшно, если я буду знать, что палач, который отрубит мне голову, состоит на жалованье у короля Франции, а не у лотарингских принцев.
Приказание короля относительно Лагира было слишком формально, и Гиз не мог воспротивиться ему, хотя ему очень хотелось бы на полной свободе порасспросить пленника. Но король пожелал, и вскоре Лагир почтительно следовал за ним в Париж, эскортируемый швейцарской гвардией.
XVIII
Для конвоирования арестованного наваррского короля Пибрак взял только двоих швейцарцев. Когда юному королю подвели лошадь, он вскочил в седло и, обращаясь к Пибраку, сказал:
– Господин капитан, чтобы облегчить вам ваше поручение, даю вам слово дворянина и короля, что я не сделаю ни малейшей попытки к бегству и последую за вами в Лувр беспрепятственно.
– Слушаю, государь,- ответил Пибрак и приказал гвардейцам ехать впереди, сам же вместе с Генрихом следовал за ними шагах в десяти сзади.
Двинувшись в путь, Генрих сказал:
– Вот отличный случай побеседовать на родном языке, Пибрак.
– Да уж не иначе, государь,- ответил капитан гвардии.Ведь мы собираемся говорить о таких вещах, которые сильно интересуют короля Карла и его слуг.
– В этом вы совершенно правы,- согласился Генрих и весело рассмеялся.
– Ей-богу, государь, вы слишком весело относитесь к своему аресту!
– А чего же мне грустить, Пибрак! Ну, давайте поговорим серьезно. Вы находите, что короля можно казнить так же просто, как всякого другого человека?
– Между собой короли, государь, признают только право сильного.
– Согласен, но, чтобы присудить меня к смертной казни, меня сначала надо судить и осудить!
– Так вас и будут судить, государь!
– Нужны доказательства!
– Их придумают!
– О, я не сомневаюсь, что королева-мать особенно изобретательна на этот счет, но… у меня найдется еще не один якорь спасения.
– Вы рассчитываете на письмо герцога Франсуа и на бумаги, отобранные у Лашенея?
– Между прочим – да, но и, кроме того, у меня найдется, конечно, и кое-что другое… например, наваррская королева Маргарита!
– Мне кажется, что в этом направлении вы сильно ошибаетесь, ваше величество,- возразил Пибрак. – После того, что произошло…
– После того, что произошло, королева Маргарита чувствует себя очень оскорбленной, как женщина, потому что она слишком красива, чтобы примириться с существованием соперницы. Но в качестве наваррской королевы она не покинет меня в трудную минуту.
– Допустим, что это так. Но королевы Маргариты нет в данный момент в Лувре.
– К сожалению, вы правы; но, если она узнает, что меня будут судить, она поспешит сюда сейчас же, где бы она ни была.
– Да, если вас будут судить… А если обойдутся и без суда? Ведь король так слаб…
– Ну, тогда остается еще один якорь спасения.
– А именно?
– Одни зовут его случаем, другие – счастьем, я же зову его своей звездой. Полно, Пибрак, успокойтесь! У королей своя судьба, и если Господь Бог предназначил меня для великих дел, то мой час еще не пробил.
Разговаривая таким образом, они подъехали к Парижу и направились вдоль Сены. Около того места, где к реке подходит дорога из Шайльо, они встретили двух бедно одетых людей, шедших за мулом.
Генрих рассеянно взглянул на них и вдруг сказал Пибраку:
– Посмотрите-ка, до чего этот блондин похож на Ноэ. Да ведь это мул Маликана! Боже мой, а спутник блондина похож как две капли воды на Гектора!
Между тем блондин подошел к Генриху и почти шепотом сказал:
– Тише, государь, это я!
– Так тебе удалось скрыться? А Лагир? Генрих посмотрел на Пибрака, потом на швейцарцев, безмятежно ехавших впереди.
– Успокойтесь, государь,- сказал Пибрак,- я хорошо знаю своих людей – они будут ехать не оборачиваясь. Пусть ваши друзья едут рядком, и никто ничего не заметит.
– Да ты куда едешь? – спросил Генрих Ноэ.
– В Париж, хотя тамошний воздух и не очень благоприятен для меня.
– Как и для меня тоже! – сказал Генрих.
При этих словах Ноэ взглянул на него и чуть не вскрикнул: наваррский король был без шпаги.
Генрих, заметив это изумление, рассказал Ноэ и Гектору все, что случилось с ним, и гасконцы немало дивились тому, как сплелись обстоятельства. Зато надо было видеть удивление Пибрака и Генриха, когда Ноэ рассказал им историю об ограблении Лашенея. Их, во-первых, удивило, как ухитрился суконщик выбраться живым из ублиетты, а во-вторых, они немало подивились ловкости, с которой Ноэ воспользовался заблуждением агента герцога Гиза, чтобы отобрать у него крупную сумму денег.
– Но куда же вы дели такую массу денег? – спросил Генрих.
– Мы отвезли их в Шайльо, к тетке Вильгельма Верконсина.
– Ах, вот что! Ведь и Сарра тоже там?
– Да, государь!
– Ну а куда вы спрятали деньги?
– В такое хранилище, где никто не догадается искать их. Мы разгребли овес в кормушке, ссыпали туда деньги и опять завалили сверху овсом.
