Зорин скорректировал фокус, вглядываясь лучше. И всё же… Нет, не марал. Косулька — середнячок. Молодая, но уже отбившаяся от матери. Вот тебе и продовольственная программа на два дня…
Руки потянули ремень, стягивая ружьё.
— Кто? — шепнул Головной. — Люди? Медведь?
— Косуля, — так же отшепнул ему Вадим, и, не повышая голоса, добавил: — Я тихарча обойду её. Коль повезёт, приложу… А ты, Олеж, держи участок здесь. Если сорвётся с выстрела, возможно ломанётся прямо к тебе. Тогда будь готов стрелять навскидку.
— Ага… — заговорщицки шепнул Олег и отчего-то присел, снимая с плеча ружьё. Глаза его приобрели характерный блеск присущий всем охотничьим гончим. Он преклонил правое колено, выставив левую ногу. Ружьё притулил рядом. На вопросительный взгляд ответил:
— Мне так удобнее, Николаич. Твоя «ижевка» отдаёт, аж больно. А так, всё-таки упор.
— Конечно, конечно. Только не шуми до поры. Услышишь выстрел, вскидывай ружьё и слушай, что буду кричать. Крикну «ату», стреляй в то, что появится. Позову по имени, значит всё кончено. Отбой. Идёшь ко мне… Понял?! Ну, всё я пошёл…
Вадим двинулся в пригиб, медленно и скрупулезно опуская шаги, дабы не дай бог, не наступить на ветку. Работа нудная, но без аккуратности тут, ни как. Нюх у оленей тонкий, а слух безукоризненный. Идеальный. Прищёлкнуть языком — это всё равно, что изобразить гром для косуль. Вадим это понимал и двигался предельно тихо.
Он сделал приличный завиток, когда объект в идеале открылся как мишень. Серо-рыжеватый окрас шкурки косули, то и дело смещался, передвигая круп животного от одного места к другому. Животное не чуяло опасности и колченогим приплясом топталось у дерева, покусывая жёлудёвые ветки. Приклад ружья привычно уткнулся в плечо. Пенёк мушки начал торопливо выискивать место соприкосновения картечины на теле косули. Итогово — это нижняя часть брюшины. Пуля при попадании делает свое дело. Разрыв брюшной стенки выпускает кровь и одновременно гасит моторику животного. При хорошем выстреле зверь не успевает испугаться. Секундный шок сменяется агонией и скорой кончиной.
Палец медленно обнял курок. Чувствуя податливость крючка, неспешно, но верно продавил спуск. Уши потряс характерный звуковой эффект, а нос с наслаждением втянул запах пороховых газов. Опорное плечо традиционно получило свой втык, а глаза поспешили обозреть результат. С момента выстрела, картинка поменялась. Сейчас возле дуба никто не приплясывал. Ровно ничего. Бинокль, приблизив ракурс, движения не выявил. Косули не было. О промахе не могло быть и речи. Вспугнутая или подраненная косуля помчится так, что зашумит на версту вперёд. А тут тишина. Скорей всего, результат лежит за ближайшими кустами, агонизируя копытами. Оставалось сходить и убедиться.
Вадим вернул одностволку за спину, оправил ремень и уверенным шагом тронулся к цели, в уме прокручивая лишь два варианта исхода: первый — выстрел удачный; второй — не совсем удачный. В последнем случае требуется правка. Не успевшее вовремя издохнуть животное будет долго и судорожно трепыхаться, пока верный удар ножа не остановит его мучения. Подтянувшись к дубу, Зорин обозрел следы крови на траве, последовав по меченой дорожке, вскоре наткнулся на подбитую косулю. Добивания дюже не требовалось. Агония почти прекратилась, лишь утихающее вздрагивание копыта являлось окончанием блестящей охоты. Огнестрельный след ярко окрасил отёками светло-пегую шёрстку на брюшке косули. Картечь вошла именно там, куда и хотел приложить её Вадим. Впрочем, он редко сомневался в своих выстрелах.
— Оле-ег!!! — крикнул Зорин напарнику, приседая над трупом животного.
Косулька молоденькая. Мясо нежное, парное. В чистом виде, выйдет не меньше десяти кило, если отбросить голову, копыта и внутренности. Позади хрустнули шаги.
— Десяточка, Николаич?! — головной с интересом разглядывал добычу.
Вадим угукнул, между тем связывая плотно копыта косули плетеной тесьмой.
— С удачным почином! — поздравил Олег. — Красивый оленчик. Девочкам будет жалко. Такая мордашка…
Вадим задумчиво поглядел на Олега и кивнул.
— Пожалуй ты прав! Давай-ка вот что сделаем… — Он вытащил из-за голенища нож. — Чтобы избежать ненужной лирики, голову симпатичному животному отделим здесь. Останется безликая туша, которую освежуем близ лагеря. Идёт?
Последнее «идёт?» прозвучало риторически, поскольку он уже работал ножом, разрезая податливую плоть. Спустив прилично кровь через начальный подрез, Зорин, чуток выждав, обрезал голову полностью, левой рукой подтягивая её за молодые панты. Олег наблюдал за процедурой торжественно равнодушно, сопровождая её короткими замечаниями.
— Да… Так лучше будет. Наташка молодец не морщится… А моя… Испереживается хоть и виду не покажет. Эти мясные забавы не про неё. Городская… Разделаем, наверное, тоже чуть в стороне?
— Само собой! — ответил Зорин, вставая наконец с корточек, вытирая о траву нож и пальцы. — Так… Остаётся срезать ветку, потолще и подлиньше…
Через восемь минут они весело шагали к лагерю, с перекинутой на плечах сучковатой палкой, на которой качалась подвешенная безголовая косуля. Лагерь их встретил восторженными возгласами, и охотники немедля утащили добычу на разделку. Шкуру спустили удивительно легко и быстро, впрочем, и разделка заняла немного времени. Всё-таки не корова. Отделённое мясо укладывали в пакеты, слегка омыв его от кровянки. Больно-то воду не лили. Здесь, на вершине, ни ручьев, ни родников не было, приходилось беречь…
— Хищников не привлечём запахом? — спросил Головной, укладывая разрубленную грудинку в очередной пакет.
— Конечно же, привлечём, — ответил Зорин. — Но зверь, пока мы здесь, не сунется. А вот уйдём, будет пиршество. Все потроха выгложет и даже кровь с травы слижет.
— Слышь, Николаич, всё за раз не съедим. И за два и за три раза тоже… Я о чём. Мясо-то не попортиться на такой жаре?
— Хороший вопрос. — Одобрительно взглянул на Олега Зорин. — Часть можно завялить. Получится недурственно, обещаю! Оленина режется тонкими полосками, просаливается и пропитывается всевозможными специями и слегка коптиться в дыму. В итоге получается что-то вроде колбасной буженины. Рекомендуется, есть холодным и с чесночком. Вкуснятина — язык проглотишь. И не портиться…
— Ты так рассказал: у меня слюни потекли, — улыбнулся Олег. — А что, Вадим, здесь на Сером Холме, нам по ходу фартит больше, чем там… Внизу. Не успели взойти, как косуля под ружьё попала. А?! Похоже, нам врали про гибельность и проклятия…
Головной засмеялся, подавая это под юморным соусом.
— Я понял. Байку сочинили конкуренты, чтоб не совались всякие с ружьями сюда. Чем меньше здесь стволов будет лазать, тем больше охотничьего простора для посвящённых.
— Занимательная версия, — отметил, улыбаясь, Вадим. — Однако заметь, расслабляться не позволю. Комендантский режим свой я не сниму до тех пор, пока не спустимся вниз. Так что, все озвученные ранее инструкции живы и актуальны!
— Да не спорю я, Николаич, — засмеялся Олег. — Шучу же я… А осторожность, она и правда не бывает лишней.
Сочные ляжки косули превратились в отличные ароматные стейки, которые уплетались с обрамлением мелко порезанной зелени, которую Вадим предусмотрительно нарвал в прилуговой зоне. Дикий зелёный лук был похож на собрата, по крайней мере, внешне… Только вкусом отличался, больше напоминал чеснок. Но это было даже, кстати, к мясу.
Пока участники похода отдавали должное вкусу таёжной кухни, запивая стейки горячим чаем, Вадим подытожил суть очевидного.
— Сезон охоты объявляю закрытым. — Сказал он, подливая желающим чай из термоса. С провиантом у нас дела лучше не бывает. А вот с водой напряжно. Пить будем бережливо и дозировочно. Возможно, у часовни есть колодцы. Не могла паства молиться без воды…
Сие было произнесено буднично деловитым тоном, словно и не стоял, будто крест над душой чёрный пиар Серого Холма. Словно подсознательно Зорин торопился развенчать стойкий миф о нехорошести, о ненормальности Места. А дела между тем складывались очень даже неплохо…
Отобедав, команда сосредоточилась в привычную цепь, и управляемая вожаком тронулась курсом в северо-восточный регион леса, где согласно рассчитанным координатам располагался брошенный монахами Скит. В общем-то, и координаты не было нужды считывать. Уж больно отчётливо выделялась в этом лесу просека, широким натоптанным прогалом тянувшаяся не иначе как к легендарной часовне. Но Зорин не полагался на случай, а подошёл к определению маршрута профессионально. Вскоре стало ясно, что единственная на Холме просека никоим образом не отклоняется от его личного навигатора. Дорога вышла ровная: без выбоин и ям, распадка и бурелома, без злющих насекомых и прочих превратностей. Древостой на этой горе был хлипкий, нечастый; лесок щедро разбавлялся полянками и путники, поднаторевшие в матёрой тайге, здесь чувствовали себя привольно. А ещё солнце, донимавшее до полудня, заволокло белесой дымкой и жара, благодаря этому, заметно притупилась. Молодежь была оживлена, то и дело перешучивалась и, несомненно было то, что пикантность приключения придаёт ореол таинственности. Мистики, быть может… Хотя, сказать начистоту, мистика не торопилась себя выпячивать, проявляться, в чём либо. Лес по-прежнему оставался обыкновенным, незатейливо простым и таким же рядовым, как и внизу. Не лешими, ни мороками на версту не пахло, и Вадим начал подумывать о искусственно созданном штампе. «Но ведь что-то должно быть! — Думал он, ковыряясь в мыслях. — Какой-то краешек, какой-то кусочек правды от этой общей белиберды. Возможно, часовня знает ответы?» Несмотря на авантюрный подъём в груди, он старался глядеть на ситуацию с разных углов и уж чего точно не собирался делать, так это поддаваться общему настроению благостности и замечательности от окружающей обстановки. Слишком хорошо — есть уже плохо. Пусть будет через раз не так и не очень. Но схема «черное-белое» вполне заслуженно является нормой повседневной жизни. А вот когда без сучка и без задоринки, до тошноты елейно и чудно — жди удара под дых, запланированной взбучки, когда становится солоно во рту, а в ушах противный звон, как от оборвавшейся гитарной струны. Вадим знал примеры по войне, когда радушный и подчёркнуто уважительный приём наших солдат жителями горных селений, оборачивался жаркой бойней и гибелью почти всего состава. Такова диалектика. Слово «засада» — вовсе не военный термин. Значение его более глубже. Образно — это западня, это яма, когда идёшь по дороге слишком самоуверенно, доверяя глазам, ушам. Отключив полностью мозги и чутьё. Тогда обязательно падаешь в эту яму. И мордой о самое дно. А если не учишься, то ещё раз мордой… И возможно фатально.
