– Ми-илый. Что-нибудь одно. Я сейчас быренько чайник поставлю. Потерпишь? Или водички дать?
Она у него всегда, почему-то вместо «быстренько» «быренько» говорила. А у Сергея от этой мелочи волна нежности нахлынула.
– Нет, чаю хочу. И в кружку клюквы раздави.
Облокотился на согнутую в локте руку и залюбовался женой. В комнате прохладно, мягко говоря, а Танюшка, как выскочила из-под одеяла голой, так и шлёпала по толстым рукодельным половикам между закутком кухни и посудным шкафом в другой комнате. Рождение детей не испортило ей фигуру, скорее сделало её классически женственной. Круче изогнуло плавные линии девичьих бедер, округлило живот и, утяжелив груди, образовало складочки под их нижними основаниями. Теперь они слегка колыхались при ходьбе.
Зачем они стараются на высокие каблуки стать, почему-то подумалось Сергею. Всё-таки красиво женщина на плоской стопе смотрится. Где-то он уже это видел. В альбомах по искусству, по-видимому, у Татьяны в магазине. Да, там фотографии произведений какого-то французского скульптора были. Фамилию, конечно, он не помнит. Но, вот глядя на свою жену, он эти скульптуры вспомнил.
– Тань, ты это, задернула бы занавески, что ли. А то ты с улицы, как в кино на экране.
– Ну, вопервых, они почти задернуты, а во вторых…, – Таня подняла вверх руки и сделала несколько движений бедрами, – что? Не на что посмотреть, что ли? Жалко, да? И вообще, что-то я раньше за тобой этого не замечала, – она остановилась в дверях комнаты. – Ты такой ревнивый стал, Отелло, да?
– А что в этом плохого? Скажи, зачем мне это надо? Чтобы каждый на тебя глазел. Что, я нашего брата мужика не знаю, что ли? Они ведь просто так, как на красоту, на женскую фигуру посмотреть не могут. Тань, ты это, смотри, таких правильных парней, как я, раз два и обчелся, – уже со смехом, – ты поняла об чем я?
– Господи, – кто же тебя поймет, как не я? Таких как ты и считать не надо, один ты у меня такой. Пей, это кипяченая вода с клюквой. А чайник пока согреется, ты пересохнешь. И пусти под одеяло, я замерзла. Ой, как у тебя тепло под одеялом, какой ты горячий! Слушай, Сергуня, ну почему тело так устроено? Я бы сейчас каждой клеточкой его хотела к тебе прижаться, а не могу. Вон, сколько в стороны торчит, – она похлопала по торчащим в стороны местам.
– Ага, а у меня руки какие-то короткие. Я бы хотел тебя всю сразу обнять, и особенно вот эти самые торчащие места.
Под одеялом вновь завязалась шутливая борьба с повизгиванием и смехом, постепенно перешедшая в охи и вздохи. Через некоторое время Таня, прижавшись к засопевшему сонно Сергею, зашептала ему на ухо:
– Сергуня, за детьми идти надо. Ты не представляешь, наверно, сколько сейчас время. А я ведь отпрашивалась с работы с возвратом. Вот завтра разговоров будет. Вставать будем, или как?
– Лучше конечно «или как». Но, Танюш, я ведь после вахты. Дай соснуть часок, а?
– Так. Ладно. Женская наша доля. Лежи, спи. Я сбегаю за детьми, потом кормить вас буду. А ты, как встанешь, натаскай воды. И одно ведро греть поставь. Я сегодня буду детей купать.
Сергей промычал что-то утвердительное, а Таня, быстро одевшись, хлопнула дверью. Какая там вода!? Какие ведра!? Проснулся он от детского визга. У кровати, не до конца раздевшись от множества теплых одежек, стояли его чада и визжали, готовые одетыми броситься к нему в кровать. Сдерживала их, пытаясь раздеть, Татьяна.
Вот оно, моё счастье. И Сергей спустил ноги с кровати и раскинул руки. Обнять хотелось всех сразу.
Глава седьмая. Этот день пришёл
Уборщица тётя Люба подтолкнула в спину последнего выходящего покупателя, загремела засовом, закрывающим магазин изнутри и громко, на весь торговый зал заявила:
– Девки, обедать! Чайник закипел, – и, громыхнув ведром с водой об пол, поторопила, – быстро, быстро, мне убираться надо. И кипятку мне оставьте. Вчера вон весь вылакали.
Тамара собрала с прилавка лежащие пластинки и разложила их по полкам. Потом заглянула в маленькое зеркальце, поправила волосы и задумалась. Сейчас она пойдет в комнатку при складе магазина, служившую продавщицам комнатой отдыха. Здесь они переодеваются, здесь оставляют свои личные вещи, здесь же и обедают в обеденный перерыв. А идти никуда не хотелось. Накатило неизвестно откуда появившееся дурное настроение. И кушать расхотелось.
Сегодня их двое – продавщиц. Третья – Татьяна умчалась домой с пришедшим с морей мужем, и ждать, что она сегодня вернется, не стоит. Я бы, наверно, тоже не вернулась, подумала Тамара. Только вот героем в этой промелькнувшей в голове картинке «не вернулась бы» был не Игорь. Кто-то другой, расплывчато-романтичный в покрытом инеем меховом капюшоне и с заиндевелой, аккуратно подстриженной полоской черных усов над губой. С голубыми-голубыми глазами. Она даже не может сказать, кто это и где она его видела.
И совсем уже отвлеченно подумалось, что Татьянин муж пришел с моря вместе с Вилей на «Муроме». Виля вспомнился молоденьким курсантом, в бескозырочке с белым чехлом и сигаретой на губах. Постоял по ту сторону прилавка, улыбаясь, и растаял. Вместе с Вилей в памяти колыхнулись над головой белые кудри цветущей акации, да так, что долетел оттуда с юга дурманящий её запах, под ногами качнулись горячие тротуары родного Ростова. Загремел, заскрежетал на повороте за углом трамвай. На глаза набежала пелена. «Этого мне еще не хватало. У меня все прекрасно» одернула себя Тамара. Промокнула аккуратно платочком, чтобы не размазать тушь, глаза.
Обедать к ним в комнату придут из своего кабинета ещё и товаровед с бухгалтером. Обе пожилые женщины, с которыми Тамара пока ещё близко не сошлась. Здоровается, поддерживает разговор, если они его затеют, а сама ни с кем первая не заговаривает. Она ничего не может плохого о них сказать, относятся к ней все хорошо. Даже очень хорошо. Все понимают – девчонка приехала издалека, трудно ей. Другие люди, другие привычки, даже погода другая. Все же знают, что она вышла замуж за моряка, так что её проблемы им всем близки и понятны. Да, это первое, на что обратила внимание Тамара, в Мурманске – люди здесь душевные.
Зашла Тамара к девчатам уже в конце обеда, глотнула холодного чая, пожевала взятый из дома бутерброд. Девчата «мыли косточки» ушедшей домой Татьяне. Шутили, откровенно обсуждали вероятные подробности её общения с мужем Серёгой дома, пока там детей нет. Обсудили достоинства Серёги. Тамара улыбнулась для приличия и направилась за прилавок.
– Том, ты чё? Завидки берут? Чё надулась? Уж тебе ли обижаться, муж у самой молодой, красивый, – крикнула ей вслед бухгалтер, Вера Петровна.
– Да разве же я завидую? Я рада за неё, – ответила Тамара.
Вторая половина дня тянулась дольше обычного. Наконец среди покупателей мелькнуло лицо Игоря. Он стоял, прислонившись к стенду с новыми пластинками, и смотрел на Тамару. Перед ним проходили покупатели, его закрывали или наоборот пространство между ними полностью освобождалось, но Игорь не менял позы. Сколько же он здесь стоит? Тамара не знала. Это что же получается? Она давно под наблюдением мужа, а ничего не знает? Она даже поёжилась. Кивнула ему, мол, подошел бы, что ли. Он никогда так не делал. Всегда, как придет, сразу подходил.
Подошел. Тамара не может о себе сказать, что она наблюдательный человек. Не знает она за собой этого. Не задумывалась. А тут заметила. На дворе снег, а на Игоре не снежинки, снег давно растаял на одежде. Значит давно стоит.
– Игорёша, ты почему не подходил? Что-то случилось?
– А что могло случиться?
– Ты рано пришел. Придется подождать. У нас сегодня Татьяны нет, я немного задержусь, пока все сдадим, закроем.
– А почему Татьяны нет?
Тамара вышла из-за прилавка, обняла Игоря за шею и почти шепотом сказала:
– Муж у неё с моря пришел. Представляешь? Пришел за ней, забрал и увел домой. Счастливые, правда?
– Счастливее меня никого нет, понятно? У меня есть ты.
Игорь говорил такие чудесные слова, но почему-то не обнял её и даже руки из карманов не вытащил. И говорил серьёзно, как будто убеждал её.
– Игорёша, я это знаю. И ты у меня есть… Ладно, иди, жди.
И Тамара убежала за прилавок. Скоро магазин закрыли, и они вышли на улицу. Шли по заснеженным улицам, Тамара держала Игоря под руку, прижимаясь и изредка кладя голову на его плечо. Они всегда шли домой пешком, не пользовались общественным транспортом, потому, что квартиру они снимали почти в центре города. Снег перестал сыпать, облака ушли за сопки и над головой горожан заколыхались полотна северного сияния.
– Боже мой, Игорёша, посмотри, как красиво!
Игорь глянул вверх, и недовольно забурчал:
– Может ты, всё-таки, под ноги будешь смотреть? Я тебя не удержу, вон скользота какая!
– Игорь! Я первый раз это вижу. Давай остановимся.
