– Да, я буду говорить, а ты слушай… и запоминай. Теперь, пока мы еще все вместе и не начался Великий Исход, твоё дело слушать и запоминать. Слушать… и запоминать, – чуть улыбается.
Муж, названный Родан Великомудрый, начинает говорить и с каждым словом с лица его уходит улыбка, в глазах гаснут искры. Говорит медленно, не громко, останавливаясь, как будто давая собеседнику возможность запомнить не только сказанное, но и обратить внимание на интонации беседы. Он использует знания о внушении и убеждении.
– Мне очень хотелось побыть с тобой наедине. Ведь я последнее время не мог себе это позволить – уединиться. А здесь так хорошо, – он раскинул руки, будто хотел обнять весь окружающий мир, – итак, мне говорили, что в детстве ты был старательным слушателем Бесед. Ты посещал Школу Аполлона,… много преуспел в овладении своим телом и духом. Но меня больше интересует,… что ты запомнил из того, что говорил тебе во время последних ваших встреч Лан Хранитель?
– Мы говорили о многом, Отец. Но, я не помню, чтобы он просил, или требовал от меня что-то запомнить. Мы проводили время в беседах. О многом.
Теперь Родан Великомудрый неотрывно смотрел в глаза сыну, и видно было, что он старается увидеть в глазах его что-то, о чём тот не говорит ему.
– Продолжай. Я слушаю тебя внимательно. Итак, ты хочешь сказать, что не всё помнишь из того, что тебе говорил Лан?
– Нет, я не так хочу сказать. Я думаю, что если я постараюсь, то многое вспомню. Ты этого хочешь?
– Мне это не нужно. Я хочу убедиться, что ты с большой ответственностью отнесся к беседам с Ланом.
– Да, я знал, что он беседует со мной по твоему поручению. Этого от меня никто не скрывал. И я старался быть очень внимательным и выполнять всё, что он мне поручал.
– Теперь подробнее. Что он тебе поручал?
– Простые вещи. Были темы в разговоре, которые он советовал мне обсудить с Оляной. А иногда предлагал мне прийти к нему на беседы с ней. И мы втроем обсуждали разные темы.
– Значит он счел необходимым посвящение этой женщины… Это ведь мать твоих детей?
– Да.
– Они живут в твоем жилище?
– Да. Ты это не одобряешь?
– Дело уже не в моём одобрении, Орлин, – отец первый раз назвал его по имени, – тебе достаточно рядом одной женщины? Вы останетесь вместе?
– Когда она рядом, мне никто больше не нужен. Что будет дальше – мне не ведомо. Хотя, я чувствую, что поступаю правильно.
– Ещё совсем недавно такой ответ показался бы мне странным… и не убедительным., – тихо, для себя произнёс Родан, – но пришли новые времена, и,… и я уверен, что понимаю тебя.
Трудно сейчас сказать, как долго стояли на том утесе отец и сын, как много еще поведал Великомудрый своему последователю. Они стояли, иногда медленно ходили вдоль обрыва, иногда замолкали, задумываясь, сознавая важность беседы. И любовались красками моря. Задумавшись, глядя за далекий горизонт, будто разговаривая с самим собой, Родан продолжил:
– И еще я тебе скажу. Твердо верь своему предчувствию. С нынешнего времени и навсегда… Оно, твое предчувствие, будет тебе, и следующим за тобой людям, указателем правильного пути. Твоё предназначение, и предназначение следующих за тобой, будет – сохранение жизни. Сохранение знаний, и накопление новых знаний. Ты и твои потомки будут избранными хранителями жизни на летящей в безграничном пространстве живой матери, имя которой будет – Земля. Твои потомки будут жить среди грядущих поколений, как равные среди равных, ничем не отличаясь от них, ни лицом, ни телом. И только исключительную мудрость и тайные знания будут скрыто нести они в себе, передавая их из поколения в поколение. Это, скрытое в них, будет помогать им узнавать друг друга, держаться вместе, и вести за собой непосвященных собратьев.
Последние слова Родан Великомудрый произнёс торжественно и одновременно грустно, глядя прямо в глаза сыну. В небе над ними послышался трубный глас стаи лебедей. Оба, подняли вверх руки, как будто сами хотели взлететь. Но они только поприветствовали священных птиц, затем из под козырьков ладоней проводили взглядами уходящую в сторону моря стаю.
– Вожак всегда, с рождения, знает, куда надо держать путь. И стая верит ему и следует за ним, – произнёс Орлин.
Родан Великомудрый одобрительно кивнул, как бы заканчивая одну часть разговора. Помолчали. Глядя вдаль, он продолжил:
– Я невольно повторяюсь, но скажу, что за грядущей бедой, что произойдет за тремя морями, к нам, на нашу землю придет сезон холода. Такого холода, к которому наш народ не готов. Как только солнце станет покидать нас, придут холода, каких мы никогда не знали. Мы уйдем, и будем расселять людей там, где решат старейшины, на землях, где укажут им Боги. Но эту землю нельзя оставлять совсем. Это уже решено окончательно, – Родан поднял руки так, как будто вновь приветствовал стаю лебедей, – на тебя пал почетный выбор, сын мой – ты остаешься. Тебе придется привыкать к новой жизни и учить своих людей. Сколько с тобой остаётся мужчин и женщин, ты знаешь?
– Да. Семь мужчин и двадцать одна женщина по решению Совета. Остальные приняли такое решение самостоятельно. Сколько их, я ещё не знаю. Эти, последние с детьми.
– Они знают, что их ждёт?
– Да, я с некоторыми из них говорил.
– И никто не отказался от своего решения после разговора с тобой? Или ты не старался быть убедительным?
– Я старался быть правдивым, – глянул в глаза Родану.
– Хорошо. Мы с тобой говорили о беседах с Ланом Хранителем. Я уверен, что ты понял, что это была не только передача тебе нужных знаний по устройству новой жизни. Он передавал тебе то, что мы называем – Знания, – Родан поднял раскрытую ладонь и провел по ней пальцем другой руки, как будто записывал на ней тайные знаки. Ты мог этого не заметить, но твоя сущность уже приучена получать их.
Замолчал Родан Великомудрый, устремив взгляд в сверкающее золотыми огнями море. Молчал и Орлин, понимая, что самым важным сейчас является все, что скажет его отец. Наконец Родан повернулся к Орлину и улыбнулся.
– Ну, чтож, я подведу итог нашей беседе. Наш народ всегда жил легко и жизнерадостно. В этом нам помогали наши Боги. А связывали нас с Богами те Знания, о которых мы с тобой уже долго говорим. Ты это хорошо знаешь. Великий Исход должен разнести нас по всем Подсолнечным землям. От той, на которой мы с тобой стоим, до земель, куда долетал Солнцебог Аполлон. И тебе и всем нам в этом будут помогать Знания. Им мы будем учить избранных. А «избранные», подчиняя своей воле народы тех земель, среди которых они окажутся, будут направлять их жизненные устремления во благо их и по законам Богов. А Знания станут Тайными Знаниями, потому, что будут принадлежать избранным. Тебе предначертана самая тяжелая стезя – остаться там, где очень скоро будет только безжизненная ледяная пустыня. Но ты освоишь её. Ты выполнишь своё предназначение. Приходит время мне гордиться тобой, сын.
Родан Великомудрый положил свою правую руку на правое плечо сына и замер, глядя ему в глаза.
– Я вижу…, я вижу – ты выполнишь свое предназначение. Я вижу… вижу многочисленных наших потомков… многие горести и радости ждут их…
Орлин молча смотрел в глаза отцу. Он боялся пустым словом разрушить замок речи Родана Великомудрого.
Они уже шли по тропинке в сторону Капища, когда Родан, усмехнувшись, сказал:
– Я могу тебе сказать, как через многие тысячи Солнцестояний будут называть наш народ. Хочешь это знать?
Орлин остановился от неожиданности.
– Как?
– Гипербореи.
Странное слово на незнакомом языке.
– На незнакомом? – улыбнулся мыслям Орлина отец, – на этом языке будет говорить большая часть наших потомков.
Глава пятая. Сергей Корольков – потомственный рыбак
Уйти утром с парохода быстро, как планировал, Сергею Королькову, третьему штурману БМРТ «Муром» не удалось. Сначала сменщик, друг Витя подвёл, задержался. Потом капитан, рано пришедший на борт, задержал, разбирался с его, Серёгиными делами. Но у Сергея всё было в порядке, и разговор был не долгим. Но то, что капитан потребовал ускорить сдачу на корректуру карт, Сергей уловил. Его опыта хватило, чтобы понять к чему такая оперативность. Спрашивать об этом у кэпа не стал, знал его поморский замкнутый нрав. Надо будет – сам скажет. А так, глядишь, оценит молчаливое взаимопонимание. А что понял Сергей? Да что стоянка короткой будет. А какой рейс будет и куда, он, опытный третий штурман поймёт по тому, куда ему в корректуре, у капитана порта карты выдадут, в какой район промысла. Остальное понять не трудно. И по району промысла Сергей поймёт, на какой срок в рейс уйдут. В Баренцево море, например, больше чем на три месяца не ходят. На Лабрадор – не менее четырёх. А уж на Патогонию, к Южной Америке – это верных полгода. Вот такие расчёты, не сложные, но для знатоков. Долго это в тайне храниться не будет, не сегодня, так завтра все, всё будут знать. Такова жизнь портового города. Везде родственники, друзья, друзья друзей. Иной бич тебе расскажет, какие подъемы трески были в последние дни на Медвежьей банке, какой промысловик возвращается в порт сегодня, кто завтра. Так что Серёга ни мало не удивился бы, случись ему, подойдя к дому, услышать от идущей навстречу соседки: «что, Сергуня, слышала, что твой „Муром“ снова в теплые моря собрался?» А что? Всё может быть.
