«Как холодно. Молчит душа пустая…»
Как холодно. Молчит душа пустая,Над городом сегодня снег родился,Он быстро с неба прилетал и таялВсе было тихо. Мир остановился.
Зажгите свет, так рано потемнело,С домов исчезли яркие плакаты.Ночь на мосту, где, прячась в дыме беломВ снежки играли мокрые солдаты.
Блестит земля. Ползут нагие ветви,Бульвар покрыть холодною слюдою,В таинственном, немом великолепьиТемнеет небо полное водою.
Читали мы под снегом и дождемСвои стихи озлобленным прохожим.Усталый друг, смиряйся, подождем.Нам спать пора, мы ждать уже не можем.
Как холодно. Душа пощады просить.Смирись, усни. Пощады слабым нет.Молчит январь и каждый день уноситьПоследний жар души, последний свет.
Закрой глаза, пусть кто-нибудь играет,Ложись в пальто. Укутайся, молчи.Роняя снег в саду, ворона грает.Однообразный шум гудит в печи.
Испей вина, прочтем стихи друг другу,Забудем мир. Мне мир невыносим —Он только слабость, солнечная вьюгаВ сияньи роковом нездешних зим.
Огни горят, исчезли пешеходы.Века летят во мрак немых неволь.Все только вьюга золотой свободыЛучам зари приснившаяся боль.
Январь, 1932
«В кафе стучат шары. Над мокрой мостовою…»
В кафе стучат шары. Над мокрой мостовоюЕдва живое дерево блестит,Забудь свои миры, я остаюсь с ТобоюСпокойно слушать здесь, как дождь шумит.
Нет, молод я. Так сумрачно, так долгоВсе только слушать жизнь, грустить, гадать…Я жить хочу, бессмысленно и горько,Разбиться и исчезнуть, но не ждать.
Мне нравится над голыми горамиПотоков спор; средь молний и дождя,Средь странных слов свидание с орламиИ ангелов падение сюда.
Огонь луны в недопитом бокале,Расцвет в цветах, отгрохотавший бал,И состязанье лодок на канале,И шум толпы, и пушечный сигнал.
Над городом на проволоках медныхСвист кратких бурь, и долгий синий день,Паровика в горах гудок бесследный,И треск стрекоз ритмирующих лень.
На острове беспутная, смешнаяМатросов жизнь, уход морских солдат,Напев цепей, дорога жестянаяИ каторжной жары недвижный взгляд.
Не верю в свет, заботу ненавижу,Слез не хочу и памяти не жду,Паду к земле быстрее всех и ниже,Всех обниму отверженных в аду.
«Шары стучали на зеленом поле…»
Шары стучали на зеленом поле,На стеклах голубел вечерний свет,А я читал, опять лишившись воли,Журналы, что лежат за много лет.
Как мы измучены и хорошо бывает,Забыв дела, бессмысленно читатьИ слушать как в углу часы играют,Потом с пустою головой ложиться спать.
Зачем наполнил Ты пустое время,Часы идут, спешат ряды карет,По толстому стеклу ползут растенья,На листьях отражен вечерний свет.
Покинув жизнь, я возвратился в счастьеИграть и спать, судьбы не замечать —Так разлюбить бывает в нашей власти,Но мы не в силах снова жить начать.
1932
«Шумел в ногах холодный гравий сада…»
Шумел в ногах холодный гравий сада,На летней сцене паяцов играли,Кривясь лакеи, как виденья адаВ дверях игорной залы исчезали.
Там газ горел, и шар о шар стучалПронзительно из голубого гротаКричал паяц, но офицер скучалИ подведенный ангел ждал кого-то.
А над горами лето умирало,В лиловом дыме тихо птицы пелиИ подле рельс у самого вокзалаВ степи костры оранжево горели.
Сиял курзал. О, сколько вечеровЯ счастья ждал на городском бульваре,Под белой тканью солнечных шатровС извозчиком во тьме смеялись пары.
Визжали девушки, острили офицерыИ месяц желто возникал в пыли,Где сердце молодого АгасфераБоролось с притяжением земли.
Кружася и себя не узнаваяОно к девицам ластилось, как вор,Но, грязным платьем небо задевая,Смеялось время наглое в упор.
1932–1934
«В серый день лоснится мокрый город…»
В серый день лоснится мокрый город,Лошади дымятся на подъеме,Затихают наши разговоры,Рано меркнет свет в огромном доме.
В серый день темнеет разговор.Сердце мира полнится дождем,Ночь души спускается на двор,Все молчит и молится с трудом.
Ночь пришла и вспыхнул дальний газ,А потом опять огонь погас,Снег пошел и скоро перестал,Новый день декабрьский настал.
1931
«Прежде за снежной пургою…»
Прежде за снежной пургою,Там, где красное солнце молчитМне казалось, что жизнью другоюЯ смогу незаметно прожить.
Слушать дальнего снега рожденьеНад землей, в тишине белизныИ следить за снежинок паденьемНеподвижно сквозь воздух зимы.
Почему я склонился над миром,Позабыл о холодных царях?Или музыка мне изменила,Или сердце почуяло страх?
Нет, но ангелы — вечные детиНе поймут и не любят земли,Я теперь самый бедный на светеЗагорелый бродяга в пыли,
Славлю лист, золотеющий в полЗапах пота, сиянье волны,И глубокую в сумраке болиРадость жизни развеявшей сны,
Соглашение камня и неба,Крепость плоти, целующей свет,Вкус горячего, желтого хлеба,Голос грома и бездны ответ.
1932
«Был высокий огонь облаков…»
Был высокий огонь облаковОбращен к отраженью цветов.Шум реки убывал под мостом.Вечер встал за церковным крестом.
Лес в вечерней заре розовел.Там молчало сиянье веков.Тихо падало золото стрелВ золотую печаль родников.
Уж темнело. Над мраком рекиЧуть светились еще ледники.Гнили листья. Ползли пауки.Отражали огни родники.
Монастырь на высокой скалеПотухал в золотом хрустале,А внизу в придорожном селеДым, рождаясь, скользил по земле.
Только выше, где холод и снегИнок бедный, немой дровосекУ порога святых облаковБьет секирой в подножье веков.
Страшно в чаще. Он слаб, он устал.Притупилась горячая сталь.Ломит голову, сердце горит.Кто-то в ветках ему говорит:
«Гордый инок! Оставь свой топор,Будет тише таинственный бор.Кто несет свой огонь в высоту,Чтобы жить в этом новом скиту?
Возвратись, в подземелье сойди,Бедный старец там тихо живет,Спить в гробу с образком на груди,Он не ждет ничего впереди.
Пусть вверху у открытых воротТихо праздничный колокол бьет.Ночь прийдет. Ты молчи без конца,Спрятав руки в пыланье лица.
Говорить не пытайся — молчи,Слушай кроткое пламя свечи.Понимать не старайся — молись,Сам железною цепью свяжись.»
Ночь сходила. Лесной великанЗамолкал с головой в облаках.Все казалось погасшим во зле,Завернувшись, уснул на земле.
«За рекою огонь полыхает…»
За рекою огонь полыхает,Где-то в поле горит, не горит,Кто-то слушает ночь и вздыхает,Не сумевши судьбу покорить.
Кто там пасынок грустного светаРазмышляет в холодном огне,Не найдет он до утра ответа,Лишь утихнет в беспамятном сне.
Разгорится еще на мгновенье,Полыхнет и навыки погас —Так и сам неживым вдохновеньемЗагоришься тревожно на час.
И опять за широкой рекоюБудут звезды гореть на весуТочно ветка, что тронул рукоюЗапоздалый прохожий в лесу;
И с нее облетело сиянье.Все спокойно и тьма холодна.Ветка смотрится в ночь мирозданьяВ мировое молчанье без дна.
1931
