1931
«Лошади стучали по асфальту…»
Лошади стучали по асфальту,Шли дожди и падали до вечера.В маленькой квартире мы читали,В сумерках откладывали книги.
А потом готовили обедатьВ желтом, странном отблеске заката,В полутьме молились, спать ложились,Просыпались ночью говорить.
Поезда свистели у заставы,Газовые отблески молчали.Тихо в бездну звуки обрывались,Будущие годы открывались.
А потом в слезах мы засыпали,Падали в колодцы золотые,Может быть соединялись с Богом,Проходили миллионы лет.
Утро заставало нас в грядущем,Возвращаться было слишком поздно,Оставляя в небе наши души,Просыпались с мертвыми глазами.
Вновь казался странным и подземнымБелый мир, где снова дождик шел.Колокол звонил в тумане бледном,И совсем напротив садик цвел.
Il Neige Sur La Ville
Страшно в бездне. Снег идет над миромОт нездешней боли все молчит.Быстро, тайно к мирозданью ЛирыСолнце зимнее спешит.
Тишина сошла на снежный город,Фонари горят едва заметно.Где-то долгий паровозный голосНад пустыней мчится безответно.
Скрыться в снег. Спастись от грубых взглядов.Жизнь во мраке скоротать, в углу.Отдохнуть от ледяного адаСтрашных глаз, прикованных ко злу.
Там за домом городской заставы,Где сады на кладбище похожи,Улицы полны больных, усталых,Разодетых к празднику прохожих.
Снег идет. Закрыться одеялом,Рано лампу тусклую зажечь,Что-нибудь перечитать устало,Что-нибудь во тьме поесть и лечь.
Спать. Уснуть. Как страшно одиноким.Я не в силах. Отхожу во сны.Оставляю этот мир жестоким,Ярким, жадным, грубым, остальным.
Мы же здесь наплачемся, устанем,Отойдем ко сну, а там во снеМожет быть иное солнце встанет,Может быть иного солнца нет.
Друг, снесемте лампы в подземелье,Перед сном внизу поговорим.Там над нами страшное веселье,Мертвые огни, войска и Рим.
Мы ж, как хлеб под мерзлою землею,В полусне печали подождем,Ласточку, что черною стрелоюПролетит под проливным дождем.
1931
Снова в венке из воска
В казарме день встает. Меж голыми стенамиТруба поет фальшивя на снегу,Восходит солнца призрак за домами,А может быть я больше не могу.
Зачем вставать? Я думать не умею.Встречать друзей? О чем нам говорить?Среди теней поломанных скамеекЕще фонарь оставленный горит.
До вечера шары стучат в трактире,Смотрю на них, часы назад идут.Я не участвую, не существую в мире,Живу в кафе, как пьяницы живут.
Темнеет день, зажегся газ над сквером.Часы стоят. Не трогайте меня,Над лицеистом ищущим ВенеруТемнеет, голубея, призрак дня.
Я опоздал, я слышу кто-то где-тоМеня зовет, но победивши страх,Под фонарем вечернюю газетуДуша читает в мокрых башмаках.
1931–1934
«На подъеме блестит мостовая…»
На подъеме блестит мостовая,Пахнет дымом. Темно под мостомБледно палевый номер трамваяВыделяется в небе пустом.
Осень. Нищие спят у шлагбаума,Низкой фабрики дышит труба,С дымом белым, спокойным и плавнымОтдаляется мира судьба.
Все так ясно. Над речкой тифознойРыболов уплывает на месте,Затихающий шум паровозныйВозвращается к пыльным предместьям.
Солнце греет пустые вагоны,Между рельсами чахнут цветы,Небо шепчет: забудь о погоне,Ляг у насыпи низкой, в кусты.
Восхищающий низкие души,Скоро вечер взойдет к небесам,Отдаляйся. Молчи о грядущем,Стань лазурью и временем сам.
Так спокойно в безбрежную водуКлюч стекает холодной струей,Исчезает, уйдя на свободу,Обретает священный покой.
Все молчит. Высота зеленеет,Просыпаются ежась цари.И, как мертвые, яркие змеи,Загораясь, ползут фонари.
«Ты устал, отдохни…»
Ты устал, отдохни.Прочитай сновидений страницуИль в окно посмотри,Провожая на запад века.Над пустою дорогойПомедли в сияньи денницыИ уйди, улыбаясь, как тают в пруду облака,В синеве утонув,Над водою склоняются травы.Бесконечно глядясьНе увидят себя камыши.Подражая осоке безмолвной и горькой, мы правы —Кто нас может заметитьНа солнце всемирной души?Мы слишком малы.Мы слишком слабы.Птица упала.Не упасть не могла бы,Жить не смогла на весу.Поезд проходит в лесу…
1931
«В час, когда писать глаза устанут…»
В час, когда писать глаза устанутИ ни с кем нельзя поговорить,Там в саду над черными кустамиПоздно ночью млечный путь горит.
Полно, полно. Ничего не надо.Нечего за счастье упрекать,Лучше в темноте над черным садомТак молчать, скрываться и сиять.
Там внизу, привыкшие к отчаянью,Люди спят, от счастья и труда,Только нищий слушает молчаниеИ идет неведомо куда.
Одиноко на скамейке в паркеСмотрит ввысь, закованный зимой,Думая, там столько звезд, так яркоОсвещен ужасный жребий мой.
Вдруг забывши горе на мгновенье,Но опять вокруг голо, темноИ, прокляв свое стихотвореньеТы закроешь медленно окно.
1931
«Все спокойно раннею весною…»
Все спокойно раннею весною.Высоко вдали труба дымить.На мосту, над ручкою больноюПоезд убегающий шумит.
Пустыри молчат под солнцем бледнымОбогнув забор, трамвай уходит.В высоте, блестя мотором медным,В синеву аэроплан восходит.
Выйди в поле бедный горожанин.Посиди в кафе у низкой дачи.Насладись, как беглый каторжанин,Нищетой своей и неудачей.
Пусть над домом ласточки несутся.Слушай тишину, смежи ресницы.Значит только нищие спасутся.Значит только нищие и птицы.
Все как прежде. Чахнет воскресеньеСемафор качнулся на мосту.В бледно-сером сумраке весеннемСпит закат, поднявшись в чистоту.
Тише… скоро фонари зажгутся.Дождь пойдет на темные дома.И во тьме, где девушки смеются,Жалобно зазвонит синема.
Все как прежде. Над пожарной частьюВсходят звезды в саване веков.Спи душа, Тебе приснилось счастье,Страшно жить проснувшимся от снов.
«Опять в полях, туманясь бесконечно…»
Опять в полях, туманясь бесконечно,Коричневое море разлилось.Трава желтеет на холмах заречных,Как быстро в небе лето пронеслось.
Ползут высоко полосы белея.Там долго солнце белое молчит.Тоскуют птицы. Вечер ждет в аллее.Товарный поезд медленно стучит.
Молчит в закате белом все живое.Все томится, все щурится на свет,Спит, улыбаясь, небо голубоеСпокойным обещаньем слез и бед.
Над белой болью неба без возвратаСмолкает шум мучений городских,Несется пыль, темнеет страх закатаИ мелкий океан сосут пески.
1931–1934
«Слабый вереск на границе смерти…»
Слабый вереск на границе смерти.Все опять готовится цвести.С каждою весной нежнее сердцеИ уже не в силах мир снести.
Теплый дождь шумел весь вечер в лужахВ них звездами отразилась ночьВ них веками отразился ужасИ нельзя простить, нельзя помочь.
Ночь блестит. Огни горят в бараке.Может быть природе счастье лгать,Может быть, что счастье жить во мраке,Может быть, что счастье погибать.
Все мы знаем и уже не скроемОтчего так страшен звездный часПотому что именно весною,Именно весной не станет нас.
Ложь и правда здесь одно и тоже.Может быть, что правда это грех,Может быть, что тлен души дороже,Может быть, что все лишь звездный смех.
Тихой песней сердце успокойте,Пощадите розы на кусте,Притупите дух, огни укройте,Растопчите пепел в темноте.
«В зимний день все кажется далеким…»
