с целью подвоза продуктов в Петроград, вчера у столичных мелочных, пекарен и булочных при сильном морозе с раннего утра стояли длинные хвосты в очереди, с целью получения черного хлеба и булок. В некоторых хвостах стояло местами по 150–300 человек. Во многих лавках в центре столицы не хватило черного хлеба и не было булок. Несмотря на последние приказы, булки выпекаются разных размеров и сортов. В чайных и трактирах теперь в большинстве случаев нет в продаже булок, а где есть, то продают их много дороже, чем в булочных.
А. Н. Бенуа, 23 февраля
Начинает твориться что-то неладное! На Выборгской стороне произошли большие беспорядки из-за хлебных затруднений (надо только удивляться, что они до сих пор не происходили!). Граф Робьен видел из окон посольства, как толпа рабочих на Литейном мосту повалила вагон трамвая и стала строить баррикаду. Навстречу им поскакали жандармы, и произошла свалка. Разобрать дальнейшее было трудно.
Н. Ф. Финдейзен, 24 февраля
По словам моих барышень – свидетельниц – на Невском появилась еще покуда плохо сорганизованная толпа всякого сброда, в том числе и мальчишек. Шли – под охраной полиции – и жестикулировали, пытались (но неумело) запеть Марсельезу, по адресу проходившего на Николаевский вокзал войска что-то показывали – не то кулаки, не то приветствия.
С. С. Прокофьев, 24 февраля
Был яркий солнечный день, на Невском масса народа. <…> Проезжали кавалькады казаков, человек по десять, вооружённые пиками. Можно было ожидать, что начнётся стрельба. Но публика беспечно шла, и дамы, и дети, и старые генералы – все с удивлением рассматривали необычную для Невского картину. <…> Казаки, со своей стороны, очень мягко оттесняли их лошадьми. Иногда заезжали на тротуар и прогоняли чрезмерно столпившихся зевак. Публика тогда с криком разбегалась, стараясь прятаться под ворота и в магазины, я в том числе. Затем, по проезде казаков, все снова вылезали. <…> Я вернулся к Аничковому мосту. Тут казаки только что отогнали часть толпы на Фонтанку. Офицер, надрываясь, кричал, чтобы они подобру-поздорову расходились. В ответ раздавалось:
– Стыдно, казаки!
Какая-то девка визгливо орала:
– Ой, стыдно же, казаки!
В это время часть казаков повернула лошадей к ней, и она с необычайной стремительностью юркнула в толпу, убежав на другую сторону моста. Баба с тупым лицом, совершенно не понимая идеи момента, советовала «бить жидов». Какой-то рабочий очень интеллигентно объяснял ей об иных задачах движения, даром тратя перед дурой своё красноречие. Я прошёл по всему Невскому до Морской, причём толпы рабочих и оттеснявшие их казаки были уже всюду. Иногда идти можно было совершенно свободно, иногда же путь был заграждён толпою или казаками. Иной раз казаки скакали на толпу: в том месте толпа разбегалась, а публика спешила скрыться в подъезды и ворота. Я вышел в боковую улицу, взял извозчика и поехал домой. Впечатление было, что это огромная, но очень мирная демонстрация.
Л. Б. Мартынова, 24 февраля
Разгромили Филиппова, О`Гурмэ и многих других. Трамваи перестали ходить, первый забастовал 6-й номер, рабочие ворвались в вагоны, и их заперли, оставив внутри публику. Я сегодня с интересом пошла в гимназию. Мать одной девочки чуть не убили. Все, кто живет на Большом пр. Петроградской стороны не пришли. Одна Аля пришла, и когда она ехала, в трамвай ворвались рабочие и все с криком удрали из трамвая. <…>
Купцы бояться высунуть нос, так им и надо идиотам!
Мне сейчас надо идти на музыку через Средний пр., я страстно хочу увидать, как будут разгромлять. Счастливые, кто видел! Купцы прячут целые пуды хлеба, а рабочие голодают и потому громят. Так и надо противным купцам, небось теперь душа в пятки у них ушла. Наверно будут громить «О bon gout». Сейчас отправляюсь, хочу идти одна. Интересно!
Е. П. Мейендорф, 24 февраля
Воззвание Хабалова опасное – нынче сказать, мы не виноваты – берите где есть. Лозинский однако говорил, что у них прислуга так сегодня ничего и не достала. Вчера у нас бесконечный хвост. Путиловцы и Лепснер прекратили работу за недостатком угля. Публика стоит и глумится над афишей: где же этот хлеб?
«Киевская мысль», 25 февраля
В Петрограде.
(От нашего корреспондента).
На улицах Петрограда расклеено объявление генерала Хабалова:
«За последние дни отпуск муки в пекарни для выпечки хлеба в Петрограде производится в том же количестве, как и прежде. Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же в некоторых лавках хлеба не хватило, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас на сухари. Ржаная мука имеется в Петрограде в достаточном количестве. Подвоз этой муки идет непрерывно».
3. Н. Гиппиус, 25 февраля
Интересно, что правительство не проявляет явных признаков жизни. Где оно и кто, собственно, распоряжается – не понять. Это ново. Нет никакого прежнего Трепова – «патронов на толпу не жалеть». Премьер (я даже не сразу вспоминаю, кто у нас) точно умер у себя на квартире. Протопопов тоже адски пришипился. Кто-то, где-то, что-то будто приказывает. Хабалов? И не Хабалов. Душит чей-то гигантский труп. И только. Странное ощущение.
Дума – «заняла революционную позицию»… как вагон трамвая ее занимает, когда поставлен поперек рельс. Не более. У интеллигентов либерального толка вообще сейчас ни малейшей связи с движением. Не знаю, есть ли реальная и у других (сомневаюсь), но у либерало-оппозиционистов нет связи даже созерцательно-сочувственной. Они шипят: какие безумцы! Нужно с армией! Надо подождать! Теперь все для войны! Пораженцы!
Никто их не слышит.
С. П. Мельгунов, 25 февраля
Из окна увидели большую процессию человек 5000. Было 5–6 больших, крупных знамен. Я мог прочитать лишь одну надпись: революция и хлеба. Толпа шла к Знаменской площади. <…> Войска везде встречались криками «ура». Можно сказать, что шла подготовка войск. Толпа не разгонялась – словно правительство выжидало. На Выборгской стороне убили помощника пристава; на Петербургской разгромили несколько пекарен. По дороге к Адмиралтейству встретили драгун. Затем в 5 часов около Казанского собора говорили речи, толпу разгоняли выстрелами. Были раненые и убитые.
Так было повсюду в городе, но стреляли преимущественно холостыми выстрелами.
Н. А. Артоболевский, 25 февраля
Ко мне подошла молоденькая барышня в скунксовой шубке и нервно проговорила:
– «Я здесь, недалеко… На Жуковской… Шла сюда, было сравнительно тихо, а теперь толпа, солдаты. Боюсь одна».
– «Я вас провожу».
– «Ах, я вам
