Однажды спеша после трапезы в свой кабинет, я свернул было на лестницу, но жуткий грохот и звук бьющегося стекла заставили меня остановиться и найти источник шума.
Дальше по коридору, ведущему из Храма в дополнительные корпуса, я прошел почти бесшумно, а у очередного поворота успел услышать чужой разговор и замереть.
— Лилит! Я столько времени потратил на эти заготовки витражей, ну будь ты хоть немного милосердна!
— Ох, ну не плачь, сделаешь новые, а эти будут уроком тебе за то, что ты как шлюха вертишь задницей рядом с моим дедом.
— Я… я никогда подобного не делал!
— Да что ты говоришь, а то я не вижу, не ты ли как собачонка рядом с ним заискивающе в глаза смотришь и разве что хвостиком не виляешь?
— Ты прекрасно знаешь, что я себя так не веду! За что ты вообще меня так сильно возненавидела? Что я тебе сделал?
Вновь послышался хруст стекла, кажется, внучка прошлась по разбитым заготовкам.
— А с чего я тебя должна любить, если вместо того, чтобы приезжать к нам, Ньярл сидел тут с тобой в Кадате и смотрел, как ты на задних лапках перед ним танцуешь? Почему ты мне должен хоть сколь-нибудь нравится, если ты с моим дедом пол жизни тут провел, а я его видела лишь по праздникам?
— Но ты же должна понимать, что я в этом не виновен…
Голос Элея стал тише, сопротивляться гневу Лилит он больше не мог.
— Что тут происходит?
Я вышел из-за угла и, изобразив искреннее удивление, подошел к сидящему на полу помощнику, перед которым были рассыпаны цветные осколки, а чуть поодаль поднос для них. Внучка, стоящая чуть сбоку, будто бы не при чем, показала самое скорбное выражение лица.
— Элей поскользнулся и уничтожил плоды своей работы за последний месяц, теперь придется из кожи вон лезть, чтобы к зиме завершить окно.
— Элей, это правда?
Нахмурившись, я опустил взгляд на помощника. Тот молчал, то ли защищая Лилит, то ли не зная, как поступить. Не дождавшись ответа, я схватил его за кисть, потянув на себя и заставляя встать.
— Что ж, видимо работник из него не вышел, придется найти ему более достойное применение. Идем.
Лилит вздрогнула и с некоторым беспокойством посмотрела на Элея.
— Какое применение?
— На алтаре, жертв в этом месяце еще не было, и если витраж закончить мы не смогли, то хоть зима не будет жестокой.
Помощник побледнел, словно мертвец, и попытался открыть рот, но я магией заставил его замолчать. В округлившихся от ужаса глазах замерцали слёзы. Внучка, на мгновение тоже потеряв дар речи, заколебавшись, все же ринулась ко мне.
— Дедушка, может не нужно? Я уверена, все не так плохо.
— Как же это не плохо, если окно не будет закончено?
— Так он постарается и закончит.
— Правда? А вдруг он снова все испортит? Плохой работник выйдет себе дороже.
— Не испортит! Я прослежу!
— Обещаешь?
— Обещаю!
— Ну раз так, то иди и помоги ему все восстановить, думаю, это будет достаточно справедливо. Вдвоем вы в миг все исправите.
Лилит беспомощно открыла рот и тут же закрыла, не находя слов и смотря на меня так же изумленно, как и Элей. В коридоре повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом моего балахона. Отпустив помощника, я крепко обнял его за плечи.
— Прости меня, я знаю, это было нечестно.
— Г-господин…
— Клянусь, я больше так тебя не напугаю, но и ты не молчи, если к с тобой поступают несправедливо.
— Простите.
Элей облегченно выдохнул и все еще дрожа от шока, вцепился в ткань моей одежды, будто я все же мог отправить его на алтарь. Лилит опустила глаза в пол, поджав губы. Ее лицо отчаянно покраснело, то ли от злости, то ли от стыда.
— Когда ты вредишь кому-то из моих помощников, ты вредишь и мне Лилит, не забывай это.
— Извини.
Внучка виновато склонила голову и, сделав ко мне еще шаг, дождалась, пока и я ее обниму свободной рукой.
Ответственность за работу Элея несколько умерила пыл Лилит, заставив немного сблизиться с моим помощником, и сколь бы неожиданно это не было, она заинтересовалась его рассказами о Целестии и жизни там. Я знал, что некромант долго скитался меж городов в поисках пропитания, что его ненавидели почти в каждом из них, иногда используя как безвольного раба для работы в поле или на ферме за крохи еды. Заступившись за меня при встрече с разбойниками, Элей не пытался выжить, использовав остатки своих сил, давая мне сбежать, и только тогда я вспомнил о пророчестве собственной дочери: «Он без имени и судьбы на пути. Ему нужна будет помощь, но прежде всего он сам тебе поможет».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Некроманту действительно нужна была помощь, голод и болезни измучали его, почти убив, и я не стеснялся использовать все свои силы, чтобы спасти Элея, получив взамен всю его жизнь в свои руки.
Не представляя до этого момента истинное положение дел в светлом королевстве, Лили не обращала внимания на то, почему я вообще создал Сомну и собрал вокруг себя столько некромантов, и потому, узнав об этом больше, заставила поделиться своей историей и меня.
Мне пришлось рассказать и о пожаре, и о жизни во дворце, о детях, что забирали церкви Солара, и о многом другом, что я видел в своих путешествиях по светлому континенту. Все это кирпичик за кирпичиком ложилось на плечи моей внучки, и сколь бы сильно я не хотел отгородить ее от этого мира, в родных мне зеленых глазах я замечал новое разгорающееся пламя.
Последней каплей стал корабль из Санктума. Мои гончие хорошо постарались и из чужой столицы к нам добралось немало людей, и пускай не все из них владели темным даром, адаптировать и обучить правилам жизни в Сомне нужно было каждого. Предстояло крайне много работы, большая часть которой легла на жрецов Храма. Видя это, Лилит тоже вызвалась помочь.
Не могу сказать, жалел ли я об этом после. Моя внучка достойно показала себя за эту зиму, выручая новеньких и работая чуть ли не за троих, благодаря своей неумной энергии. Люди верили ей, прислушивались и охотно выполняли просьбы, постепенно сближаясь и делясь своими историями жизни. Не представляю, как много она успела услышать, но с концом холодного сезона, когда самое сложное осталось позади, Лилит замкнулась в себе, все реже приходя в Храм.
В конце концов я сам, как только появлялось время, стал приходить к ней в дом, проводя вечерние чаепития и с тревогой наблюдая за внучкой.
В легком хлопковом платье с обилием кружев она могла часами сидеть у окна, смотреть в сад и не увидеть ни единой травинки там. Рыжие кудри, рассыпанные по плечам, будто бы тускнели, а в глазах помимо робкого пламени читалась грусть.
— Лили, не мучай меня, расскажи, о чем ты так много думаешь. Хотя бы сегодня поделись со мной этой тайной.
— Я… мне сложно об этом рассказать, я знаю, что моя идея не осуществима, но я не могу перестать об этом мечтать.
Сидя за небольшим круглым столиком на кухне, внучка опустила голову, помешивая чай и наблюдая за трепетом чаинок на дне. Сахарница стояла перед ней на скатерти нетронутая, невольно напомнив мне, что столовая и музыкальная комната, созданные для большой компании и веселых вечеров, до сих пор не видели гостей.
— Мне удивительно представить то, что я не смог бы для тебя сделать. Ну же, Лили, даже Элеос начал переживать за тебя.
— Ох, уж он то счастливее всех от того, что я редко появляюсь в Храме.
— Лили…
— Дедушка я очень тебя люблю, я безумно тебе благодарна, но если ты узнаешь, что я задумала, то будешь очень-очень зол.
Вздохнув, я отставил от себя уже давно пустую чашку и, протянув руку, прикоснулся к ладони внучки.
— Если я пообещаю не злиться, ты расскажешь мне о своей идее?
— Наверно.
— Не заставляй меня умолять, Лили.
— Прости, дедушка. — легкий румянец коснулся щек внучки, чуть сливаясь с множеством веснушек, облюбовавших бледную кожу. — Да, я расскажу все, что задумала.
— Обещаю не сердиться на тебя.
Чуть прикусив губу, Лилит сжала мою ладонь и, вздохнув, набралась храбрости поднять голову и честно все озвучить.
