с 22 тысяч всадников до 13–14 тысяч. Следует добавить, что легкая кавалерия, приданная каждому армейскому корпусу, уменьшилась в еще бо́льших пропорциях и составляла теперь не более половины изначальной численности. Даже Императорская гвардия насчитывала теперь не более 27–28 тысяч человек вместо 37 тысяч, в основном из-за потерь молодых пехотинцев, особенно в дивизии Клапареда, сократившейся с 7 тысяч до 3. Поскольку по возвращении из Испании она состояла только из офицерских кадров, ее заполнили новобранцами-поляками, и многие из них поддались усталости или искушению вернуться домой. Единственным войском, никого не потерявшим, оставалась Старая гвардия.
Корпус Евгения, насчитывавший 80 тысяч человек при переходе через Неман, составлял теперь около 45 тысяч, при боевых потерях в 2 тысячи. Распространившаяся среди баварцев дизентерия уменьшила их численность с 27 до 13 тысяч человек. Их корпус стал почти бесполезным, и его оставили в Бешенковичах, потому что каждый день марша приносил новую тысячу заболевших. После баварцев больше всего от дизентерии страдали итальянцы, исключением не стала даже гвардия, состоявшая из отборных солдат. Лучше всего утомительные переходы и лишения переносили французские дивизии Бруссье и Дельзона. С апреля по июль они прошли от Вероны до Витебска, от Адриатики до истоков Двины, и потеряли 2 тысячи человек в боях под Островно и 3 тысячи человек от переутомления, что сократило их численность с 20 до 15 тысяч человек. Итальянская дивизия Пино сократилась с 11 до 5 тысяч человек. Корпус Даву уменьшился не так сильно, как остальные: если бы в его рядах не было голландцев, гамбуржцев, иллирийцев и испанцев, он сократился бы от силы на одну десятую общего состава. Но вследствие включения в состав корпуса иностранцев и бывших уклонявшихся от службы, Даву мог теперь выставить на линию только 52–53 тысячи солдат вместо 72 тысяч. Корпус Жерома понес следующие потери: поляки – с 30 до 22 тысяч; вестфальцы – с 18 до 10 тысяч; саксонцы – с 17 до 13 тысяч, кавалерия Латур-Мобура – с 10 до 6 тысяч.
Так, действующая армия, которая при переходе через Неман состояла из 400 тысяч солдат и почти 420 тысяч человек всех родов войск вместе с парками, насчитывала теперь не более 255 тысяч солдат, превосходных, несомненно, крепких, боеготовых, но, конечно, не слишком многочисленных для похода вглубь России. Правда, имелись еще 140 тысяч человек на второй линии между Неманом и Рейном и 50–60 тысяч больных в госпиталях Германии и Польши, и эти 200 тысяч могли доставить полезные подкрепления. Вместе с 60 тысячами солдат Макдональда и Удино на Двине и 20 тысячами солдат Ренье на Днепре, действующая армия могла выдвинуть 175 тысяч человек. Следует заметить, что ее ряды должны были вскоре пополнить 30 тысяч австрийцев Шварценберга, в настоящую минуту двигавшихся к Минску, а из 140 тысяч человек, расставленных между Неманом и Рейном, Наполеон мог привлечь 30 тысяч отличных солдат Виктора, подтянув их к своим тылам. Итак, он мог повести за собой на Москву или Санкт-Петербург примерно 175 тысяч солдат, хорошо защитив свои фланги. Несомненно, с такой массой сил еще можно было нанести решительные удары, но было жестоко после одного месяца кампании, не дав большого сражения, терпеть такие потери.
Причины необычайного сокращения численности мы уже указали. Последние марши обнаружили их еще более отчетливо. Итальянская армия с марта по июль проделала шестьсот лье, армия, двигавшаяся с Рейна, – пятьсот. Для перевозки боеприпасов и продовольствия собрали 150 тысяч лошадей, но половина их уже пала, не продержавшись на подножном корму, и значительную часть обозов пришлось бросить на дорогах. Лишения в соединении с продолжительностью маршей мешали множеству людей, даже добросовестных, поспевать за своими корпусами. Иностранцы самого различного происхождения с трудом находили общий язык друг с другом и с жителями стран, через которые проходили, превращая армию в Вавилон. Не чувствуя никакой склонности к службе с французами и находя в польских лесах надежное убежище, они исчезали мгновенно. Некоторые умирали в госпиталях, другие предавались разбою, большинство пробирались через Германию при активном содействии местных жителей и чаще всего возвращались домой. После иностранцев, больше всего дезертировали бывшие уклонявшиеся и новобранцы-французы, последние – из-за деморализации, первые – из склонности к бродяжничеству. Под знаменами оставались только старые солдаты или те, кого воинственный темперамент быстро приобщил к духу старых войск: они формировали 250 с лишним тысяч человек.
Конечно же, Наполеону лучше было взять с собой только 250 вместо 400 тысяч, ибо пришлось бы кормить только 250 тысяч и вдобавок страна не оказалась бы заполонена множеством дезертиров, пример которых мог стать заразительным. Добавлялись тысячи других досадных предлогов, чтобы покинуть ряды армии. Вечерние рейды за продовольствием, присмотр за обозами, заботы о следовавших за полками стадах, падеж лошадей, вынуждавший кавалеристов идти пешим ходом и мучительно тащиться за корпусами, пополняли унылый хвост, который обычно тянется следом за армией, постепенно удлиняясь, разлагаясь и становясь болезнетворным. Совокупность причин, способствовавших распаду, беспокоила Наполеона больше, чем сами материальные потери, ибо следовало опасаться, судя по происходившему, что оставшиеся у него 250 тысяч могут вскоре сократиться до двухсот, до ста и даже больше. В некоторые минуты Наполеон испытывал самые зловещие предчувствия на этот счет и, чтобы предотвратить опасность, принимал самые тщательные меры. Вот какие меры были приняты во время пребывания в Витебске.
Наполеону показалось мало элитной жандармерии, осуществлявшей обычно надзор за тылами армии и состоявшей из 300–400 всадников, несмотря на усиление ее летучими колоннами, и он приказал прислать из Парижа в штаб-квартиру всех, кто оставался в сборных пунктах гвардии. Он назначил Великой армии двух инспекторов (чего еще не делал и что свидетельствовало о плохом состоянии войск), назвав их помощниками начальника штаба от пехоты и от кавалерии и поручив им следить за состоянием войск, выправкой, численностью и нуждами. Инспекторы обязаны были проверять подлинную численность полков перед каждым боем и заниматься устройством небольших сборных пунктов для присоединения отставших. На эти должности Наполеон назначил графа Лобау (для пехоты) и графа Дюронеля (для кавалерии).
Другой, более основательной причиной остановки в Витебске было стремление Наполеона присоединить отставших, дождаться прибытия обозов, собрать новый резерв продовольствия и попытаться действительно повезти его следом за армией. Всё с тем же стремлением пробудить в солдатах чувство дисциплины, он решил проводить смотры войск на главной площади Витебска, которую расширил, приказав снести несколько перегораживавших ее деревянных домов. Наполеон провел смотры бригад Императорской гвардии и располагавшихся поблизости корпусов, лично проверяя выправку, вооружение и снаряжение солдат и обращаясь к ним с речами, призванными пробудить в сердцах самые благородные
