Проявлю это самое милосердие и дам ему последний шанс. Проваливай, говорю! – она помахала ручкой Михаилу. – Не зли.
28. Поднимите мне веки!
Запыхавшийся Михаил, остановился у поворота. Из–за угла раздавался злобный рев одного из уродов, которых Ковырялов называл «рабочими особями», крики и выстрелы.
На негнущихся ногах, крепко сжимая автомат, он попятился обратно. Кровь стучала в висках, а ощущение полнейшего бессилия и страх делал тело ватным. Вопли и грохот доносились со всех сторон. Стоило торопиться, пока не отрезали путь к выходу из комплекса.
Мысль осенила испуганный разум: нужно прорываться к автопарку. Взять броневик. Тем более, будто предчувствуя беду, он на днях сложил в один из них кое какие ценные предметы, и несколько ящиков с оружием со склада. Главное поскорее вырваться на поверхность, а там, под прикрытием брони ему будут не страшны ни твари, не безумные–облученные, ни гвардейцы.
Можно было выбраться быстрей и безопасней, через гермодверь в соседнем коридоре, ту самую что выходила в подвал больницы, но жадность поборола здравый смысл. Михаил направился, в обратную сторону, надеясь, незамеченным проскочить в автопарк.
– Михаил, – окликнул кто–то за спиной.
Вздрогнув, готовый выпустить порцию свинца в любого, кого заметит, резко развернувшись он увидел, как вдоль стены неуверенной походкой плелся взъерошенный, осунувшийся Ковырялов. Лицо профессора было бледным, перекошенным, глаза бешено вращались, а сам он то и дело оступался, хватался за шершавую стену.
– Что, прижало? – зло оскалился мастер. – Ноги унести хочешь? А хрен тебе, – показал он неприличный жест, – Оставайся тут со своей сучкой, и чтоб вы все провалились к бесу, твари!
– Что? – пытаясь собраться с мыслями и навести фокус, приближаясь растерянно прохрипел профессор, – Помоги, я не пойму, что происходит.
– А вот что, – процедил сквозь зубы Михаил ударив его прикладом в живот. Тот охнул, перегнулся пополам и осел у стены.
– Падаль, – выдавил корчась от боли Ковырялов.
– Что? – не поверил своим ушам мастер. Вместо того, чтобы спешить убраться, он шагнул навстречу, и замахнулся, целя прикладом в седую голову.
Вышибить мозг Ковырялову ему помешал мощный толчок в спину. Загремел–забряцал отлетевший автомат. Михаил перевернувшись в воздухе сильно приложился лицом о выщербленную плитку на полу. Из расквашенного носа хлынула горячая струя.
Разлеживаться было некогда, иначе как говаривал один мастер: «Упал–поднялся, не встал–скончался». Здоровенная, перепачканная кровью, босая нога, почти коснулась позвоночника, но Михаилу хватило сноровки, вовремя откатиться и вскочить на ноги.
Перед плавающим взором предстала забрызганная кровью гора мышц в лохмотьях. Видимо кто–то открыл изоляторы где находились не поддающиеся контролю, злобные и тупые «особи», что окончательно утратили разум после испытания экспериментальной сыворотки.
Разум то они утратили, но приобретенная взамен нечеловеческая сила, грозила быть примененной к утратившему способности и силы Михаилу. Он с трудом увернулся от одного кулака, второго, выхватил нож. Противник был грозен, туп, но неповоротлив, каждый замах немеряной силы уводил особь в сторону.
План мастера был прост и отточен до деталей на некрофагах: уклониться от когтей, обогнуть уведенное промахом грузное туловище, удар под коленный сустав, а после закончить все точным ударом клинка в основание черепа, где легче всего поразить обвитый тугими канатами мышц позвоночник. Но привести его в исполнение помешала угодившая в грудь увесистая пуля. Следом удар опрокинул застывшего в растерянности и не успевшего осознать, что это конец Михаила на пол.
Треск своей проломленной босой ногой особи грудной клетки бывший мастер уже не почувствовал. В тот момент его окутали холодные, липкие щупальца смерти и волокли в бесконечное ничто.
– Падаль, – хрипло повторил Ковырялов в адрес размазанного по плитке мастера, переводя ствол автомата на особь. Бугай в ответ сгорбился и зарычал. – Альфа, три, центурион, – как мог четко просипел слова кодировки профессор.
Монстр выпрямился, застыл, злость исчезла с изуродованной морды, на ней тут же появилось выражение тупого безразличия.
Вот и пригодились обнаруженные в комплексе сведенья о передовой методике нейролингвистического программирования, а проще «НЛП». Михаил не верил в эту методику называя ее бредом и потерей времени, а содержание агрессивных подопытных переводом харчей. Но вот утративший авторитет, и подозревающий, что ненасытность мастера, в скором времени грозит потерей собственных способностей, управления над комплексом, а то и жизни вовсе профессор под видом опытов успел подстраховаться.
Самые тупые и агрессивные из особей, оказались самыми внушаемыми и каждый был запрограммирован на убийство Михаила. В случае чего, Ковырялову, который обосновался в пультовой, стоило только нажать кнопку подавителя, чтобы заблокировать способности мастера, открыть изоляторы и наблюдать трансляцию того, как дюжина злобных громил пройдут ураганом по комплексу в поисках зарвавшегося начальника охраны.
Ковырялов опустил автомат. Шум боя удалялся в глубь комплекса. Комплекс потерян, это факт. Потеряно все.
Он потер живот и попытался разогнуться. Внутри разливалась жгучая боль, что–то конвульсивно вздрагивало, мешая нормально вдохнуть. Ушиб брюшной полости – это далеко не шутка. Внутреннее кровотечение, разрыв печени, селезенки или желчного пузыря, перитонит и еще много неприятных сюрпризов мог принести удар такой силы.
Но вот постояв, отдышавшись, профессору показалось, что не все так плохо. Не все еще потеряно. К черту комплекс. Его богатство – это отличная память, и те новые, бесценные знания которые в ней остались. Главное унести это богатство как можно скорей и как можно дальше от Насти, комплекса и этого проклятого города.
Не раз он убеждал себя, что женщины – это единственная причина всех бед человечества. Войны, революции, предательства, так или иначе все из–за и ради них проклятых. Это он твердил себе после каждого поражения на любовном фронте, но стоило появиться в поле зрения очередной смазливой мордашке, и профессор бессовестно предавал свои убеждения.
«Раз думаю о бабах, – усмехнулся себе Ковырялов, – значит пришел в норму. А раз пришел в норму пора действовать. Кстати, – взглянул он на утопающий в кровавой луже, смятый труп Михаила, – Куда это так торопился наш друг? Не к своему ли броневичку, с которым так возился?»
– За мной! – скомандовал окрепшим голосом профессор и пошатываясь направился к автопарку.
Пройдя в сопровождении особи два коридора, Ковырялов наконец, доковылял до заветной двери. Как он и предполагал она была заперта. Никто из бойцов Михаила, даже и не подумал воспользоваться этим выходом, а может просто не успел. Ржавый, стальной блин был последним препятствием на пути к бегству, которое отказалось поддаваться ослабшему ученому. Ручка–колесо не вращалась хоть убей. Он подергал ее поскрипел в попытке провернуть, но тщетно.
Шумное сопение смирно стоящего и тупо смотрящего на происходящее подопытного стало злить. Ковырялов обернулся, дабы излить свое негодование, но вместо
