Причину я объясню в другой раз.
Толпа заволновалась. Люди переглядывались, потом начали шепотом переговариваться. Зазвучало много сомневающихся голосов.
– Ты должна что-то объяснить нам! Назови причину! – выкрикнул кто-то
– Это нужно из-за… – Люинь не могла понять, кто задал ей вопрос. – Из-за истории.
– Что ты имеешь в виду?
– Объясню в другой раз.
Она видела, что толпа волнуется и сомневается. Она поднялась на пару ступеней выше и проговорила громче, умоляюще:
– Пожалуйста! Прошу вас, послушайтесь меня! Обещаю: я всё объясню потом. Но сейчас нам нужно разойтись по домам. Прошу вас, пойдемте домой.
На последних словах в ее голосе появилось отчаяние. Она ждала. Ее сердце пронзала боль прерванного спектакля. Драма достигла апогея, а она, как билетерша, решившая всем испортить радость, взяла да и выключила свет в зале. Иллюзия распалась. Сцена вместо места, где совершались героические подвиги, превратилась в разрисованную стену. Завораживающие эмоции умолкли в середине фразы. И все, кто был на площади, осуждали ее.
Она видела в их взглядах осуждение и знала, как этим людям не хочется сдаваться и отказываться от своих разбушевавшихся страстей. Но у нее не было иного выбора – она должна была хранить верность своей совести. Она не могла вести этих людей вперед, когда сама не верила в правоту их дела, поэтому и была вынуждена их разочаровать. Она ждала их реакции, и они ждали своей реакции. Безмолвие над площадью было подобно морю.
Стоя на верхней ступени лестницы, Люинь подняла руки вверх, опустила и прижала к губам. Хитон и древнеримские колонны рядом с ней придавали ей облик античной жрицы-весталки. Она чувствовала, что она сама и ее голос всё больше отдаляются друг от друга. Ее голос стал подобен мыльным пузырям в свете солнца.
И всё же ее слова возымели действие. Она увидела, что мало-помалу толпа на площади пришла в движение. Молодые люди забирали свои вещи и удалялись к краям, уходили по одному и парами. Люинь оставалась на лестнице. Она молчала, а шум на площади постепенно стихал, и солнце садилось, и наконец наступила тишина.
Люинь очень устала, и ей самой очень хотелось домой. Рейни спросил ее, не хочет ли она войти в Зал Совета и послушать дебаты. Люинь покачала головой и предложила Сорину и Чанье пойти туда. А ей хотелось одного: поскорее лечь и превратить в сон всё то, что она сегодня узнала и пережила.
* * *
Придя домой, Люинь по привычке проверила почту. Она не ждала никаких сообщений. А письмо пришло, и это мгновенно прогнало сонливость.
Письмо было с Земли.
Люинь!
Я очень рад весточке от тебя. Мой проект продвигается не слишком хорошо, и настроение у меня неважное, но твое письмо стало для меня лучиком света. Как ты поживаешь?
Я натыкаюсь на такое число стен, что иногда хочется опустить руки и сдаться. Жизнь на Земле так непохожа на жизнь на Марсе, и груз истории давит так сильно, что очень трудно двигаться к переменам.
В отличие от времен Французской Революции, сейчас успешно осуществить революцию гораздо сложнее. Объединенность всех стран, как это ни парадоксально, делает почти невозможным перемены в образе жизни каждого человека за счет создания концентрации изменений в одном месте.
Всякий раз, когда я пытаюсь донести до других представителей мира искусства идею центрального архива, меня подозревают в участии в каком-то заговоре с целью контроля над этими людьми. Власти мой план не принимают, потому что в случае его осуществления ВНП, связанный с переводами денег через Интернет, снизится на несколько миллиардов. Еще меньше в этой идее заинтересован бизнес, поскольку пострадают прибыли.
Наверное, я должен был всё это предвидеть. Но как же трудно поверить, что плану, призванному содействовать свободному распространению искусства и идей для всего человечества, будет оказано такое, почти всеобщее сопротивление.
К счастью, только что я узнал кое-что новое насчет ревизионистов. Со времени нашего возвращения на Землю прошел почти месяц. На следующий день после прилета Теон принялся за разработку проекта нового тематического парка. Но он не стал наводнять Сеть рекламой, а предпочел сыграть на интересе, вызванном новостями о пребывании делегации землян на Марсе. Короче, Теон стал публиковать завлекательные видеозаписи из Марс-Сити. Идея Марс-Сити как оазиса в пустыне очень приглянулась зрителям, и теперь у всех радикальных поборников защиты окружающей среды и ревизионистов появилось множество новых предметов для поклонения: дома из стекла, пышные романтические сады, слияние человека с окружающей средой. Они ведут дискуссии, что-то горячо восхваляют, ищут информацию, публикуют статьи… Когда они узнали, что на Землю доставлена технология строительства марсианских жилищ, интерес к этому хлынул через край. Эти люди видят во внезапном влечении ко всему марсианскому потенциал для нового движения и собираются посещать новый тематический парк толпами, хотя его строительство еще даже не началось. Они призывают и других людей присоединяться к ним в Сети, но пока что они просто не в курсе, кто стоит за идеей создания этого тематического парка. Теон невероятно доволен такой реакцией. Он подумывает о том, чтобы наделить новый тематический парк идеей натурализма – поскольку это привлечет больше посетителей.
На Земле сейчас такое множество самых разных движений, что порой мне трудно определить, какая у каждого из них цель. Но потом я осознаю, что я – всего-навсего еще один голос в этом шуме и гаме. Возможно, Марсу повезло больше. Те, кто идет более простой и чистой дорогой, всегда счастливее.
Напиши мне больше о том, что сейчас происходит на Марсе.
Твой друг,
Эко.
Люинь дважды перечитала письмо, подошла к окну и села на подоконник. Подтянув колени повыше, она обхватила их руками и стала смотреть на закат. Началась пыльная буря, на горизонте золото смешалось с чернотой. Солнце было почти невидимо за заполненным песком воздухом. Мрачное зрелище.
Люинь чувствовала себя изможденной, усталой от человеческой суеты. Она не понимала, есть ли у этой суеты конец и где он. Неужели одной группе людей суждено всегда останавливаться там, откуда другой группе суждено начинать? Ей никуда не хотелось идти. Она только надеялась, что сумеет ясно увидеть, как и почему всё происходит. А пока ее словно бы подхватили и швыряли из стороны в сторону ветры судьбы, и теперь ей хотелось, чтобы эти ветры оставили ее в покое, чтобы она сохранила неподвижность и наблюдала. Она была готова стать скиталицей, но теперь она и этого не хотела. Одного она желала – неподвижно сидеть до конца света.
Она вспомнила
