Как и писал Гудиер, битва при Амьене действительно означала поворот событий. Ему со своими однополчанами-канадцами удалось продвинуться с боями на 10 километров, захватить 12 деревень, 5000 военнопленных и 161 пушку. В наступлении на Жантель Гудиер «в самом начале боя» обнаружил, что остался единственным офицером в роте, кто еще не был ранен. «У меня было восемь пулеметов и более сотни лучших в мире солдат. Я дал приказ всем пулеметам открыть огонь… Через десять минут у нас уже было превосходство в огневой мощи… Я решил, что настал момент для атаки, скомандовал, и парни ринулись вперед со штыками наперевес… Я никого не щадил. Только когда они переставали сопротивляться, у меня не хватало духа продолжать убивать их».
Успех в этот день сопутствовал и австралийским войскам. Они освободили 7 деревень, захватили почти 8000 пленных и 173 пушки. У железнодорожного узла в Базоше на реке Вель американские военные инженеры под интенсивным пулеметным огнем противника сделали мост из трех связанных стволов деревьев, по которому американские войска переправились через речку глубиной полтора метра, заваленную колючей проволокой. «Мы достигли предела своих возможностей, – сказал кайзер Людендорфу в этот день. – Войну надо заканчивать». Однако, по мнению кайзера, война должна быть закончена в тот момент, когда Германия добьется прогресса на поле боя, чтобы иметь возможность сохранить хотя бы минимум целей, ради которых она начиналась.
9 августа Людендорф сказал одному из своих коллег: «Мы больше не в состоянии победить в этой войне, но мы не должны ее проиграть». В этот день итальянский летчик Габриеле Д’Аннунцио, совершив рискованный полет протяженностью в 1000 километров, полчаса кружил над Веной, разбрасывая 200 000 листовок с призывом к гражданам столицы избавиться от «прусского рабства». 9 августа британское правительство признало Чехословацкий национальный совет «ныне действующим представителем будущего чехословацкого парламента». Британия первой из стран-союзниц предприняла этот шаг, тем самым вызвав брожение умов во всей Габсбургской империи [253].
10 августа, на третий день наступления на Западном фронте, в плен сдалось 24 000 немецких солдат. Британские пилоты и летчики-наблюдатели недавно сформированной эскадрильи авиационной поддержки армии летали далеко за линию фронта и сообщали о состоянии немецкой обороны и передвижении подкреплений. Один из самолетов, пилотируемый капитаном Фредериком Уэстом с летчиком-наблюдателем Алеком Хеслемом, был атакован семеркой немецких истребителей. Уэст был ранен в ногу тремя разрывными пулями. Почти оторванная, нога упала на рычаги управления. Уэст отодвинул ее и, несмотря на непрерывный огонь немецких истребителей, сумел вернуть машину на базу. На следующий день он лаконично доложил своему командиру: «Сэр, вчера в 11:45 в неравном бою был подбит. Мне оторвало ногу, но сел благополучно. Один гунн гнался за мной до высоты восемь метров. Хеслем ранен в лодыжку. Я лишился левой ноги. Прооперирован. Удачи всем».
Уэст был удостоен Креста Виктории. Спустя шестьдесят лет он рассказывал: «Я был молод, силен и здоров, и мне повезло. Мне ампутировали левую ногу в какой-то церкви, в полевых условиях. Думали, я не выживу» [254].
В этот же день, 10 августа, на передовую выдвинулись семь свежих немецких дивизий. Кто-то из группы пьяных солдат крикнул новоприбывшим: «Что вам надо, продолжатели войны?» Как долго еще продлится война, никто не мог сказать. 10 августа Черчилль сообщил Ллойд Джорджу, что для танкового корпуса, который он собирался укомплектовать техникой к июню 1919 г., потребуется еще 100 000 человек. На следующий день Гинденбург и Людендорф сообщили новому начальнику штаба флота адмиралу Шееру, что войну могут выиграть только немецкие подводные лодки. «Надежды на наступление больше нет, – сказал Людендорф своему штабу 12 августа. – Генералы потеряли почву под ногами». 14 августа, на совещании Германского коронного совета в Спа он рекомендовал немедленно начать мирные переговоры. Того же мнения придерживался король-император Карл, чей старший военный советник предупредил кайзера, что Австро-Венгрия «сможет продолжать воевать только до декабря».
Пессимизм Людендорфа, выраженный в Спа, разделял и один из его авторитетнейших командующих, кронпринц Рупрехт Баварский, который 15 августа написал из Фландрии принцу Максимилиану Баденскому: «Наше военное положение ухудшается с такой скоростью, что я больше не верю, что мы продержимся зиму; вполне вероятно, что катастрофа произойдет раньше». Больше всего его беспокоил главный актив союзников: «Американцы множатся так, как нам и не снилось, – написал он. – В настоящее время во Франции у них уже тридцать одна дивизия».
Немецкое высшее военное командование опасалось, что Германия еще до конца года может потерпеть поражение. Тем не менее в Лондоне пессимизм относительно исхода сражений в 1918 и даже в 1919 г. вынудил Ллойд Джорджа подготовить 16 августа для премьер-министров доминионов меморандум со своими соображениями относительно того, чтобы отложить решающее наступление на Западном фронте до 1920 г. Донести свои мысли до доминионов (как он делал это раньше, в самом конце июля) ему помешали коллеги, опасавшиеся, что подобное отношение может привести к всеобщему расслаблению и снижению активности боевых действий весной 1919 г.
Союзники строили на 1919 г. все более серьезные планы. 14 и 15 августа в Париже состоялось заседание только что созданного межгосударственного Совета по вооружениям. Старшим американским представителем в Совете был Эдвард Стетиниус, главный агент по закупкам для правительств союзников в Соединенных Штатах, представлявший Военное министерство. Он согласился с тем, что в 1919 г. американская армия будет использовать британское и французское оружие, и заявил, что способствует увеличению числа трансатлантических конвоев по переброске войск в Европу, чтобы максимально использовать возросшие англо-французские мощности по производству вооружений. Во Франции, в Шатору, уже построили завод по производству танков, которые должны были поступить на вооружение в американские, британские и французские части в 1919 г.
Летом полным ходом осуществлялись и иные планы. «Метерлинк говорит, что будущее за богом пчел, – написал Черчилль, представлявший Британию на межгосударственном Совете по вооружениям. – В Министерстве вооружений мы все были пчелами ада и заполняли наши ульи квинтэссенцией убийства. Я поражаюсь, когда теперь читаю про дьявольские схемы массового убийства людей с помощью техники или химии, которым мы отдаемся с такой страстью». В 1918 г. немцы обладали «гораздо большими запасами раздражающего горчичного газа, но наше производство ежедневно росло. И, хотя количество случайно травмированных на этих заводах каждые три месяца превышало 100 % всего числа работников, от добровольцев отбою не было».
16 августа, через восемь дней после того, как французы высадились во Владивостоке, к ним присоединились американцы. На следующий день британские войска, выдвинувшись из Персии на север, заняли город Баку на Каспийском море. Тем самым британцы бросили вызов и немцам, и большевикам в Закавказье. «Если Антанта восстановит монархию в России, – записал 22 августа в дневнике генерал Хоффман, – Россия будет для нас закрыта». Через пять дней произошло невероятное: Германия уговорила большевистскую Россию подписать дополнительные мирные соглашения, по которым большевики обещали начать боевые действия против войск Антанты на севере России. Преследуя свои национальные интересы, Ленин и кайзер действовали заодно, как и Сталин с Гитлером через двадцать один год, с точностью до одного дня. По условиям договора от 25 августа 1918 г. Германия получала в свое полное распоряжение все корабли и береговые сооружения Красного флота на Черном море.
Если бы Баку вновь оказался в руках большевиков, Россия стала бы поставлять в Германию треть всего своего производства нефти. За это Германия обещала не дать Финляндии напасть на Россию. В начале сентября антибольшевистское правительство Украины подписало экономическое соглашение с Германией.
Выход России из войны, который дал Германии последний шанс поддержать свою военную экономику, также послужил источником вдохновения для тех европейцев, которые надеялись, что пролетариат всех воюющих стран в знак протеста сложит оружие. Но в Англии пацифисты типа Клиффорда Аллена, многие из которых получили тюремные сроки за отказ служить в армии, стали признавать, что разумные призывы к миру имеют свои границы. В августе Аллен был в Эдинбурге. Однажды поздно вечером он возвращался домой на трамвае. «Общее настроение в трамвае – легкое опьянение, – записал он в дневнике, – безудержное веселье и великая ненависть к немцам. С какой публикой нам, пацифистам, приходится иметь дело! Воинственный дух все больше напоминает настроение зрителей футбольных матчей с их безграничной ненавистью».
