хотел, чтобы они собрались здесь, и его желание исполнилось. Ну и что же ему с ними делать? Внезапно Пуаро почувствовал усталость, ему не хотелось продолжать расследование. Интересно, в чем причина? Не было ли это влиянием Элен Эбернети? Ощущавшееся в ней пассивное сопротивление неожиданно стало усиливаться. Неужели спокойная и вежливая Элен умудрилась заразить его этим чувством? Он знал, что она избегала копаться в подробностях смерти Ричарда. Ей хотелось предать все забвению. Пуаро это не удивляло. Чему он удивлялся, так это собственному стремлению согласиться с ней.
Пуаро понимал, что отчет мистера Энтуисла о членах семьи не оставлял желать лучшего. Он описал их подробно и проницательно. Пуаро хотел проверить, совпадет ли его оценка с оценкой старого адвоката. Ему казалось, что при встрече с этими людьми его осенит проницательная идея — не о том, как и когда (над этими вопросами он не намеревался ломать голову — убийство было возможным, и это все, что ему нужно знать), а насчет того, кто. Ибо Эркюль Пуаро обладал немалым жизненным опытом и верил, что, подобно человеку, который, имея дело с живописью, может распознать художника, ему удастся различить определенный тип преступника-любителя, который в случае необходимости может пойти на убийство.
Но это оказалось не так легко.
Беда в том, что он мог представить почти каждого из присутствующих в роли потенциального убийцы. Джордж мог бы убить, как это делает загнанная в угол крыса. Сьюзен — спокойно и деловито, согласно намеченному плану. Грегори — потому что он принадлежит к тем странным типам, которые буквально жаждут понести наказание. Майкл — так как он честолюбив и обладает свойственным убийцам тщеславием. Розамунд — потому что ее кругозор казался пугающе примитивным. Мод — так как мать может быть безжалостной, если речь идет о счастье ее ребенка, а к Тимоти она относилась как к ребенку. Даже мисс Гилкрист была способна замыслить и осуществить убийство, если бы это могло вернуть ей «Иву» во всем блеске былой респектабельности.
А Элен? Пуаро не мог вообразить Элен совершающей убийство. Она была слишком цивилизованна — слишком далека от насилия. К тому же Элен и ее муж, несомненно, любили Ричарда Эбернети.
Пуаро потихоньку вздохнул. До правды не удастся добраться одним прыжком. Ему придется прибегнуть к более медленным и в то же время более надежным методам. Понадобится много разговоров, так как люди, как правило, рано или поздно выдают себя, независимо от того, говорят они правду или лгут…
Элен представила Пуаро, и ему пришлось преодолевать неизбежную досаду, вызванную присутствием незнакомого иностранца на семейном сборище. Он вовсю использовал глаза и уши, наблюдая и слушая — на виду у всех и у закрытых дверей, подмечая симпатии и антипатии, неосторожные слова, часто произносимые при разделе имущества, ловко устраивая беседы наедине, прогулки по террасе и делая про себя выводы. Пуаро говорил с мисс Гилкрист о былой славе ее чайной, о правильном приготовлении бриошей и шоколадных эклеров, посещал с ней огород, обсуждая использование трав в кулинарии. Он провел долгие полчаса, слушая разглагольствования Тимоти о его здоровье и о пагубном воздействии на него краски.
Краска? Пуаро нахмурился. Кто-то еще говорил о краске… Мистер Энтуисл?
Было немало разговоров о живописи — о Пьере Ланскене как художнике, о картинах Коры, восхищавших мисс Гилкрист и с презрением отвергаемых Сьюзен. «Они похожи на почтовые открытки, — говорила она. — Тетя Кора наверняка срисовывала их с открыток».
Это замечание расстроило мисс Гилкрист, которая резко заявила, что «дорогая мисс Ланскене всегда писала с натуры».
— Уверена, что тетя попросту врала, — сказала Сьюзен Пуаро, когда мисс Гилкрист вышла из комнаты. — Фактически я это знаю, хотя не стала сообщать об этом и еще сильнее огорчать бедную старушку.
— А откуда вы знаете?
Пуаро наблюдал за твердыми, волевыми очертаниями подбородка Сьюзен.
«Она всегда уверена в себе, — подумал он. — Возможно, когда-нибудь она окажется чересчур уверенной…»
— Я расскажу вам, — ответила Сьюзен, — только не передавайте это мисс Гилкрист. На одном из пейзажей Полфлексана изображены бухта, маяк и причал — все, что обычно рисуют с натуры любители. Но причал был взорван во время войны, а так как этюд тети Коры был сделан пару лет назад, его никак не могли рисовать с натуры, не так ли? А вот на открытках причал изображен по-прежнему. Одна из таких открыток была в тетиной спальне. Очевидно, тетя Кора сделала грубый набросок в Полфлексане и тайком закончила работу дома, пользуясь открыткой. Забавно, как иногда люди себя выдают!
— В самом деле забавно. — Воспользовавшись удобным случаем, Пуаро продолжил: — Вы не помните меня, мадам, зато я вас помню. Я вижу вас не впервые.
Сьюзен уставилась на него, и он энергично кивнул:
— Да-да, это так. Я сидел в автомобиле, закутанный шарфами, и увидел вас из окошка. Вы говорили с механиком в гараже. На меня вы не обратили внимания — подумаешь, какой-то закутанный иностранец, сидящий в машине. Но я вас заметил, так как вы молоды, хороши собой и стояли на солнце. Поэтому, приехав сюда, я подумал: «Tiens![1420] Какое совпадение!»
— В гараже? Где? Когда это было?
— О, совсем недавно — не более недели тому назад. Вот только не могу припомнить где, — солгал Пуаро, который отлично помнил гараж в «Королевском гербе». — Я много разъезжаю по этой стране.
— В поисках подходящего дома для ваших беженцев?
— Да. Слишком многое приходится учитывать — цену, местонахождение, возможность переделок.
— Очевидно, вам понадобится много здесь перестроить. Установить эти ужасные перегородки…
— В спальнях — безусловно. Но большую часть комнат на первом этаже мы не станем трогать. — Пуаро сделал небольшую паузу. — Вас печалит, мадам, что старая семейная усадьба перейдет к иностранцам?
— Конечно нет. — Казалось, вопрос позабавил Сьюзен. — По-моему, это отличная идея. В таком доме, как он выглядит сейчас, никто не смог бы жить. И у меня нет к нему сентиментального отношения. Я не могу назвать его своим домом. Мои родители жили в Лондоне, а сюда только иногда приезжали на Рождество. Честно говоря, дом всегда казался мне ужасным — каким-то непристойным храмом во славу богатства.
— Алтари теперь иные — со встроенной мебелью, скрытым освещением и дорогой простотой. Но богатство все еще имеет свои храмы, мадам. Насколько я понимаю, — надеюсь, вы не сочтете меня нескромным, — вы сами планируете нечто подобное? Не жалея расходов — все de luxe.[1421]
Сьюзен рассмеялась:
— Ну, это едва ли храм — всего лишь предприятие.
— Возможно — название не имеет значения… Ведь это
