сечевикам, что Кочубей, как уверял Петрик, ему покровительствует.
Но Запорожье издавна отличалось непостоянством: легко и
нежданно могла взять верх противная партия, которая уже на раде
соглашалась выдать Петрика. Притом Петрик в своих видах не
мог опираться на содействие одних запорожцев, приходилось
искать еще какой-нибудь иноземной помощи. Петрик недолго
оставался в Сече и в том же 1692 году после Юрьева дня ушел вместе
с запорожцем Василием Бузским в Кизикермень1, ни у кого не
спрашиваясь, хотя кошевой атаман и знал, куда он уходит. За
Петриком последовало сечевиков человек шестьдесят, которых он
1 Ныне Берислав, заштатный город Херсонской губ.
456
успел уже настроить. Кроме их, в Сече было довольно так
называемой <сиромы> (оборвышей), готовой пристать к Петрику, как только он появится с каким-нибудь признаком успеха, потому
что эту <сирому> очень соблазняла возможность пограбить арен-
дарей и богатых панов <кармазинников>.
В Кизикермене Петрик разглашал, будто послан Кочубеем, генеральным писарем, который, будучи враг Мазепе, хочет свергнуть
его с гетманства и сам стать гетманом. Через три дня после побега
Петрика из Сечи явился туда козак с письмом Петрика к кошевому
атаману и ко всей запорожской братии: Петрик благодарил за хлеб
за соль, извещал, что идет немедленно поднимать орду на Москов-
” ское государство и скоро прибудет со вспомогательными
татарскими силами за тем, чтобы начать дело освобождения Украины.
Петрик перешел в Крым. Сперва Петрик заметил у татарских
мурз мало охоты подавать помощь запорожцам. Только несколько
мурз показали к его делу сочувствие. Зато при их содействии
Петрик добился ласкового приема у хана и объявил, будто Сечь
Запорожская поручила ему вступить с крымским юртом в мирный
союз против Московского государства. Петрик уверял хана, будто
все украинские города только и ожидают прихода хана с его
ордынскими силами, чтобы восстать против ненавистных
москалей. Тут пришли в Крым к Петрику четыре козака, и Петрик
уверял хана, что эти козаки прибыли от всех жителей
малороссийских просить крымской помощи против москалей.
В то время, когда Петрик явился в Крым, хан был озлоблен
против Москвы. Недавно перед тем ездил по поручению гетмана в
Крым гетманский гонец, черниговец Пантелеймон Радич, проведать, есть ли со стороны татарской желание начать мирные
переговоры с Россией. Хан Саадет-Гирей по этому поводу послал гонца
в Москву проведать: какого рода были бы с царской стороны
желательные условия примирения. Московское правительство вслед за
тем отправило в Крым подьячего Василия Айтемирова с проектом
условий мирного договора. Но эти условия не по вкусу приходились
крымцам. Русские хотели, чтобы при размене пленных соблюдено
было совершенное равенство, и русские пленные из Крыма, как и
крымские из России, были бы отпущены без всякого окупа. Татары
отвечали: <Ваших московских и козацких людей в полону у нас
тысяч сто, а наших у вас каких-нибудь тысячи две, много три…
Как же можно освобождать нам ваших без окупа? Издавна велось, что при размене пленных присылали из Москвы разменную казну
за ваш полон. Наш хан и весь крымский юрт готовы с вами
мириться, но готовы и биться: за казну все станем, как один человек.
Татарин за добычу воюет оттого, что у него всего пожитку что два
коня, а третья своя душа>. Попытки к устройству примирения
повели только к большему озлоблению, и даж? московский гонец, при-
457
возивший проект мирных условий, подвергался оскорблениям. Тут, как нельзя кстати, к хану обратился Петрик с предложением
воевать вместе с татарами против москалей.
18 мая Петрик писал в Сечу, что заключил с ханом договор, которым, как он надеялся, запорожцы будут довольны. По этому
договору со стороны ханга дозволялось запорожцам невозбранно
отправлять свои рыбные и соляные промыслы по обоим берегам
днепровского низовья и по рекам, впадающим в Днепр, как это
бывало при Богдане Хмельницком. Кто захочет идти на такие
промыслы, тот должен испросить позволения у кошевого атамана
и тогда смело может отправляться, не опасаясь никаких
беспокойств от татар ни на суше, ни на воде. <А кто, - прибавил
Петрик, - захочет идти с нами для отобрания милой отчизны
нашей от московской власти, тот пусть готовится к походу и пусть
знает, что хан с черкесами и с частью орды сам двине-гся из
Перекопа на немцев, а нам в помощь оставляет ясновельможного
салтана Калгу со всеми ордами крымскими, черкесскими и
ногайскими, которым дано уже повеление собираться в поход>.
В Сече между тем произошла перемена. Гусака сменили; вместо
него кошевым атаманом избран был некто Федькб. При этом новом
кошевом Петрик написал к запорожцам новое послание от 27 мая, извещал, что уже все орды двинулись в путь с Калгою, и приглашал
кошевого с товариством встречать союзников у Каменного Затона1, с тем чтоб утвердить по своему усмотрению постановленный им с
татарами договор. 22 июня Петрик прислал третье послание к
запорожцам, и притом очень пространное: в нем излагал он цель
своего предприятия и надежды на его осуществление. Он вспоминал, что когда прибыл из Батурина в Сечь, то говорил уже добрым
молодцам, в каком печальном состоянии находится малороссийский
край, приводимый к упадку соседними монархами.
<Неудивительно, - рассуждал теперь Петрик в письме своем, - что так
поступает польский король: мы были когда-то его подданными, с Божиею
помощью при Богдане Хмельницком отбились от подданства его
власти и так много вреда ему наделали, что он до сих пор не
оправится. Неудивительно, если крымский хан с нами враждует: мы из
давних времен причиняли вред Крымскому государству и теперь
всегда чиним. Но дивны поступки московских царей: не мечом они
нас приобрели, а предки наши добровольно им поддались ради
христианской веры. Переселивши с правой стороны Днепра на левую
наших жителей, москали обсадились нашими людьми от всяких
неприятелей, так что откуда бы неприятели ни пришли, — будут
прежде жечь наши городы и села, наших жителей забирать в полон, а Москва будет находиться от них в безопасности за нами, как за
1 Бывшая крепость на берегу Днепра, близ Сечи.
458
стеною. Этим не довольствуется Москва, а старается всех нас
обратить в своих невольников и холопов. Сперва они гетманов наших
Многогрешного йчЛоповича1, которые за нас стояли, забрали в
неволю, а потом и всех нас хотели поворотить в вечную неволю.
Нынешнему гетману допустили они раздавать городового войска
старшинам маетности, а старшины, поделившись между собой нашей
братиею, позаписывали ее себе и своим детям навеки в неволю, и
только что в плуг не запрягают! Москва дозволяет нашим
старшинам чинить подобное для того, чтоб наши люди оплошали и заму-
жичали, а москали тем временем завладели бы Днепром, Самарою
и настроили бы там своих городков! Я также вам сообщал, что
король польский, недовольный московским царем за то, что не воевал
Крыма, хотел сам, помирившись с ордою, идти на Москву и
отобрать-в свое подданство нашу Украину. А каково было бы тогда, нашей Украине? Не были ли наши братья и на кольях, и в водных
прорубях? Не принуждали ли козацких жен опаривать кипятком
детей своих, не обливали ли ляхи наших водою на морозе, не
насыпали ли им в голенища горящих угольев, не отбирали ли
жолнеры2 у наших людей их достояние. Все это вы помните, и ляхи этого
не забыли и разве не стали бы они того же чинить над нами снова!..
Во время моего нахождения в Сече я много советовал начальным
товарищам взяться за дело и не допустить нашей милой отчизны
Украины дойти до крайнего упадка. Но из ваших милостей никто
не захотел постоять за своих людей; поэтому я, как уже раз
покинувши отца, мать, жену, родных и немалое имущество, прибыл к
вам, добрым молодцам, в Запорожье, так и теперь, призвавши на
помощь Бога и Пречистую Его Матерь, христиан заступницу, принялся за дело, которое касается целости и обороны отчизны и общей
свободы: я в Кизикермене договорился о мире с беем кизикермен-
ским Камень-мурзою, а в Перекопе хан утвердил мирные статьи, чему свидетелями были и ваши посланцы Левко Сысой с
