измены в 1690 году на том только основании, что этот человек
оказался изменником через 18 лет. Обстоятельства позже были
совсем иные, чем ранние. Мазепа действительно был истый поляк
по своему польскому воспитанию и шляхетскому происхождению, но раз, отступивши от Польши к козачеству, он сделался
гетманом, получил в козачестве такую высокую степень, которая
ставила его, как он сам О’ себе выражался, мало меньше польского
короля; обласканный московским правительством, не имея притом
повода опасаться прекращения к себе доверия, Мазепа ничем не
мог быть побуждаем к измене: польская сторона не была
могущественна, а московская слишком слаба. Мазепа не был еще
тайным врагом русского царя и русской державы, потому что это
не представляло ему никаких выгод. Был ли кем-нибудь подослан
Соломон или же по собственному побуждению составил подлог, это остается неизвестным, тем более что у нас в руках не было
допросов, сделанных ему в Москве, и очной ставки с Михаилом
447
Василевичем. Во всяком случае, нет причины не допускать
вероятности того, что выставлено причиною появления этого чернеца
именно интриги Михаила Василевича, который так же ненавидел
Мазепу, как и Мазепа его, преследуя упорнее, чем кого бы то ни
было из своих недоброжелателей. По настоянию Мазепы, в
Сибирский приказ дан был царский указ - <сосланного в Сибирь
Мишку Василева беречь строже, как человека вельми коварного
и неусыпного изобретателя козней>. Все имущество осужденного
было отписано на гетмана. Но сын сосланного, Данило, упросил
возвратить ему движимое отцовское имущество, хотя слободу Ми-
хайловку отдали племяннику гетмана Обидовскому. Мазепа был
недоволен и этой милостью к сыну своего лютого врага. Тем не
менее последний нашел себе в Москве настолько покровительства, что мог упросить, чтоб его родителя не отправляли в Красноярск, дабы не дать ему там умереть с голода, а оставили на житье в
Тобольске.
Кроме таких крупных врагов, как Михайло Василевич и Пол-
уботки, гетману досаждали другие, не столько важные лица. Так, в
начале 1690 года глуховский сотник доносил севскому воеводе, что
в город Глухов приезжал из Сев ска ротмистр Соболев с тремя
рейтарами и в ратуше, в собрании товарищества, произносил
непристойные речи о гетмане и о великих государях, говоря так: <Худо
великие государи делают, что служилым людям волокиту чинят; соберемся и убьем гетмана, а другого поставим!> Произведено было
следствие. Соболев запирался в худых речах о государях, а в речах
о гетмане сознался, говоря, что произнес это в пьяном виде, и за это
козак бил его по щекам. Соболева указано было севскому воеводе
казнить смертью, <чтоб иным непостоянным людям неповадно было
таких лукавых и возмутительных слов изрыгать>. Двое из ходивших
по городским и сельским ярмаркам торгашей: один - москвич
Кадашевской слободы, другой - калужанин, говорили: <Гетману не
долго быть на уряде; скоро пришлют из Москвы бывшего гетмана
на его места, затем, что малороссийский народ не только не хочет
иметь Мазепу у себя гетманом, но желал бы, чтоб имя его здесь не
вспоминалось>. Индуктор, собиравший на границе торговые
пошлины, услыхал это и донес. Обвиняемые на допросе, учиненном
над ними в Севске, заперлись и их посадили только в тюрьму.
Явился еще врагом гетмана некто Михайло Чалиенко. Родом он был
из Черкас, немалое время находился в татарской неволе, после
освобождения явился в Киев и подал донос на гетмана в таком же
смысле, как подавались и прежние доносы: гетман по природе
поляк и желает отступить от державы великих государей под
польскую власть; в этих видах он приобретает себе заранее маетности
в’польских владениях и просил зятя своего Войнаровского, земского
старосту владимирского, селить людей в селе Мазепичах (Мазепин-
448
цах), где родился Мазепа. Доносчика было приказано наказать
кнутом и сослать в Архангельск; но Чалиенко убежал оттуда, скитался
и в 1693 году был, вместе со своим братом Лукою, схвачен в
малороссийском городе Воронеже тамошним сотником и отправлен в
Батурин. Царским указом от 2 июня велено было казнить его смертью.
Мазепа, неумолимый к таким врагам, которых опасался, зная, что
за ними есть в Москве протекция, склонен был показывать
великодушие к врагам неважным и малосильным. Он ходатайствовал о
милосердии Чаленку. <Сам я человек грешный, - писал он, - и
верю, что Господь наипаче прощает грехи тем, которые прощают
другим причиненные им досады>. Московское правительство
отозвалось, что опасно оставлять в живых таких, которые могут
убежать в польскую сторону или пристать к врагам в случае
неприятельского вторжения. В Москве .какой-то малороссиянин
Порваницкий распространял о гетмане худые слухи, и хотя, когда
его схватили, он под пыткою показал, что болтал в пьяном виде, однако его отправили в Батурин для совершения над ним казни.
Недавно ехДе московское правительство возмущено было
пасквилем в подметном письме> поднятом великорусским ратным
человеком. Вскоре, в 1691 году, явился в Киеве другой пасквиль на
гетмана. Его принесла в киевский Фроловский девичий монастырь
неизвестная монахиня из польских владений. В этом новом
пасквиле говорилось почти то же,’ что и в прежнем: что Мазепа некогда
продавал бусурманам христиан в рабство, что, достигши
гетманского сана, злоумышлял, вместе с князем Голицыным, на жизнь
царя Петра, что у него есть тайная мысль отдать Малороссию
Польше, с целью истребления православных церквей и православной
веры, и что, подготовляясь к этому исподволь, он покупает для
сестры своей маетности в польских владениях. Митрополит при трех
игуменах допрашивал игуменью Фроловского монастырями сестер
и, не доискавшись, кто такая была неизвестная монахиня, доставившая в монастырь письмо, отправил их в Батурин. Гетман также
ничего от них не допросился и поручил матери своей, игуменье
киевского Печерского девичьего монастыря Магдалине, произвести
каким-нибудь путем дознание - кто такая была эта неизвестная
монахиня. Мать Мазепы отправила доверенную монахиню Липниц-
кую в Полонский девичий монастырь, находившийся в польском
владении. Липницкая проведала, что то была уставщица того же
монастыря и что еще прежде она сообщила своей игуменье, будто
нашла это письмо на дороге в верхнем городе Киеве против двора
воеводского и отнесла во Фроловский монастырь без намерения
вредить гетману. Уставщица, снова спрошенная в присутствии Лип-
ницкой, во всем заперлась. Этот пасквиль не мог повредить
гетману, как и прежний, но Мазепа немало тревожился такими
выходками против себя и так изъяснялся в своих отписках в при-
15 Заказ 785 449
каз, обращенных к лицу государей: <Истинно радетельная служба
моя не точию в нерадетельство, но и в злое клятвопреступничество
превращается. Тяжко уязвлен есмь непрестанными болезнями, сокрушилось и иссохлось сердце мое.’ Идеже бы мне без таковых на-
праснств и козней свободным разумишком мыслити и простирати
начинания о належащих в предбудущие времена службах и
радениях, которые бы к угождению вам и к охранению вольностей
православного российского народа належали, тут утесняет мя всегда
скорбь, печаль, плачь и воздыхание, отчего неточию плоть моя не-
моществует, но и малый разумишко мой пришел в притупление и
дух мой едва держится во мне>.
Московское правительство не только угождало гетману, показывая недоверие ко всем обвинениям, так обильно сыпавшимся
против него, но оказывало милости родным его и всем, за кого
он ходатайствовал. Сестра гетмана, о которой шла речь в
подметном письме, была прежде замужем за Обидовским: от этого
ее брака был сын, служивший при Мазепе в козачестве, сделанный впоследствии нежинским полковником и по ходатайству
дядюшки-гетмана пожалованный вотчинами. Эта сестра гетмана, после смерти первого мужа, вышла вторично замуж за некоего
Витуславского, от которого имела дочь Марианну, потом в третий
раз вышла за поляка Войнаровского, от которого имела сына уже
подростка, по имени Андрея, любимца гетмана. Между нею и ее
третьим мужем произошел разлад, и она приехала в Киев к своей
