же Приморскую область новобранцев на смену уволенных в запас, и такая же операция по Заамурскому округу пограничной стражи и железнодорожной его бригады. Опасность занесения чумы в Россию из этого китайского очага стала очевидною, и задача, выпавшая на долю управления Китайской дороги, была оценена всем общественным мнением России по ее действительному значению.
Дорога вышла из этого испытания с величайшею честью. Управление не жалело ни средств, ни энергии на борьбу с надвинувшеюся опасностью. Мобилизованы были многочисленные силы медицинского персонала, к руководству его работою привлечен лучший специалист того времени профессор Заболотный. Военное ведомство предоставило свой санитарный и фельдшерский персонал.
Университеты и Военно-медицинская академия дали целые отряды добровольно пошедшей на борьбу с эпидемией учащейся молодежи. И результаты этих усилий сказались скорее, нежели этого можно было ожидать, несмотря на все невыгодные условия, представленные китайским населением не столько в полосе отчуждения железной дороги, состоявшей в русском управлении, сколько за ее пределами, но в ближайшем к ней соседстве. Нужно не забывать, что русской власти в отношении этих последних местностей не принадлежало никаких прав, и приходилось действовать в нарушение нашей концессии, так как китайская власть не принимала никаких мер, хотя, надо отдать ей справедливость, и не мешала нам принимать свои.
Пришлось просто сжечь целый ряд китайских домов и уничтожить множество скарба. Сопротивления нигде оказано не было, так как дорога не скупилась на вознаграждение потерпевших. Всего труднее было организовать борьбу в Харбине. Соседний с ним китайский город Фудадзян сделался настоящим очагом заразы. В нем и в самом Харбине было сравнительно много смертных случаев, но в Россию чума допущена не была, все запасные вернулись домой без единого подозрительного по чуме случая, все новобранцы прибыли в свои воинские части совершенно благополучно, и через три месяца после первого заболевания опасность заноса чумы через железную дорогу в коренную Россию миновала. Жизнь на самой дороге, кроме главного центра — Харбина, вернулась в норму.
В Харбине борьба с чумою была особенно трудна — не только из-за соседства с Фудадзяном, но и потому, что и в самом Харбине некоторые части города, как, например, торговая его часть, Пристань, представляли собою смешение прекрасных построек совершенно европейского типа с отвратительными притонами китайского населения, в которых средства обязательной гигиены были совершенно неприменимы, и приходилось брать на средства дороги сравнительно значительные расходы, относящиеся собственно до обязанности города, вплоть до выселения целых домов и постройки вместо них наспех новых помещений временного типа, и в них подвергать жильцов самому строгому надзору, неудобства которого они сносили, однако, терпеливо.
Большие трудности представляла и сама дорога. Она занимала в своих мастерских и на работах вообще большое количество китайских рабочих, которые в обычное время жили в Фудадзяне, или на Пристани, или даже кругом города в мелких китайских поселках.
С появлением чумы нельзя было удалить их с дороги из-за невозможности заменить их в сколько-нибудь короткий срок русскими рабочими из внутренних губерний, так как соседние сибирские губернии и области не имели свободных рабочих рук. Оставлять этих рабочих на работах в мастерских и на дороге и сохранять за ними общение с китайским же населением в местах их жительства было также невозможно.
Пришлось поэтому принять экстренную меру — изолировать их полностью от общения с китайским населением и, сохранив их на работах дороги, разместить их в особых бараках, спешно выстроенных дорогою, и регулировать распоряжением дороги всю их внутреннюю жизнь, вплоть до надзора за доставляемыми им продовольственными продуктами и полного разобщения их от всякого сношения с китайским населением. Справедливость заставляет сказать, что все эти стеснения переносились без всякого ропота и сопротивления китайскими рабочими на дороге, а назначение им несколько повышенной платы, по сравнению с ранее получаемою ими, создало самую мирную атмосферу среди них, доходившую до того, что они установили свой внутренний надзор, значительно облегчавший задачи дороги. Благодаря всем принятым мерам количество жертв среди русского населения было совершенно ничтожно, как было невелико и число жертв среди врачебного персонала.
При таких обстоятельствах начался 1911 год, который должен был окончиться для меня в совершенно иной обстановке, нежели та, в которой я вступил в него. Я начал год в далеко не радужном настроении.
Мысль о вероятном оставлении мною Министерства финансов, в связи с необходимостью хранить об этом полное молчание, делала и без того нелегкую вообще текущую работу еще более тяжелою, а она, как нарочно, была особенно велика с первых дней нового года. Еще до начала рождественских вакансий в Думе в нее поступили разом от разных фракций три запроса по поводу появления в конце года холеры и чумы в разных местностях России. Главный из них был направлен именно на чуму на линии Китайской дороги, другой имел своим предметом вспышку холеры на юге и в окрестностях Астрахани, третий опять же вращался около той же чумы в Маньчжурии и ставил вопрос о том, с какими расходами сопряжена борьба с нею и кому предстоит покрыть их.
Первый и главный вопрос соединил немалое количество подписей и был роздан, как и был сообщен правительству, чуть ли не в день роспуска Думы на Рождество. В нем не было недостатка в весьма недвусмысленных неблагоприятных кивках против Китайской дороги, и делались столь же недвусмысленные намеки на то, что России и русской казне приходится оберегаться от деятельности этого особливого предприятия. Самое содержание запросов было чисто искусственное: не то правительство обвинялось в незакономерных действиях, не то от него спрашивали разъяснения по делам, находящимся в производстве.
П. А. Столыпин предложил возложить на меня обязанность отвечать от имени правительства, и он был по существу прав.
Все, что относилось к холерным заболеваниям, в самой России было уже на самом деле ликвидировано и никого более не интересовало, совершенно независимо от того, что размеры этих эпидемических заболеваний были весьма незначительны, a все подробности о них составили уже предмет правительственных сообщений. Иное дело маньчжурская чума. Она была также ликвидирована в той ее части, которая была наиболее грозною для внутренней России, в смысле заноса заразы с Востока, но далеко еще не была потушена в самой Маньчжурии и могла всегда снова перекинуться на русские области. Кроме того, вся борьба с маньчжурскою чумою велась официально под моим руководством, и никто из прочих министров
