– Нет, – говорил очень достойным голосом парень, – я же обещал тебя не трогать, как ты просила, вот и не тронул… проспал всю ночь рядом как бревно.
Романов согласно кивнул, как будто согласился с таким мужским поступком и достойным мужеством человека, парень чуть отвлёкся на кого-то из других гостей, а сестра приблизилась к ним, и ему, и своей сестре тихо поведала:
– Так вот я и не поняла, и всю ночь мучилась – то ли дурак полный, то ли импотент законченный!
Пойми этих женщин потом! Чему верить, когда верить, при каких обстоятельствах?.. Какое слово верное и правильное? Что в словах скрывается? Многие любят лёгкое насилие… мерзавки, мазохистки. Вот у него однажды… А интересно, впервые задался вопросом Романов, а сколько у меня было баб… э-э… простите, девчонок?.. Ну да? А? Никогда не считал. Так. Первая была Ира… потом она меня до смерти отравила глазными каплями, кажется, сернокислый атропин? Точнее, до полусмерти, до клинической смерти, врачи реанимации вытащили с того света. Потом была ещё одна Ира, потом Таня, потом Вера, её сестра Люба… нет, Люба была через Марину, а за ней ещё и Люда… а за той уже Люба, дальше Рита, ещё Люба, Света, Оля, Маша, Таня, опять Ира, снова Марина, Гуля, Лена, Лена, и опять Лена, что-то в двадцать пять на Лен тянуло… А вот чего у него не было, так это двух девчонок вместе, сегодня первая, завтра вторая, потом опять первая, потом вторая, потом первая… Это что значит? А это значит, что нравственность он ещё не потерял, с чувством порядочности у него всё в порядке. Приятно ощущать себя высоконравственным мужчиной – девчонок была куча, а нравственность не потерял.
Тайси. Интересно, она не подумает о нём, что он – то ли дурак полный, то ли… не-ет! Он просто не даст ей никакой возможности так о нём судить! Он докажет на деле! Точно. На теплоходе разберёмся. Там каюты отдельные, там места больше, санузел рядом. Гигиену же соблюдать надо, правильно?
Стучали колёса, мелькали огни за окном, и быстротечные, встречные поезда, ревя гудками, проносились мимо, как крики в ночи. Поезд летел к Москве.
Утром они проснулись одновременно. Тайси удивлённо и неразумно поднялась на колени и оглядывалась вокруг, словно оказалась в купе впервые. Потом выглянула в окно и спросила:
– Мы, случаем, ночью не поехали в обратную сторону?
– Нет, – отрывисто сказал Виталий, – едем на юг, как и вчера.
– А как я здесь проснулась? – пришла та в себя, быстро оценила ситуацию и говорила уже голосом тургеневской девушки.
– Пришлось тебя перенести, – сказал небрежно Романов, – ветер дует, носом шмыгаешь.
– Неправда, – сказала Тайси уверенно, но без резкости, – я никогда не шмыгаю носом.
– Вот как? – остановился Виталий, – Похоже, придётся правду рассказать?
– Конечно, правду, – чуть ли не потребовала она.
– Ты, когда на левом боку спала, лбом о стенку стучалась, соседи приходили жаловались. Пришлось перенести.
Секунду Тайси смотрела на него удивлённо и подозрительно, потом потрогала свой лоб и спросила:
– А почему шишки нет?
– Может, лоб такой? – предположил тот.
– А почему прошлый раз не стучалась?
– Так ты прошлый раз пьяная была, – удивился Виталий. – Упала и уснула мертвецким сном.
Она улыбнулась, схватила подушку и запустила в него. Витасик поймал и бросил подушку обратно, как это делают родители, не желая ругать расшалившихся детей.
Завтракать никто не пошёл. Пили чай, доедали у Юрия Петровича вчерашние пирожки и какую-то сырокопчёную колбасу. Андрей выглядел плохо, жевал зло и всё больше молчал. Юрий Петрович был весел и, казалось, похмелялся не вчера вечером, а сегодня, перед едой. Потом они с Андреем ушли курить, Тайси вытащила свой чемодан.
До Москвы оставалось несколько часов. Всё утро Тайси занималась своей внешностью – сидела напротив Витасика, забросив нога на ногу в своём бесстыдном халатике и два часа подпиливала свои ноготочки на руках, иногда сдувая с них образовавшуюся пыль на пол. Витасик делал вид, что читает книгу. Потом она битый час красила свои ноготочки на столе, нервничая, что вагон качает и попасть кисточкой на ноготь не всегда удаётся. Потом она их сушила разглядывая, похоже, не только на свет, но и на просвет. Потом весело и беззаботно сказала:
– Я готова!
Время было утреннее. Поезд мчался по новостройкам Подмосковья. Мимо окон уже пролетали не одинокие полустанки, а целые железнодорожные платформы с электричками возле них. Кто-то просился в туалет, на что властный голос проводницы кричал:
– Не положено! Санитарная зона! Раньше надо было опорожняться! Не положено!
Тайси надоело смотреть на свои ухоженные пальчики рук, она поднялась, быстро бросила перед собой на полку одежду, сказала Виталию:
– Отвернись! Я переоденусь. В окно! В окно, милый!
Витасик вначале щёлкнул замком в двери, чтоб никто не ворвался случайно, потом отвернулся к окну. За спиной что-то шуршало, очень быстро она сказала: «Всё». Он вернулся обратно и увидел её уже в лёгком платье.
– В сущности, – сказал Витасик, – можно было и не переодеваться, – одно и то же. Уж лучше бы оставалась в той юбке… всё более строгая одежда.
– Что касается сущности, – ответила Тайси, – то в халате по Москве-столице я не собираюсь ходить. Закончилось наше безделье, сегодня садимся на теплоход и вперёд, Витасик! Работать, работать!
– Нас там ждут? – спросил он.
– Нет, – помотала она головой, – а кто нас должен ждать? Мы, как все остальные пассажиры, плывём по Волге-матушке, по дороге снимаем всё, что нам нужно. Капитан предупреждён и против не будет. Я к нему должна подойти и сказать, что мы прибыли на борт.
Виталий осмотрел внимательней платье Тайси и нашёл, что оно очень ей идёт. Платье ещё больше подчёркивало фигуру девчонки, облегая как резиновое. Рукава платья были короткие, а верхняя часть спины была обнажена ровно настолько, насколько это было допустимо в дороге. Спрятав вагонные тапочки в чемодан, она достала ещё одни очаровательные босоножки-плетёнки, быстренько застегнула их, причесалась и, сев напротив Романова, забросила нога на ногу.
– Я тебе нравлюсь? – спросила она.
– Ноги только высоко не задирай, – ответил он.
– Осуждаешь или ревнуешь?
– Считаю это не особенно приличным.
– А я перед всеми не задираю, – ответила она, как будто что-то напомнила.
Виталий поймал себя на ночной мысли, что на теплоходе обстановка будет совсем иная, там будут отдельные каюты, санузлы с горячей водой… палубы, рестораны, бары и просто остановки в городах. А там лето, солнце, мужики поганые везде…
– Кстати, я заметила, – продолжила Тайси, – что все творческие люди очень ревнивы.
– Значит тебя тоже касается это чувство?
– Ну-у, – потянула она слегка поведя носом в сторону, – как сказать.
– Не было ещё такого человека? – иронично поинтересовался Романов, – чтоб заставил поревновать?
– А тебя это не касается! – чуть наклонилась она вперёд, состроив ему прелестную мордашку.
Романов не стал спорить, цокнул языком демонстративно и заключил:
– Любишь ты, когда мужики с тебя глаз не сводят.
– Так это все любят, – удивилась она мило и очень искренне. – Не все в этом признаются.
Виталий промолчал, похоже, согласившись, а Тайси добавила:
– У нас в «художке», в училище, девочка была. В прошлом послушница, потом к мирянам вернулась… Вот она говорила: «У человека два предназначения: либо мир восхищать, большой да маленький, либо богу служить… больше ничего нет. А тот, кто говорит, что ему на всё окружающее наплевать… Витасик, он этим и хочет к себе внимание привлечь. Ты-то сам любишь женщинам нравиться?
– Мне не наплевать, конечно, – согласился с ней тот, – но я особенно не лезу в мир… со своими восхищениями».
Конец ознакомительного фрагмента.
