у меня.
— За ускорителями, небось? Или за зомби-пылью?
Её предположение логично. Что еще может понадобиться в таких дебрях цивилу типа меня, если не наркота? Отрицательно мотаю головой. Но девчонка продолжает развивать тему:
— Ты если за ускорителями или за зомби-пылью, то могу тебе кое-что от Лиса предложить. Качественно, без привыкания, без отходняков. Можно сказать, модельные. Можно, кстати, и модельные заказать. Будет дороже, зато индивидуаль!
— Я не за этим, — отвечаю ей, хотя беру на заметку этот вариант.
— У него даже арахниды берут, — не сдаётся моя новая знакомая.
Арахниды. Вот еще отбитая прослойка общества. Дурость похлеще скинхедов. Только эти топят не за чистоту расы, а — смешно думать даже — за бионейромеханику. Бьют тех, кто не хочет сливаться с железом. Типа, они тормозят прогресс.
Отвечаю девице:
— Я сюда по делам и ненадолго.
— Смотри, если вдруг передумаешь, скажи любому, что Лилит ищешь, — настаивает девушка. — Лилит — это я.
Поколения меняются, а клички не перестают быть пафосными. Настоящие клички не выбирают, они прикипают к людям сами. Да так, что если и захочешь, не сотрёшь.
— А почему Лилит-то? — спрашиваю я, ожидая какой-нибудь ахинеи про первую женщину, которая в отличие от Евы была создана, чтобы любить или про коварство и строптивость.
Но всё гораздо проще.
— Лилька я. Потому и Лилит.
— Игант, — представляюсь в ответ.
Еще несколько минут мы идём молча, затем она останавливается и кивает на серый, уходящий в высь человейник, освещенный лишь проекцией, создающей эффект висящих в воздухе гигантских цифр — порядкового номера здания. На моём такой же. Только цифры другие.
— Мне сюда, — говорит Лилит. После чего берет мою руку своей, поворачивает кистью вверх и касается тыльной стороной кисти моего чипа.
— Моя визитка. Если вдруг надумаешь, — предлагает она.
Благодарю и шагаю дальше. Инфа с визиток хранится строго в регламентированном формате и занимает так мало места, что прикрутить к ней вирус просто невозможно. Да и зачем ей это? Удалю, когда к своей доске подключусь.
Прохожу мимо еще нескольких коробкообразных высоток, отличающихся только светящейся цифрой и, наконец, добираюсь до нужного здания. Освещение есть не на каждом этаже. Впрочем, так сейчас везде. Поднимаюсь на тринадцатый. Точка доступа этажом выше, но мне прямо впритык и не нужно.
Секция запущенная и наверняка нежилая. Демографический кризис двадцатилетней давности как раз входит в силу — старики умирают, молодёжи мало. Из прохода на лестничную клетку доносятся отголоски речи, музыки, шагов с других этажей. А здесь — меньше лишних глаз, меньше шансов нарваться на неудобные вопросы, меньше вероятность, что кто-то вспомнит странного парня с развёрнутой доской, пялящегося в пустоту. В тусклом свете торцевого окна добираюсь до подоконника и раскладываю там свои нехитрые причиндалы.
Разворачиваю доску, подсоединяю к ней купленный системный узел, последний из Баксовских и наверняка ворованный. Надеваю перчатку-манипулятор, чувствуя привычное соприкосновение металлической пластины на её внутренней стороне с чипом на тыльной стороне ладони. И окунаюсь в паутину.
Лежащие вдоль стены мусорные пакеты, набитые отходами, отошедший от стен, покрытый пятнами плесени пластик обшивки, пыль, темнота, доносящиеся с других этажей звуки — всё уходит на второй план, а спустя несколько секунд пропадает окончательно, вытесняемое мозгом, адаптирующимся к информации, с которой он соприкасается.
Листаю список точек доступа, цепляю пальцем нужную, вытаскивая её в центр зоны обзора. Касаюсь ячейки пароля и ввожу заводскую комбинацию, которая за последний год намертво въелась в мозг. Изображение подрагивает, пока система даёт необходимые разрешения новому устройству, а затем расплывается, поглощая меня.
Визуализация — штука новая, не испытанная временем, а потому уязвимостей в ней больше, чем в старой, плоской сети. Это пристанище тех, кто помоложе и еще способен перестраиваться под новые стандарты и форматы.
Перебираюсь от узла к узлу, касаясь пальцами нужного, чтобы приблизить. Скольжу по разноцветным нитям, визуально обозначающим каналы. Разворачиваю узел, словно игрушку-оригами, нахожу ответвление, ведущее к следующему узлу, и приближаю его.
Сетевые до сих пор спорят о том, как это происходит: мы двигаем сеть, оставаясь на месте, или наше сознание скользит по этим самым нитям, удаляясь от тела. Как по мне, это совершенно не важно. В конце концов, мы добираемся туда, куда нам нужно, и получаем то, что ищем.
Иду без поисковых систем. Они скачут по официальным обложкам: история компании, список проектов, лучшие клиенты, консультационный портал. А мне нужен другой слой, не такой простой и красивый, но содержащий то, зачем я пришел.
Девять скачков. Многовато, но когда я добираюсь до точки назначения, мерцающие цифры в углу поля обзора показывают 23:54. Пара минут на то, чтобы освоиться и пара минут на то, чтобы сделать дело. Вытаскиваю в центр обзора хлястик встроенного в доску проигрывателя, запускаю «Angel On Vicodin» и смахиваю проигрыватель на периферию зрения. Композиция длится без малого шесть минут — затихающий шепот в конце трека будет маяком, по которому я пойму, укладываюсь ли вовремя.
Подкожные наушники — отличная штука: музыка выдалбливает ритм в самом центре головы.
Без четырёх минут двенадцать начинаю. Тянусь к сетевому узлу, разворачиваю его, и он становится белой плоскостью с нанесёнными на неё изображениями. Максимальная имитация плоской сети, для тех, кто так и не переучился: пиктограммы — анимированы, буквы — статичны. Приближаю плоскость к себе, активирую первую монтировку, маскирующую свои действия под ошибочные запросы. Программа быстро находит уязвимость, мозг получает сигналы, интерпретирует их, и я просачиваюсь сквозь плоскость с иконками, отмечая краем глаза, как изображение на несколько мгновений становится пиксельным.
Оказываюсь посреди чего-то, что мозг визуализирует как упорядоченное нагромождение маркированных цифрами блоков с набором странных символов в незнакомой кодировке, нанесенных на правый верхний угол каждого. Эту базу данных моё сознание интерпретирует именно так.
Снимаю копию со второй монтировки и активирую её. Программа разворачивается, принимая рабочую форму, и начинает подрагивать, удерживаемая манипулятором. Навожу острие на стык блоков и отпускаю монт, мысленно кивая в такт звучащей в голове музыке. На самом деле, это нули и единицы, скомбинированные в определенном порядке, пытаются нарушить порядок в комбинации других нулей и единиц, но перед моими глазами ожившая сталь вгрызается в промежуток между блоками, пытаясь выполнить то, для чего предназначена: увеличить зазор в плотно-подогнанных деталях виртуальной конструкции — найти уязвимость.
Возвращаюсь на уровень выше, активирую копию монт-программы и жду.
Некоторое время ничего не происходит. Я даже успеваю поймать себя на том, что нервничаю, но изображение, наконец, начинает подрагивать. Среагировали дефы — программы, отвечающие за безопасность. Сейчас они примутся изолировать потенциально уязвимый блок, не подозревая,
