– Что же, миссис Паркер, пожалуй, мне уже пора, – сказал инспектор. – Вылезу-ка я через ваше раздвижное окно сразу в сад, не хочется мне встречаться с маленьким Ники.
– Ладно, молодой человек, только створки за собой хорошо прикройте. Вот все говорят, что жарища стоит, а у меня вечно руки и ноги мерзнут. Когда вам будет столько же, сколько мне, вы припомните мои слова.
Миссис Краун по-прежнему отсутствовала. Инспектор вспомнил, что не проверял ее алиби на день убийства. А что, если это она зарезала свою племянницу? Правда, все упирается в мотив: Лилиана должна была быть в курсе условий завещания, которое, кстати, могло храниться у какого-нибудь нотариуса, до сих пор не знающего о смерти клиентки. Но, вернее всего, Рода не оставила наследство своей тетке, которую терпеть не могла, да и маловероятно, чтобы худой, как щепке, Лилиане хватило сил справиться с сильной и все еще молодой женщиной.
Машина, простоявшая под палящими лучами солнца, превратилась в форменную духовку. До руля невозможно было дотронуться, настолько он раскалился. Сидя в машине, Вексфорд порадовался тому, что похудел, иначе, истекая потом в этой жестянке, он превратился бы в запеченного поросенка.
Очутившись в своем кабинете, он первым делом закрыл все окна и опустил жалюзи до того, как солнце окажется на этой стороне здания полицейского участка. Когда-то он читал, что именно так поступают в жарких странах, чтобы не впускать в комнату горячий наружный воздух. И в определенной степени метод сработал. Не считая отлучки в столовую, он пробыл в кабинете весь день и думал, думал, думал… Никогда еще ему не приходилось сталкиваться со случаем, когда через девять дней после преступления у него не было ни подозреваемого, ни намека на мотив, ни сведений о личной жизни жертвы. Долгие часы размышлений привели его к заключению, что убийство не было заранее подготовлено и что, несмотря на всю абсурдность такой идеи, причиной преступления стала страсть. Миссис Паркер удалось-таки пошатнуть его оценку личности Роды Комфри.
– Где мать? – спросил Вексфорд, застав Сильвию в одиночестве.
– Наверху. Читает внукам сказку перед сном.
– Сильвия, – заговорил он, – я был ужасно занят, да что там, я и сейчас занят по горло, но я надеюсь, что день, когда из-за работы не смогу уделять время своим дочерям, не наступит никогда. Скажи, не могу ли я чем-то тебе помочь? Я спрашиваю сейчас не как полицейский, а как любящий отец.
Сильвия опустила глаза. Высокая, статная девушка, на лице которой были написаны благородство, бесстрашие и самообладание. Она казалась скульптурой, изображающей воплощение терпения и выдержки. До сего момента ее жизнь оставалась безоблачна, и Сильвии не требовались ни смелость, ни присутствие духа.
– Ты что, не хочешь со мной поговорить? – настаивал Вексфорд.
– Мы не в силах изменить реальность, – пожала она плечами. – Я – женщина, а следовательно, существо второго сорта.
– Ты, наверное, шутишь?
– К чему все эти слова, папа? Люди меняются, меняется и их отношение к собственной жизни. Если я скажу тебе, что прочитала миллион книг и говорила со многими людьми, ты, как и Нил, ответишь, что это все совершенно для меня лишнее.
– Может, и скажу. И думаю, не так уж и ошибусь, раз все это превратило тебя в несчастную женщину, разрушающую свою семью. Разве ты чувствуешь себя человеком второго сорта здесь, у своих родителей? Что же изменилось по сравнению с тем, когда ты жила в вашем собственном с мужем доме?
– Если я не найду работу, то и тут повторится то же самое. Мне обязательно надо поступить на какие-нибудь курсы.
Вексфорд не стал распространяться, насколько ему не нравится идея Сильвии записаться в колледж или на какие-то там курсы. Тогда Доре придется присматривать за Беном и Робином в ее отсутствие. Вместо этого он спросил, не считает ли она, что быть женщиной означает иметь определенные преимущества.
– Например, если у тебя спустило колесо, ты можешь быть уверена, что тут же кто-нибудь остановится и предложит тебе помощь лишь только потому, что у тебя хорошая фигура и очаровательная улыбка. А я в такой ситуации могу сутки напролет размахивать руками, даже не надеясь, что кто-нибудь одолжит мне домкрат.
– Да! Именно потому, что я – «миленькая»! – закричала Сильвия. Вексфорд чуть не рассмеялся, настолько это слово сейчас не подходило к дочери: ее глаза метали молнии, и походила она скорее на фурию. – Ты хоть понимаешь, что это означает? – продолжала бушевать дочь. – Сейчас я тебе объясню. Быть «миленькой» – это означает слышать постоянный свист вслед, это отсутствие уважения, это идиотские комплименты. Это означает, что тебя не воспринимают как человека.
– Да ладно тебе, ты преувеличиваешь.
– Нет, папа, не преувеличиваю. Хочешь, приведу пример? Пару недель назад Нил, паркуясь, врезался в столб. Я поехала в автомастерскую, чтобы они заменили бампер и фару. После того как механики вдоволь насвистелись, мастер сказал мне: «Эх вы, дамочка! Наверняка муж здорово ругался, когда увидел, что вы натворили». То есть он посчитал само собой разумеющимся, что виновницей аварии была я только потому, что я женщина. А когда я объяснила, как обстояло на самом деле, он мне просто не поверил. И все то время, пока я там находилась, он пытался со мной флиртовать, болтал всякие глупости, а когда говорил о машине, звучало это так: «Машина вашего мужа… Передайте вашему мужу… Скажите вашему мужу…» Мы с Нилом одинаково разбираемся в машинах, и она настолько же его, насколько и моя! – Сильвия запнулась. – Но нет! И машина, и дом скорее его, чем мои. Даже дети по закону считаются в большей мере принадлежащими отцу, чем матери. Господи, да сама моя жизнь, оказывается, принадлежит ему!
– Давай чего-нибудь выпьем, Сильвия, – предложил Вексфорд. – Ты немного успокоишься и расскажешь мне, в чем конкретно заключаются твои претензии к Нилу. Кто знает, может быть, я смогу послужить между вами посредником?
Так и получилось, что через пару часов он с глазу на глаз беседовал с зятем в доме, прежде казавшемся ему шумным, наполненным теплом, любовью и куда он раньше с удовольствием приходил в гости. Теперь здесь было тихо, неуютно и пыльно. Нил заявил, что уже поужинал, но инспектор догадался, что так называемый «ужин», скорее всего, содержал немалую долю спирта.
– Конечно, я хочу, чтобы она и дети вернулись, Редж. Вы знаете, как я люблю Сильвию. Но я никогда не соглашусь с ее условиями. Мне они не по нраву, и все. Я не потерплю, чтобы в доме поселилась какая-то домработница. Ведь мальчиков тогда придется поместить в одной комнате, да еще и платить постороннему человеку, чего мы в принципе не можем себе позволить. И все это ради того, чтобы Сильвия занималась самообразованием, а потом искала работу, которую, помяните мое слово, она никогда не найдет. Сильвия – чертовски хорошая жена и мать, точнее, была ею. Я не вижу никаких причин, почему мы должны кому-то платить за то, что она сама прекрасно умеет делать, а как с этим справится домработница, еще неизвестно. Вам плеснуть?
– Нет, спасибо.
– А я, пожалуй, выпью. Только не говорите, что с меня хватит, сам знаю. Редж, я не понимаю, почему каждый из нас не может просто выполнять свою работу? Я же не утверждаю, что ее работа менее важна, чем моя, не говорю, что Сильвия как-то там неполноценна по сравнению со мной. По-моему, все это – просто ее навязчивые идеи. Но не прикажете же вы мне платить ей зарплату за то, что женщины веками делали по любви? Ведь правда? Я не собираюсь рисковать своей карьерой, отказываясь от поездок за границу, или тратить время на уборку и купание детей, вернувшись вечером домой без задних ног. Ладно, я могу помочь и вытереть посуду, я могу купить все бытовые приборы, которые облегчают домашнюю работу. Но вот что мне интересно: кто из нас в таком случае должен требовать свободы, если я буду вкалывать целыми днями, пока она отправится в колледж на черт знает сколько лет? Ей-богу, я сам хотел бы стать женщиной и не беспокоиться ни о деньгах, ни о необходимости сорок лет подряд таскаться на службу. Опять же никакой ответственности – красотища!
– Ну, ты скажешь тоже, Нил.
– Да нет, я уже почти уверен в этом. – Нил широким жестом обвел комнату. – Пусть я не умею готовить и убираться, зато я умею зарабатывать деньги. Так какого же дьявола мы не можем заниматься тем, что у нас получается лучше всего? Чтоб они провалились, эти проклятые феминистки! Я люблю Сильвию, Редж. Мы с ней созданы друг для друга. Да, конечно, мы ссоримся, но ведь ссоры только укрепляют брак. К тому же у нас двое классных ребятишек. Ведь это же просто бред, что какая-то политическая чепуха, совершенно нас не касающаяся, разрушает семью.
– Для Сильвии это не чепуха, – вздохнул Вексфорд. – Не мог бы ты ей в чем-то уступить, Нил? Может быть, вы возьмете няню на год? Пока Бен не пойдет в школу?
