Крестит ее отец Серафим, выводит за дверь.
Снимает с себя одежды, целует крест.
Надевает куртку, выходит из церкви.
Видит: ах, до чего же хорошо на дворе, как чисто! Домой хоть и недалеко, все же придется в сугробах немного поувязать.
А дома у отца Серафима жена Пелагея – Палашечка – уже встала, наскоро накладывает мужу вареники в миску.
В комнате мирно спят дети.
Обошел их отец Серафим, на каждого благословение наложил.
И на кухню. Быстро глотает чай, заедает вареником. Пелагея укоризненно наблюдает за ним, не по нраву ей такая спешка.
– Бросил бы ты, душа моя, свою работу. Извелся весь. Ну где же такое видано, чтобы святые отцы…
– Любая работа Богу мила, матушка! Люди – они везде люди! – укоризненно говорит отец Серафим и смотрит на часы. – Долей мне чайку поскорей. Да пойду уже… Пора.
– Детей совсем не видишь… – продолжает свою печальную песню жена.
Отец Серафим будто не слышит, быстро целует ее в лоб.
– Все. Побежал!
– Куртку, куртку застегни! – кричит вдогонку Пелагея. – И вот это возьми…
Спешно заворачивает мужу остатки завтрака в газету.
– Ждать-то когда? К ужину вернешься?
– Как Бог даст. Вернусь, – кричит отец Серафим с лестницы и добавляет: – Пете скажи, что задачи вместе решим. Пусть дождется.
– Оксаночка бубличков просила! – кричит в пустоту лестничной площадки Пелагея. – Я спрятала – вечером сам отдашь…
В ответ слышит лишь стук дверей, крестит пустые ступеньки, вздыхает: ушел кормилец, храни его Господь….
А отец Серафим, преодолевая сугробы, уже в автопарк добирается.
Маршрутки после ночи стоят занесенные снегом, инеем покрытые, как кареты…
Идет вдоль длинного ряда Серафим, здоровается с водителями. Даже, по привычке, поднимает руку для крестного знамения, но опускает ее – не то это место!
Находит Серафим и свой «бусик», возле него возится его молодой напарник – Колян. Колян в парке ночует, прямо в этой маршрутке, потому что с женой развелся, а квартиру снимать – дорого. Колян вытирает руки тряпкой, здоровается с Серафимом.
– Опаздываешь, Петрович! Приветствую!
– И тебе здоровья, юноша! – вежливо отвечает Серафим. – Ну что, как оно сегодня?
– Да, блин, солярку ждали часа три! – сердито докладывает Колян. – Вчера сошел с маршрута. Только теперь вот заправился. Так что тебе повезло!
Медленно одевается Серафим в водительскую форму, хотя никто этого уже не делает, а он человек ответственный, даже потертую фуражку на лоб надвигает.
– Да куда там – «повезло»! – бормочет. – Ты уже талоны по новой цене продавал?
– Дык это только с сегодняшнего утра… – пожимает плечами Колян.
– То-то и оно! Эх, придется принимать удар на себя! – говорит Серафим. – За сегодня – привыкнут, тебе завтра легче будет…
– Ничего, Петрович… Не съедят, – утешает Колян. – Ну, давай пять!
Колян и отец Серафим пожимают друг другу руки: вахту сдал – вахту принял!
Колян идет к ларьку, где буфетчица Люся воду для чая и кофе греет.
Серафим осматривает маршрутку. Кричит вдогонку:
– А чего окна грязные??
– Мойка бастует! – слышит в ответ.
Вздыхает тяжко Серафим, выезжает на маршрут, на остановку.
А там уже молчаливая толпа собралась. Ногами притаптывают, снег стряхивают.
Серафим открывает дверцу, смотрит на людей из-за руля.
Чувствует какую-то враждебную паузу.
– Ну что, братья, ехать будем?..
Толпа на остановке стоит вглухую, как единый монолит. А потом медленно поднимает волну народного гнева.
– Тамбовские волки тебе братья! – говорит гражданин.
– Совсем озверели! – добавляет гражданка.
– Капиталисты проклятые! Вдвое цену повысили! – кричит агрессивная бабулька.
– А вот и не поедем! – визжит девчонка-студентка. – Никто не поедет! Что будете без нас делать?!
– Не будем платить! И ездить не будем! – поддерживает ее парень.
Толпа гудит.
– Опомнитесь, миряне! Не моя на то воля, – уговаривает Серафим. – Решение мэрии! Я же за свои вас не повезу! Садитесь. Поехали…
Толпа упрямо – ни с места!
– Ну, нет – так нет… – вздыхает Серафим.
Хочет закрыть дверь.
Но через толпу пробирается элегантная дама. Локтями работает исправно: все расступаются перед ней. Дама заходит в маршрутку. Демонстративно достает из кошелька деньги, дает Серафиму, командует:
– Поехали! Без остановок!!!
Нервы толпы не выдерживают – ехать надо всем.
Люди атакуют автобус. Начинается привычная давка. Серафим собирает деньги. Толпа утрамбовывается, поднимает многоголосый шум.
– Ну, народ! Сплошные штрейхбрекеры!
– Сам ты штрейх! Я на работу опаздываю! – восклицает элегантная дама.
– Ой! Караул – задушили! – кричит агрессивная бабка.
– А вы, бабушка, сидели бы дома… – отвечает ей парень.
– Не твое собачье дело! – визжит агрессивная бабка.
– Разве так можно с молодежью, вы же такая почтенная дама? – укоряет ее женщина.
– А чего это вы старушку стыдите? – поддерживает бабку мужчина. – Может, она внуков едет нянчить!
Агрессивная бабка кричит в ухо Серафиму:
– Удостоверение!
Обиженный парень не сдается:
– Показывайте в развернутом виде!
Но и бабушка не лыком шита, за словом в карман не лезет:
– А ты что – контролер? Вон – водитель молчит. И ты не лезь не в свое дело! Мал еще…
– Пусть едет старушка… Пропустите… – вздыхает Серафим.
– Ага – за наш счет… – язвительно добавляет женщина.
– Вот из-за таких цены и повышаются! – поддерживает ее девушка.
– Эй, водила, давай – двигай уже! – кричат со всех сторон.
– Как же – поедет он! Ему бы побольше народа напихать.
Трогается Серафим. Тормоза плохие, двери скрипят. Снег все валит и валит.
Господи, твоя воля, думает отец Серафим.
Толпа колышется в салоне, как вода в бочке.
Карманный вор разрезает сумочку гражданки.
– Спасите! Грабят! – истошно вопит та.
Вор бросает кошелек на пол. Двое мужчин пытаются схватить его.
Вор размахивает лезвием.
Толпа откатывается от него, как прибой от берега, где только место находится!
Мужчины отступают.
– Попишу-порежу! – в отчаянии кричит вор.
К нему бросается ограбленная гражданка, надвигается грудью, кричит с таким же отчаянием:
– Пиши! Режь! Не боюсь я тебя!
Гражданка хватает вора за грудки, трясет изо всех сил.
– Ты чё? Ты чё?.. – растерянно бормочет вор.
– Режь, говорю тебе! Все равно жизнь – дерьмо! – кричит ограбленная. – Встаю в шесть утра, ложусь в час ночи! На работе пашу, как лошадь! Дома, как сталевар у мартена! Режь, режь, гадина!
Вор испуганно пятится:
– А вот и не буду!
Он отодвигается подальше от гражданки и покорно протягивает обе руки мужчинам:
– Нате! Вяжите! Все равно в тюрьме повешусь на хрен!
Повисает молчание. Только агрессивная бабулька тихо вздыхает:
– Может, у него детство тяжелое было…
– Ага! У меня тоже… детство… – бормочет первый мужчина, не сдавая позиций. – Вяжи его, братва! Водила, останови у ментовки!
– Какая ментовка, – отвечают ему со всех сторон. – Да мы в пробках на час застрянем!
И снова повисает тишина, слышен только голос подростка во всем черном, с высоким «ирокезом» на голове:
– А давайте его… того… прямо здесь…
Все охают, глядя на юного «гота» – ну и дети пошли! Лишь агрессивная бабулька не теряет дара речи, дает парню подзатыльник:
– Ты пионер? Комсомолец? Ай-яй-яй…
Все растроганно улыбаются, разрядила бабка атмосферу.
– Бабушка, да он не знает, кто такие пионеры! – смеется девушка-студентка.
Но агрессивная бабка не сдается, говорит хищно:
– А вот я ему ща и расскажу…
Склоняется к подростку, крепко хватает его за ухо, ведет к своему месту, подвигает элегантную женщину, примостившуюся рядом. Начинает что-то напористо бубнить ему прямо в ухо.
Гот не сопротивляется, слушает, ему все равно – лишь бы сидеть!
Дребезжит маршрутка, останавливается у каждого столба – пробка большая.
Мужчины все еще держат карманника. Никак не решат, что же делать.
– Надо бы его привязать. Чтобы не сбежал! – говорит первый мужчина.
– Точно! К перегородке, рядом с водилой!
– Веревка у кого-то есть, граждане? – обращается к салону женщина.
Оккупированный агрессивной бабушкой подросток-гот стыдливо вытаскивает из рюкзака капроновую удавку:
– Вот…
– Молодец! – хвалит первый мужчина.
– Вяжем! – командует второй и тащит воришку ближе к отцу Серафиму.
– Вы не возражаете? – кокетничает с ним гражданка, давая место заключенному.
– Да что я, сестра… тьфу, прости господи, гражданка, с ним делать буду? – сопротивляется Серафим.
– В участок первый попавшийся сдашь… – говорит первый мужчина.
– Ментов сюда вызовешь – они сами с ним разберутся, – подсказывает другой.
Мужчины привязывают вора к перилам рядом с отцом Серафимом.
