Потом все кончилось. Мы встретили караван. Я получил письмо Абдуллаева и прочитал его раньше, чем взялся за свое. Прочитал, что его девушка сделала аборт и вышла замуж… Она не просила прощения, а просто констатировала факт. Тогда я начал спускаться в ущелье. Слышал свист пуль. И своих, и чужих. И – ругательства. На своем и на чужом языке. Я спустился до самого низа. Абдуллаев лежал, глядя в небо единственным уцелевшим глазом, и… улыбался. Он знал, что у него родится сын. Тогда я поклялся: если вернусь, стану служить Господу. И… людям.
…Беременная вскрикнула. И родила мальчика.
Вечерело. Над маршруткой взошла первая звезда.
Во всем виноват Кортасар
Сделай это нежно
Случай был подходящий: баржа стояла в море.
Было уже довольно темно и посетителей в ресторанчике на воде, с этой стороны баржи, не было. Еще пару часов назад я выбрал столик, расположенный у самого края борта.
Мы сидели в темноте при мерцающем свете свечи. Я понимал – еще несколько минут, и над нами зажгутся гирлянды цветных фонариков, поэтому нужно действовать! Наша оживленная беседа – ни о чем – понемногу сошла на нет.
Мы сидели молча, наблюдая за тем, как внизу, в темных волнах, дрожат размытые блики прибрежных огней.
Я смотрел на ее пальцы, которые поглаживали тонкую ножку хрустального бокала с вином. Это были механические движения, которые подсказывали мне: сделай это так же – механически. Так, как было задумано. Что я должен был сделать?
Одно незаметное движение – достать пистолет с глушителем. Второе заметное, но короткое: прямой выстрел в сердце, третье произойдет автоматически: тело полетит в море.
Волны сразу затянут его под дно баржи. И – все. Конец.
Все это произойдет так быстро, что официант, который придет со счетом, не удивится, что кто-то из двоих вышел первым. Его это не касается. Итак…
Я смотрел на ее тонкие пальцы…
Они двигались, браслет на запястье поблескивал красными отсветами, которые порождались мерцанием свечи. И я подумал, что хочу провести с ней еще одну ночь. Еще одну. Последнюю. А уже завтра можно будет сделать все именно так, как я себе представляю. Ведь место и время подходящие. Осенью на этом курорте мало свидетелей.
Я оторвал взгляд от ее пальцев, движение которых так заворожило и затормозило меня. Я знал, что мне не следует смотреть в ее лицо, но раз уж решил перенести дело на завтра, то теперь – можно. Она смотрела на меня со своей обычной улыбкой, в темноте ее лицо показалось мне как всегда прекрасным и бесстрашным.
Я глотнул воздух и улыбнулся в ответ. Почувствовал, как больно дался мне этот глоток: с некоторых пор в моем горле постоянно стояло лезвие – не продохнуть…
Над нами зажглись цветные огоньки, внутри баржи заиграла музыка.
– На чем мы остановились? – сказала она.
Мгновение с тремя движениями, которые так четко появились в моей голове, было упущено. Из-за моей нерешительности. И если бы я решился проделать их сейчас, это было бы нечестно по отношению к ней.
– Мы говорили о…
Я не помню, о чем мы говорили.
Последние пять минут я был слишком далеко от нее.
– Не напрягайся, – сказала она, заметив мою растерянность. – Хороший сегодня вечер, хоть и осенний…
Я боялся одного: чтобы она вдруг не спросила, о чем я думал.
– Да, хороший вечер, – кивнул я ей в ответ и продолжил, чтобы не молчать: – Но становится прохладно. Пойдем в гостиницу.
Она встала, сбрасывая с себя на стул плед, которым укутывали посетителей, сидевших на палубе.
– Я только расплачусь, – добавил я, роясь в кармане пиджака в поисках денег, которые никогда не носил в кошельке или портмоне.
– Хорошо. Я подожду там, – она кивнула на набережную и пошла к выходу.
Я остался сидеть за столиком, отсчитывая купюры, и подумал, что именно так должно было произойти: один остался – другой ушел. Ничего особенного, так бывает с семейными парами, если они десять лет прожили вместе.
Все было бы точно так же, как сейчас, когда она вышла на набережную по матросскому трапу. Только тогда все было бы позади.
И мне не пришлось бы снова и снова думать о завтрашнем дне… А если не получится – о послезавтрашнем. И после-послезавтрашнем. Но тогда я бы не думал и об этой ночи, которую хочу провести с ней еще. Последней. Или – предпоследней. Или пред-предпоследней.
Я положил под хрустальную пепельницу несколько купюр и решил не торопиться. Знал, что она подождет и тоже не будет переживать по поводу моего отсутствия.
В последнее время, которое растянулось в несколько бесконечно долгих месяцев, мы, не сговариваясь, любили побыть наедине перед тем, как вновь сойтись вместе и легкомысленно спросить друг друга: «Ну, куда дальше?» или «Ударим по горячему пуншу?» Но перед этими фразами нам нужно было немного подышать воздухом наедине с собой. Совсем немного. Чтобы собраться с духом.
Я закурил, глядя на цветные огни, которых стало больше в уже черной ночной воде.
Моя нерешительность раздражала меня. Я давно отучил себя от сентиментальных мыслей о том, что ей будет больно. В данном случае это были никому не нужные эмоции.
Я взглянул на набережную. Она была залита огнями. Там еще прохаживались люди – туристы, отпуск которых обидно пришелся на октябрь. Она стояла под фонарем – легкий черный плащ, на голове шифоновый платок, обмотанный вокруг шеи. И большие темные очки. Она не снимала их никогда. Вылитая Грейс Келли, намек на красоту. Заметно лишь то, что женщина – красивая. Такую трудно оставлять надолго одну.
Я знал, что произойдет дальше.
Конечно, к ней подошел какой-то мужчина. Я улыбнулся и не двинулся с места.
Наблюдал, как она изменила позу, поправила края платка, дотронулась рукой до очков, но не сняла их. Они о чем-то говорили. Потом я услышал ее смех. Увидел, как человек приблизился. Если бы он был павлином, у него бы распушился хвост.
Он протянул ей сигареты, щелкнул зажигалкой, в свете огонька я увидел тусклый блик в стеклах очков. Она выпустила струйку дыма вверх. Это был красивый жест. Павлин захорохорился вокруг нее. Наверное, что-то сказал – она снова засмеялась. Мне оставалось только подождать и понять, что она хочет – пойти с ним или отшить его так, как она умела это делать – элегантно и без обид. Если они пойдут вместе, я пойду вслед за ними. Просто пойду, чтобы знать, откуда ее забирать утром.
Она бросила недокуренную сигарету в траву. Не знаю, что она сказала в этот момент, но павлин моментально стушевался. Потоптался вокруг и, почтительно поклонившись, двинулся дальше. Плечи его были опущены, а хвост он уже тянул за собой, как помело.
Пора.
Я поднялся из-за столика, через стекло кивнул официанту и пошел к трапу.
Увидев меня, она пошла мне навстречу.
Этих нескольких минут нам обоим хватило, чтобы перекинуться двумя незначащими фразами.
– Оставил чаевые? – спросила она.
– Конечно.
– Завтра придем сюда?
– Нет. Мне не понравился соус. Найдем что-то другое.
Она кивнула и взяла меня под руку.
– Хороший вечер, – сказала она, – или я уже об этом говорила?
– Мы оба говорили об этом, – сказал я.
– Точно. Я забыла…
– Это не важно.
Я подумал, что сейчас не разговаривал бы с ней, не слышал бы ее голоса, не держал бы под локоть, не вдыхал запах ее духов, не видел, как она двигается…
Подумал, что я – эгоист и что эта ночь, наконец, должна стать последней.
И разозлился, ведь таких «последних» ночей накопилось немало.
И каждая была особенной, незабываемой. И мне, как наркоману, хотелось еще и еще. В то же время я понимал, что пора наконец «соскочить» и «завязать». Хватит.
Но именно сейчас, по иронии судьбы, все складывалось так хорошо, просто на зависть всем, кто понимает, что такое куча свободного времени, деньги и путешествия по миру с любимым человеком. Без каких-либо ограничений.
Да, мы путешествовали вот уже несколько месяцев. Я оставил бизнес на партнеров – слава богу, они у меня надежные, и мы жили на проценты, которых вполне хватало на путешествия.
Мы начали с Франции, о которой она мечтала и в которой чувствовала себя как рыба в воде.
Как рыба в воде…
Потом был Египет, где мы просто валялись на солнышке и путешествовали по пустыне на парочке белых верблюдов, наняв личного проводника-бедуина. Оттуда на пару недель перебрались в Прагу, из которой еще на пару недель отправились побродить по лесам Карловых Вар. Осень застала нас здесь, в Хорватии, на Истринской Ривьере.
Нам можно было позавидовать.
Если бы не знать, что я лишь пытался найти подходящее место, подходящее время и подходящие обстоятельства. Но каждый раз, когда я вплотную приближался к таким подходящим местам и обстоятельствам, я понимал, что хочу провести с ней еще одну – последнюю – ночь.
Но так не могло продолжаться бесконечно!
…Что значит любить? Десять лет назад я совершенно точно мог дать ответ на этот вопрос. Ведь когда я впервые увидел ее, подумал: вот женщина, за которую я мог бы отдать жизнь. Что я сказал бы теперь?..
