через весь Киев скорбные обозы с изувеченными солдатами, валявшимися на грязной соломе в телегах и арбах. По словам Н. С. Лескова (он проводил тогда в Киеве спешные наборы рекрутов), «город жил наживной лихорадкой». «Война на полуострове была вскрытием затяжного нарыва». «Глухая пора николаевского царствования» приносила свои «каиновы плоды…».
Афанасию Васильевичу поручено было сформировать в Киевской губернии «возовую полубригаду и конную роту подвижного магазина для действующих войск». Выполняя задание, он сталкивался на каждом шагу с вопиющими злоупотреблениями людей, строивших свое благополучие на всенародном бедствии. Состоять на государственной службе, не потакать взяточникам и казнокрадам, было почти невозможно и еще труднее — самому не выпачкаться в грязи. Вот почему скрупулезно честный Афанасий предпочел полуголодное существование «нормальной» чиновничьей карьере, которую сулило «Высочайшее Государя Императора благоволение», записанное в его формуляре после того, как сформированное пополнение было отправлено на фронт.
27 октября 1853 года у Марковичей родился сын Богдан — будущий математик, революционер, журналист, любимец Марии Александровны, ее радость, ее гордость, самое близкое и дорогое существо до последнего часа жизни…
Копия метрического свидетельства, найденная недавно в его университетском деле, позволяет установить немаловажную биографическую подробность. Крестной матерью Богдана была «дочь генерала от кавалерии Репнина княжна Варвара Николаевна».
Каждому, кто знает жизнь Шевченко, известно имя горячей почитательницы его таланта Варвары Николаевны Репниной, дочери героя ©течественной войны, опального наместника Малороссии, князя Н. Г. Репнина и племянницы декабриста С. Г. Волконского. Известно о ее неразделенной любви к поэту, о безуспешных хлопотах ее перед шефом жандармов, которого она умоляла, пользуясь родственными связями, смягчить участь Шевченко-солдата, сосланного в Аральские степи. Их дружеские отношения и переписка продолжалась много лет.
Думается, что выбор кумы не был случайным. А. В. Марковича связывала с Репниной память прошлого, общие знакомые и друзья, Марию Александровну — увлечение вольнолюбивыми стихами Шевченко. Можно представить себе, какое значение имели для нее задушевные беседы с этой женщиной и как много нового узнала она о любимом поэте, который, как писала Репнина, «купил ужасными испытаниями право громить сильных…».
В Киеве, как и в Чернигове, Марковичи дружили с украинскими демократами, подвижнически преданными родной литературе и народному творчеству. Некоторых из них Афанасий знал еще с юности.
Д. С. Каменецкий, скромный и удивительно бескорыстный молодой человек с университетским образованием, был тогда мелким чиновником. Пройдет несколько лет, и в качестве управляющего типографией он станет незаменимым помощником Кулиша во всех его литературно-издательских начинаниях, будет хлопотать о выпуске сочинений Шевченко и поможет в обход цензуры внести в текст «Кобзаря» ряд поправок, перепишет для набора рукопись «Народних оповідань» (рассказов) Марко Вовчка и окажет писательнице немало ценных услуг.
Другой знакомый, учитель гимназии М. К. Чалый, оставит мемуарные свидетельства о пребывании Марковичей в Киеве. Горячий поклонник Шевченко, он исподволь соберет огромный материал о его жизни и деятельности и напишет первую подробную биографию поэта.
Но едва ли не самой колоритной личностью из всех, с кем встречалась Мария Александровна в Киеве, был жизнелюбивый, общительный, энергичный Степан Данилович Нос, помнивший наизусть несметное множество текстов и мелодий украинских песен. В 1854 году он окончил университет и в дальнейшем умело пользовался своей профессией врача для изучения народной медицины и поэзии. В шестидесятых годах ему довелось пройти и тюрьму и ссылку по подозрению в принадлежности к организации «Земли и воли». И как раз в то время, когда над ним уже сгущались тучи, Марко Вовчок спрашивала Афанасия в очередном письме из Парижа: «Что делает Нос?.. Поклонись от меня этому славному человеку Носу Не варит ли он мед, как когда-то в Киеве?»
К пестрому кругу киевских знакомых Марковичей принадлежал и Н. С. Лесков, внутренне уже подготовленный к вступлению на литературное поприще, и коллекционер украинских рукописей Ф. И. Дейкун, и поэт-романтик А. Л. Метлинский, который, как мы увидим дальше, сыграл определенную роль в жизни обоих супругов, и люди совсем иного склада, вроде богачей-помещиков В. В. Тарновского и Н. А. Ригельмана.
КАЧАНОВНА
В письме из Таращи и Черкасс (январь 1854 г.) Афанасий просил жену составить полный реестр долгов: «Не забудь в Орле Снежкова 10 р. с процентами, в Каменец-Подольске Демьяненка 125 р. с процентами… не забудь 151 р. 50 к. с. Вас. Вас. Тарновскому…»
С последним Маркович был в приятельских отношениях еще в сороковых годах, когда тот устраивал в Киеве литературные вечера, которые посещали члены Кирилло-Мефодиевского братства. В 1853 году Василий Васильевич унаследовал от бездетного дяди Г. С. Тарновского громадное имение в Борзненском уезде — прославленную Качановку, с роскошным парком, занимающим сотни десятин, и дворцом, возведенным по проекту самого Растрелли. В Качановке бывал Гоголь, Глинка здесь писал «Руслана и Людмилу», часто и подолгу гостил Шевченко, а в более поздние годы И. Е. Репин работал над «Запорожцами».
Жестокий крепостник-самодур, Г. С. Тарнавский оставил по себе недобрую память. «Высокопарная речь, по большей части бессмысленная, сознание своего достоинства, заключавшегося только в богатстве и звании камер-юнкера, приобретенном сытными обедами в Петербурге, посягательство на остроумие, претензии на меценатство, ограничивавшиеся приглашением двух-трех артистов на лето к себе в деревню, где им бывало не всегда удобно и приятно, скупость, доходившая до скряжничества, — вот характеристические черты Григория Степановича», — писал о нем сосед по имению, помещик Селецкий{11}.
Глинка поражен был его скупостью и невежеством; Шевченко нарисовал образ «гнусного сластолюбца», введшего такие улучшения по имению, от которых «мужички запищали». В повести «Музыкант», откуда взяты эти слова, рассказчик восклицает: «О, если бы я имел великое искусство писать! Я напивал бы огромную книгу о гнусностях, совершающихся в селе Качановке».
В. В. Тарновский в отличие от дяди проявлял себя как либеральней общественный деятель. Обладая неограниченными средствами, он положил начало замечательной коллекции малороссийских древностей, которую продолжал затем пополнять его сын. Почетное место в домашнем музее Тарновских занимали рукописи, рисунки и различные реликвии Шевченко{12}. Однако общественное положение владельца нескольких тысяч душ толкало мецената Тарновского на практические действия, несовместимые с цветистыми фразами о любви к угнетенной родине и ее страдающему народу. Почитание Шевченко не мешало ему быть фактическим союзником Галаганов, Лизогубов, Кочубеев, Скоропадских, которые, при всем своем «украинофильстве», не стеснялись сдирать по три шкуры с «братьев-гречкосеев».
Этого не могли не почувствовать Афанасий и его молодая жена, когда Тарновский пригласил их осенью 1854 года к себе в Качановку, поручив А. В. Марковичу заняться статистическим описанием своих владений. Служба у богатого покровителя продолжалась не больше месяца. Как вспоминал потом сын Тарновского, «Афанасий Васильевич занимался в Качановке больше собиранием народных песен и пословиц, чем статистикой, проводя целые дни на мельнице с помольцами». Но покинули они Качановку вовсе не из-за лености Афанасия. Мария Александровна объяснила М. К. Чалому,
