что кажется неправдоподобной. Высаженные еще при Румянцеве древние липы на десятки верст образуют сплошную аллею. Узловатые корни выпирают из земли, ветви тянутся от самого низа, сплетаясь в округлые кроны, и каждое дерево породит на зеленый шатер. Если добавить к этому пасущихся там и сям овец под присмотром пастушков в широкополых соломенных шляпах, то невольно вспоминаются буколические пейзажи фламандских живописцев. И думаешь: в этих местах бывала Марко Вовчок, любовалась, как и мы сейчас, этими «райскими кущами», отдыхала под отрадной сенью этих же самых лип. И приходят на память панегирические строки из мемуаров Чалого:
«Благословенная земля, счастливая Подолия! Кому хоть раз в жизни удалось насладиться прелестями твоей богатой природы, подышать ароматическим воздухом, упиться благоуханием твоей неистощимой растительности, заглядеться на твои роскошные равнины — поля, засеянные колосистой пшеницей, при тихом дуновении ветерка сверкающей на солнце золотистыми отливами, на эти зеркальные пруды, окаймленные яркой зеленью, обильные рыбой и дичью, на эти сады, богатые сочными фруктами, — тот не забудет тебя, благословенная Подолия, до самой смерти».
Подольская губерния была возвращена России после второго раздела Польши. Польские паны, ставшие подданными русского царя, сохранили и даже приумножили свои владения. Одному из крупнейших магнатов, графу Болеславу Потоцкому, принадлежали в Брацлавском уезде обширные поместья с тысячами душ крепостных и «родовое именье» Немиров — торговое местечко с разношерстным по национальному составу населением.
Когда-то у берегов Южного Буга гремели битвы, с татарами и не затихали бои гайдамаков с шляхетским ополчением Речи Посполитой. Все напоминало здесь о немирном прошлом: и само название городка, и крепостные валы, и разбросанные по окрестностям козацкие могилы, и переходящие из уст в уста песни и предания о Богдане Хмельницком и героях освободительных войн — славном продолжателе дела Хмельницкого Семене Палии и гайдамацком ватажке Гнате Голом, который убил в 1741 году изменника Савву Чалого, переметнувшегося к польским панам. Владелец Немирова, коронный гетман Иосиф Потоцкий, сделал его полковником надворной милиции, и Савва Чалый стал сражаться с гайдамаками. Его гибель от руки мстителя и послужила сюжетом народной песни. Когда писательница приступила к работе над повестью о Савве Чалом, она просила мужа прислать ей в Париж все известные ему сведения об этом человеке. Сохранился отрывок из записной книжки Марко Вовчка с текстом «Думы яро Савву Чалого» и любопытной пометкой: «Запис[ано] Венед[иктом] М[арковичем] от 120 летн[его] козака Перебийноса в Пирятине в 1858 году».
В Немирове находилась резиденция Потоцких — величественный белый палац с огромным штатом дворцовой челяди и оравой паразитов, кормившихся от графских щедрот{14}. Потоцкий устраивал у себя во дворце музыкальные вечера, где можно было послушать заезжего артиста или знаменитую певицу. Приглашались на приемы и учителя, получавшие вкусные обеды и рублевые сигары, которыми хозяин собственноручно одаривал гостей.
Потоцкий определил Немировской гимназии ежегодную субсидию, отвел несколько домов под квартиры учителям, построил интернат и содержал на свои средства до тридцати воспитанников. Однако он отнюдь не бескорыстно занимался благотворительной деятельностью. В награду за пожертвования Болеслав Потоцкий был назначен почетным попечителем Немировской гимназии, получал выслуги, звания, чины и ордена. После того как щедрый граф построил в своем имении православную церковь и учредил сиротский приют, он был, по изящному выражению «летописца» Немировской гимназии Стрибульского, «произведен не в пример другим в церемониймейстеры Высочайшего Двора».
Об этом сиротском доме мы знаем из письма Марии Александровны к Л. Н. Толстому. «Я видела и слышала, — вспоминала она, — как пели дети странными и дрожащими голосами псалмы в приюте графа Потоцкого в Немирове, как видели и слышали [Вы] за границей — я после по ночам слыхала эти голоса, и я думала, что бы сделать, как бы сделать — да я могла только думать, а сделать ничего не могла…»
Среди гимназистов преобладали сыновья шляхтичей и польской знати. Не менее четырех пятых от общего числа учеников составляли поляки. Уродливость русификаторской политики здесь особенно бросалась в глаза. Гимназисты разговаривали между собой на родном языке, а учиться должны были на русском. Гимназия была цитаделью официальной идеологии. Законопослушные учителя чувствовали себя во враждебном окружении. Этого не мог скрыть даже автор тенденциозного «Описания Немирова» Т. М. Пристюк: «Чиновники гимназии, как представители русского начала, находятся в постоянной нравственной борьбе с родителями учеников — поляками. Оттого положение гимназического сословия здесь не завидно: оно не пользуется тем доверием и тем уважением, которых по своему положению вправе ожидать».
В Немирове, как и в других городах Подолии и Волыни, где сильно было польское влияние, распространялась агитационная литература и велась подготовка к восстанию. Из гимназистов-патриотов формировался повстанческий отряд.
В письмах Марко Вовчка упоминаются некоторые Немировские гимназисты и среди них Теобальд Шуазель, будущий политический эмигрант, с которым она встречалась за границей как с человеком, близким ей по духу.
Инспектор гимназии Александр Дельсаль устраивал у себя на дому еженедельные любительские концерты, где собирались пожертвования «на вызволение Польши». С Дельсалем Марковичи были в наилучших отношениях.
Случалось, что учеников-старшеклассников исключали из Немировской гимназии с «волчьим билетом» за революционную агитацию и хранение стихов «преступного содержания». Стихи и песни с проклятиями русскому царю и прославлением борцов за свободу имели в то время широкое распространение в юго-западных губерниях. Пели их на тайных сходках и поляки-гимназисты в Немирове.
Оказавшись в этой новой для нее среде, Мария Александровна Маркович быстро и легко усвоила польский язык. Познакомилась она и с польской литературой. Адам Мицкевич вместе с Пушкиным, Лермонтовым и Шевченко стал для нее до конца жизни любимым поэтом.
Позже, когда в круг ее друзей вошли польские революционные эмигранты, участники восстания 1863 года, профессор Московского университета С. В. Ешевский, сам родом поляк, писал Марии Александровне: «Мне приходит на память ваш превосходный варшавский выговор и то, что вы жили в центре польской агитации в самое горячее ее время».
«РЫЦАРИ ЧЕСТИ И ДРУЖЕСТВА»
Когда Марковичи приехали в Немиров, там еще свежи были воспоминания о предшественнике М. А. Тулова, мракобесе и деспоте Зимовском.
Новому директору Немировской гимназии, либеральному педагогу-словеснику М. А. Тулову, стоило немалых усилий искоренить аракчеевский режим, насаждавшийся его предшественниками. Тулов живо интересовался народным творчеством, что само по себе создавало почву для его сближения с Марковичами, и пока его не перевели в Киев, Афанасий чувствовал себя как за каменной стеной. Но застать в Немирове сплоченную группу учителей-украинцев и обрести в их лице единомышленников и верных друзей было для Марковичей настоящим подарком судьбы.
Преподаватель русского языка и словесности Петр Гаврилович Барщевский, математик Илья Петрович Дорошенко, историк Автоном Григорьевич Теодорович приветливо встретили новоиспеченного географа
