Из гигиенических соображений, и так, для порядка, в палаты посторонних не пускали, просмотр разрешался только с улицы. Посетители-папаши выстраивались перед окнами, что-то кричали своим любимым, но их совершенно никто не слышал в здании, и, тогда они, губами, открывая широко рот, применяя жестикуляцию пальцев, как глухонемые, старались донести сказанное. Все это походило на театр пантомимы. В ответ, молодые мамы подносили своих детенышей к окну и показывали сквозь покрывшиеся инеем стекла. Туго завернутые в пеленки младенцы, похожие на матрешек, щурились от яркого, зимнего солнца, некоторые из них открывали свои малюсенькие ротики, изображая зевоту и желание вздремнуть. Счастливчики папаши, оказывались те, у которых жены-роженицы находились на первом этаже, но если на третьем, то это была явная неудача. Настеньку определили на первом. Помахав, она указала на санпропускник. Медленно передвигаясь, придерживая за больное место руками, чуть ниже живота, который не успел уменьшиться до нормы, она шла на встречу длинным коридором. И вот молодые родители сблизились и обнялись.
– Он в реанимации! – тихо сказала Настя и опустила глаза, стыдясь выступивших слез.
– Где? – удивился Артем и почувствовал, как у него задрожали пальцы. – Как в реанимации? – и только теперь он заметил залитые кровью глаза супруги, в которых полопались сосуды.
– Врачи сказали, что у него асфиксия, то есть, это значит, что малыш наглотался околоплодных вод, должен был закричать при появлении на свет, но, увы, этого не произошло. – И девушка опять заплакала, прикрывая лицо обеими руками.
Настя, всем своим видом показывала свою душевную боль, усталость отразилась на её измученных глазах и на бледных щеках. Очевидно, она не спала последние сутки и считала себя виновной в произошедшем. Её внутреннее состояние передалось и на Артема. Он обнял жену и принялся гладить по спине, пытаясь хоть таким способом унять ту душевную боль, которая впилась в сознание близкого человека.
– Все будет хорошо, вот увидишь… – утешал Артем измученную девушку, с трудом стоявшую на ногах.
– А если умрет? – хныкала Настя, положив голову на плечо мужа.
– Не умрет! У нас отличные врачи.
– Отличные? Откуда здесь отличные возьмутся? – яростным тоном произнесла встрепенувшаяся, недовольная девушка. Ей не понравилось то, что муж попытался выгородить пробел акушеров. – Они мучили меня всю ночь, никто не подходил, все забыли обо мне, наверно они ждали от нас взятку, но мы ведь не знали… никто не предупредил, что надо «дать на лапу». Эти проклятые деньги… он поэтому и наглотался, что тянули время, лучше б я дома родила, поверь! Если бы не одна медсестра… она потом ещё помогала доктору, каким-то прибором откачать из его легких воды, если б не она, не знаю что и думать, наверно не стояли бы здесь сейчас. Да, чуть не забыла, сегодня утром пришел главный и вручил рецепт, вот он, сказал, срочно – это поможет ребенку. – И она протянула помятый бланк.
– Что ж ты сразу не сказала? Я мигом! – Артем выхватил лист, поцеловал жену в щечку и пулей вылетел на порог.
Три дня ребенок находился в реанимации и только на четвертые сутки его принесли в палату к матери. Крошечное существо испытывало голод, вякало осипшим голоском, по всей видимости, он давно требовал пищи, но никто не реагировал на его просьбу. И вот, наконец, ослабленный организм прижался к груди, рефлекторно начал шарить и нашел то, что искал, сразу же принялся смоктать, издавая звуки похожие на чавканье. Но материнское молоко не текло, за эти дни оно перегорело, грудь высохла. Насте, по незнанию, ничего не оставалось, как сунуть бутылку, наполненную искусственным питанием в ротик первенца. Так она поступила по совету все той же медсестры. Только что, появившийся на свет человечек с жадностью принялся впитывать ненатуральное кушанье. В дальнейшем, от такой еды, от этой дурацкой смеси у мальчика появились запоры и Настя, опять же, по совету какой-то глупой родственницы, каждую ночь стала вставлять в попу малышу обычный стеклянный градусник, помогая ему опорожниться. Привычка такого туалета укоренилась и продолжалась целых три года, эта привычка повлияла на Настино сознание, и она уже более не хотела иметь детей, ночи проведенные без сна сделали своё дело. Артем же в силу занятости и поездок в соседнее государство, зарабатывая на хлеб, испытывал потребность полноценного отдыха. Жена жалела его и не привлекала к помощи – управлялась с ребенком сама.
Аккумулятор в «пирожке» совсем сдох, и Артем спешил на авторынок, благо его построили рядом с поселком, на пустыре. Вход был платным. У касс толпились длинные очереди. Автомагазин был один единственный в городе со скудным ассортиментом, поэтому желающих попасть на ярмарку было вдоволь. В основном на рынке присутствовали мужчины, но иногда сюда забредали и женщины в сопровождении своих воздыхателей. Создавалось впечатление, что многие автолюбители приводили в эту гущу мужского пола, своих красавиц, специально на показ. «Зачем он привел её сюда, такую наряженную? – спрашивал сам себя Артем, – идет по этой насыпи из пыли и щебня, на каблучищах, ножки подворачиваются от неровностей, мучается бедняга, в Европе такую обувь надевают на карнавал, а она по глупости своей, наверно, и в лес по грибы без каблуков сходить не может. Юбку короткую напялила, из-под юбки трусики в горошек, лицо у барышни недовольное, все время жалуется на что-то, ноет под руку, раздражает сопровождающего. Мужики косятся отовсюду, обсуждают, сплетничают. Эта пара вызывает внимание и улыбку у наблюдающих, но самое смешное их ждет впереди, когда эта парочка возвращается с купленным глушителем и шинами: он тащит шины во всех руках, она глушитель, которым ели-ели, по какой-то случайности, не цепляет припаркованные автомобили и не оставляет на них вмятины».
На капотах легковушек, с которых вели торг предприниматели, пестрели разные железяки: глушители, поршни, детали интерьера и экстерьера. Кто-то торговал радиолами и на всю громкость включил музыку, даже не музыку – шансон, а кто-то реализовывал сигнализации. Вой сирен перебивал вопль Новикова и Шуфутинского. Установились не гласные соревнования, от которых публика была не в восторге, вдобавок ко всему, в мегафон, эхом разносились объявления разного характера не относящееся к автомобилям; о продаже дачи или старого пианино.
Между рядов сновали коротко стриженые молодцы с большими бицепсами, в кожаных черных куртках, как на подбор. То и дело они подходили к торговцам и о чем то, в грубой форме, не стесняясь покупателей, говорили. Обрывки фраз доносились до слуха Салтанова – это были угрозы. Молодчики грозились спалить машины не покорным торговцам, торговцы в свою очередь, не имели ни малейшего желания испытать судьбу, тянулись за кошельками и исполняли волю рэкетиров. В одном из бандитов, Артем узнал Жору Тушкана, но не подал вида, отвернулся, ему было неприятно наблюдать за тем, чем промышлял старый друг.
Тем временем, какой-то молодой парень в комбинезоне расхваливал свою продукцию столпившимся вокруг него автолюбителям, он даже проверял аккумуляторы прибором похожим на вольтметр. Стрелка на циферблате двигалась, и это вызывало доверие.
– На пять лет хватит, только не забывай дистиллированную воду доливать. – Советовал продавец.
Заплатив приличную сумму, путь Артема лежал в ближайшую автобазу, к электрику, чтобы тот за небольшую плату залил в батарею электролит.
Автобаза, построенная в послевоенное время, в конце сороковых, располагалась в центральной части района, рядом с площадью и памятником освободителям. На этом месте, до появления автопредприятия, находилось кладбище, но какой-то не совсем умный руководитель, закатал сверху, то кладбище, асфальтом и бетоном; места, видите ли, ему другого не нашлось. Артем знал, что где-то под толщею асфальта покоится прах его прадеда, прибывшего на Донбасс из Орловской губернии, по причине раскулачивания. Отобрали все: и коров, и лошадей, вплоть до лопат, топора и заготовленных кормов. Американская великая депрессия докатилась до России. Опустевшая казна в те далекие тридцатые заставила власть пойти на такие крайние меры. Зажиточные, хозяйственные, мастеровитые крестьяне попали под пресс Коммунистической партии. Оставшись без средств к существованию, с разорившемся хозяйством, а доживать-то как-то надо… детей – не много не мало, у Салтановых, из десяти родившихся – осталось семеро. Земель, пока не отобрали, имели предостаточно, вот и плодили детей, чтобы те помогали родителям обрабатывать; нанимать батраков уж больно дорого было. Таким образом, перебравшись южнее, прадед хотел спасти свою многодетную семью от голода и нужды, а здесь, на востоке Украины, в те далекие тридцатые годы развивалась угольная и металлургическая промышленность. Заработать на кусок хлеба, выглядело заманчивой перспективой. Односельчане орловщины массово покидали свои дома, переселяясь в многонациональные, с разной культурой и вероисповеданием индустриальные центры Юзовки и Макеевки. Для многих народов, город который построил Джон, стал землею обетованной. Правда есть одно большое «НО» – как разные породы зверей не могут ужиться в одном стаде, так и тут, драки, злоба, агрессия, расизм, не уважение к друг другу… и только время излечит эту проблему.
