– Ты ведь меня не бросишь, одну, здесь, посреди поля? – Волнительным голосом, хныкая, спросила Настя, догадавшаяся о планах Артема. – Не бросай меня! Я боюсь!
Артем спустился, подошел к ней и обнял, прижимая к груди.
– Я мигом, туда и обратно, договорюсь чтобы нас отсюда вытащили, ты все время будешь видеть меня. Обещаю! Ничего не бойся!
После таких слов, девушка немного перевела дух и успокоилась.
– Хорошо. Давай мигом, одна нога там – другая здесь.
Через четверть часа, мощный тягач, Кировец К700, взял пикап на буксир.
– Куда Вас? – Спросил тракторист, испачканный солидолом.
– На Украину, хотелось бы…а куда ближе?
– А здесь, что в одну сторону, что в другую – одинаково.
– Тогда тяни в Хохляндию!
Тягач продавливал своими гигантскими колесами глубокую колею. «Пирожок» днищем цеплял грунт. Поначалу он был управляем, но после того, как грязь забила полости под крыльями, он перестал подчиняться, рулить было бесполезно, оставалось только внимательно смотреть на впереди идущий комбайн и соблюдать дистанцию, чтоб ненароком, не наскочить на прицепное дышло. Ступня правой ноги при этом, постоянно давила на педаль тормоза. Громадный буксир тащил пикап, как сани в зимнее время тянут лошади. Из-под огромных в рост человека колес, летели лепешки в лобовик. В любой момент стекло могло лопнуть, стеклоочистители с трудом счищали прилипшую, мокрую грязь. По бамперу била густая трава, словно отпускала пощечины за плохое поведение, в наказание, за нарушение закона.
И вот, наконец, долгожданный асфальт. Ещё несколько метров они ехали в одной упряжке. Комья продолжали лететь в разные стороны, засоряя проезжую часть. Прижавшись к обочине, буксир остановился. Мужик-тракторист, с насмешливым лицом, сияющий от содеянной им благодетели, от того, что ему удалось помочь чудакам из города, которые сунулись в непролазную грязь – получил от Артема вознаграждение: две бутылки «пшеничной». Полученное сразу спрятал за пазухой, затем ловко вкарабкался в высокорасположенную кабину, передернул какие-то рычаги и опять погнал своего железного кормильца в поле, в свою стихию. Артем с Настей отвязали буксировочный трос, расхваливая себя, что с шанцевым инструментом у них полный порядок. Сели в машину и…и, включив первую передачу, пришли в ужас! Автомобиль не хотел подчиняться, он просто заглох. Повторив попытку, ребята поняли: тронуться не получится, пока не очистят от грязи полость – промежность между подкрылками и протектором колес.
Мама не находя места, снова встречала Артема поздним вечером у ворот, с встревоженным лицом. Сыну даже показалось, что она желала нашлепать подзатыльников провинившемуся, как в детстве, но при виде Насти, не стала, успокоила свой гнев и смирилась.
– Что? Что случилось? Почему так долго? Ночь на дворе. – Спрашивала возбужденно женщина.
Пришлось рассказать все в деталях, так как есть, секретов от нее сын не скрывал.
– Сам измучился и девушку до беды довести хочешь? Бросал бы ты эти заработки, – говорила Антонина Романовна.
– Мамуль! – Так называл её Артем, когда хотел подлизаться, пытаясь смягчить напряжение. – Ещё один, последний разок и обещаю, брошу.
– Ты это сто раз говорил, а воз и ныне там, не пойму, зачем так рисковать? Попадешься ведь когда-нибудь, отнимут все до копеечки или ещё хуже в тюрьму посадят. Не верю, что бросишь, не верю, почувствовал запах денег.
Вдруг, ни с того ни с сего, она схватилась за живот и скривилась от боли.
– Что с тобой? – принялся расспрашивать сын, подхватив под руки: Настя с одной стороны – Артем с другой. Усадили на диван. Принесли стакан воды. – Тебе плохо? Скверно выглядишь, бледная какая-то.
– С утра болит сильно, а сейчас вообще, не выносимо, – сказала Антонина Романовна, издавая стоны, ворочаясь на диване.
Реанимобиль РАФ с людьми в белых халатах, похожими на врачей, прибыл на удивление быстро. Водитель вылез из кабины – первым делом подышать воздухом и стукнуть туфлей по переднему колесу, таким образом, он проверял количество атмосфер в баллоне. Жаловался на нехватку бензина, и что при коммунистах ему жилось, как коту в масле, и этот проклятый бензин стоил всего десять копеек за литр, а сейчас передвигаться приходится на лысой резине, с торчащим кортом, и эта резина в любой момент может выстрелить, а он, опытный ас, с тридцатилетним стажем не успеет доставить до операционной тяжелобольного. Водитель остался охранять свой транспорт, а толстая фельдшер, с чемоданчиком, проследовала за Артемом. Не снимая обуви, с грязной подошвой, оставляя следы на полу, она вошла в мамину комнату и плюхнулась вальяжно в кресло.
– На что жалуемся? – Наверно в тысячный раз спросила докторица своего пациента.
– Ой… на что жалуюсь? Такое ощущение, будто кто-то кол вбил в желудок, и он достал до кишечника, – тяжело вздыхая, сказала Антонина Романовна. – Мышцы внутри напряглись до такой степени, спазм неимоверный, думала все, конец пришел; от той боли на потолок лезла, даже на голову, вверх ногами становилась. Сейчас, вроде, полегчало, но все равно немного болит, гад.
Артем, Настя и сестренка Артема притаились в углу комнаты ничком, внимательно слушали и следили за происходящим.
Медработница сделала укол и предложила госпитализацию. Не раздумывая, Антонина Романовна согласилась, и дети провели её к машине. Узнав у водителя адрес больницы, все единогласно, решили навестить Антонину Романовну на следующий день.
Больница находилась на окраине города: серое, почти черное здание из силикатного кирпича, по прилегающей территории прогуливались женщины в домашних халатах в сопровождении родственников с угрюмым выражением лиц. Странность пришла Артему на ум – женщины в халатах были либо толстые, либо худые, средних среди них не оказалось.
– Ну, что, как ты? – Начали допекать домочадцы вопросами, переступив порог санпропускника.
– Как, как? – задумчиво переспросила Антонина Романовна, как будто все утро готовилась правильно изъяснить положение, в котором очутилась. – Сделали УЗИ, обнаружили камни в желчном пузыре, сказали, не переживать, в нашем регионе они практически у каждого, лечение одно: удаление хирургическим путем, а если будем тянуть, то пузырь может лопнуть и исход не предсказуем.
Новость напугала Артема, он впервые сталкивался с подобной ситуацией. С кем посоветоваться? В медицине не было ни знакомых, ни родственников.
А тут ещё бабушка приехала, в гости на недельку другую и, не раздумывая, уверенно стала настаивать на бесполезности операции и порекомендовала дочери соблюсти ПОСТ.
– Мамо, знов ти про цей пост. Що він дасть? – Недоверие прозвучало в словах дочери, доктор отпустил её домой на выходные. – Ніхто його зараз не тримає, залиш його при собі, люди сміються з цього, на дворі ось-ось двадцять перше століття.
– Не кажи так, не гнівай Бога! – розсердилась старая женщина, разменявшая восьмой десяток – Отож й погано що ніхто не тримає, якби тримали, ніхто б не хворів, як зараз. Я все життя прожила в селі, у великому селі, в якому ти теж народилась, не було у нас ні аптек, ні лікарень, але всі були здорові. Їжа, зараз винна їжа, яку ви споживаєте, як це можна їсти? – и старушка всем видом показала на приготовленный салат с майонезом.
Болезнь Антонины Романовны породила спор в семье. Мнения разделились. Несколько дней никто не разговаривал друг с другом, каждый делал вид, что занимается своим делом. Бабулька не находила поддержку, все отвернулись от неё, сторонились, думая ежедневно, что она тронулась, лишилась в старости разума. «Ну, как может ПОСТ или религиозный обряд излечить человека, растворить образовавшиеся камни?» – думал Артем. Вывод напрашивался один – сделать так, как пожелает сама мама, и она пожелала скальпель. Уж очень ей не хотелось испытать новую волну приступа, а, по словам хирурга, следующий приступ будет страшнее предыдущего, а то и чего хуже – лопнет пузырь в неподходящий момент, ночью например, и тогда он не дает никаких гарантий. Одно из требований Антонины Романовны – хирург должен быть зрелый, опытный, ей даже порекомендовали такого соседки по палате, это был никто иной, как завотделением Семён Семенович Резников: стройный, симпатичный, умный взгляд подчеркивал его компетентность, всегда в белом отутюженном халате и с колпаком на голове, от него исходило приятное благовоние дорогих парфюмов, руку опутывал кожаный ремешок с дорогими часами, которые он сознательно выставлял напоказ. Все женщины в больнице видели в нем идеал мужчины. Антонина Романовна не была исключением. Почти каждое утро, во время обхода, ровно в 8.00, он подходил к кровати и спрашивал о самочувствии, нет ли к нему вопросов и пожеланий. Своим внешним видом он располагал пациентов, обвораживал доверием, миф о его золотых руках впитался в стены хирургического отделения. Медсестры и санитарки способствовали распространению мифа. Не брезговал Семен Семеныч и интервью дать местному телевидению в целях рекламы и пиаракции. Студенты мединститута, в свою очередь, спешили к нему на лекции, иногда практические занятия он проводил в операционной, как и полагается на живых людях. В конце рабочего дня, Резников, входил в ординаторскую, запирался изнутри, падал от усталости на топчан, перед этим доставал из тайника деньги, которые получал от клиентов и родственников клиентов в виде вознаграждения. Не забывал и с отстающих изымать определенную таксу за неуспеваемость. После чего, весь дневной капитал раскладывал на столе, пересчитывал, и с умилением радовался переменам в стране, не забывал при этом, отложить долю главного врача, с которым дружил ещё со студенческой скамьи. Он и представить не мог, что вот так, спустя несколько лет, его материальное положение возвысится; подумать только – пятьсот долларов за желчный или триста за лимфоузел! В застойные годы он всячески отказывал, уклонялся от проведения операций, находил неимоверные причины, служившие поводом нецелесообразности хирургического вмешательства. Физически надрываться, получая докторский оклад, который ему и так полагался по закону, не хотелось, а за портрет на доске почета или благодарность… как-то не укладывалось в его материалистическом сознании. Бывало, принесет кто-нибудь коробку конфет или шампанское, и настроение приподнимется, и руки золотые так и тянутся, так и тянутся к скальпелю.
