тоже явно испытал облегчение, услышав в трубке знакомый голос.
– Стив, я искал тебя. В Хэрфилде сказали, что ты сегодня дежуришь, и мне нужна твоя помощь.
У меня тут же возник соблазн спросить, где его консультант, но я все же воздержался от провокационных реплик. Ответ был дан без вопроса. В то время было принято, что один специалист работал сразу в двух местах, а потому консультант наверняка был занят в другой больнице. Травматология редко была у кого-то в приоритете.
Пациента Фила нашли стонущим на капоте его автомобиля на Северной кольцевой дороге Лондона. Рано утром у него произошло лобовое столкновение с другой машиной, в результате чего он вылетел через лобовое стекло. В 1980 году закона об обязательном использовании ремня безопасности еще не было, и мы с Филом многое знали о травмах, которые получали непристегнутые водители. Грудь и живот всегда ударялись о руль, а лицо или лоб – о приборную панель. Сочетание травм головы, груди и живота было распространено, но в большинстве больниц работали только хирурги общего профиля, которые действовали в пределах своих возможностей. Они вскрывали брюшную полость, чтобы посмотреть на внутренние повреждения. У меня не было иного выбора, кроме как поехать сначала по А1, а затем через Северный Лондон, чтобы увидеть это лично. Пока-пока, Барнетская больница! Пора двигаться дальше.
После нескольких часов вдыхания дезинфицирующих средств и диатермического дыма я испытал облегчение, выйдя на свежий утренний воздух. Даже открыв все окна автомобиля, я с трудом смог избавиться от едкого запаха паленых костей. Пока я ехал на запад в Уэмбли по Северной кольцевой дороге, солнце позади меня поднималось над горизонтом, и фонарные столбы отбрасывали длинные тени. Ранним воскресным утром на дороге было мало машин – всего лишь несколько такси с нетрезвыми пассажирами, направлявшимися домой после вечеринки. Была ли среди них сестра Макдугалл? Она имела на это полное право. Когда в поле зрения показался знаменитый футбольный стадион, я увидел синие проблесковые маячки. Пожарные вдалеке убирали фрагменты машин с дороги. Там произошла авария. Автомобили были сильно повреждены, и я подумал, что в такой аварии могли быть жертвы.
Я из любопытства замедлился и, конечно, увидел машину с разбитым лобовым стеклом и пятнами крови на капоте. Всего пару часов назад фельдшеры скорой помощи забирали оттуда пострадавших, а полицейские оцепляли место происшествия. По состоянию второго автомобиля я понял, что пожарные, вероятно, разрезали его, чтобы извлечь пассажиров. В те времена задача состояла в том, чтобы извлечь пострадавших и как можно скорее доставить их в ближайшее отделение неотложной помощи, независимо от того, были там нужные специалисты или нет. Хотя быстрая транспортировка, безусловно, имеет значение, но в ней нет смысла, если отсутствует конкретный врач, от которого зависит спасение жизни. В таких случаях мы играли в русскую рулетку. Иногда пациентам везло, чаще – нет. Так уж работали государственные больницы.
Я был уже близко. Больница находилась рядом с пивоварней в Актоне, так что, подъезжая, я чувствовал запах пива. Неподалеку я когда-то проходил обучение: в знаменитой Хаммерсмитской больнице и Королевской последипломной медицинской школе. Там в основном проводили операции на сердце. Хаммерсмитская больница была слишком пафосной, чтобы принимать пациентов с травмами грудной клетки.
Направляясь на встречу с Филом в отделение интенсивной терапии, я прошел через отделение неотложной помощи. Из любопытства я спросил молодого врача:
– В аварии на Северной кольцевой дороге кто-нибудь погиб?
– Откуда вы об этом узнали? – удивился он. – Вообще-то погибли двое. У обоих были смертельные черепно-мозговые травмы. Несчастная пожилая пара, у которой была годовщина свадьбы. В их машину врезался пьяный водитель. Он наверху в отделении неотложной помощи, полагаю. Вы тот самый хирург из Хэрфилда, которого они искали?
Я предположил, что он и так знал ответ на свой вопрос, потому что я не менял хирургический костюм с утра субботы. Для предотвращения воровства на кармане рубашки было вышито «Собственность Хэрфилдской больницы», но, учитывая состояние, в котором костюм находился, ни у кого и так не возникло бы желания его позаимствовать.
Блуждая по обшарпанным коридорам убогой больницы, я думал о том, что меня пригласили помочь человеку, который только что убил 2 невинных людей в особенный для них день. Все врачи размышляют о своей работе, когда происходит что-то подобное, но мне нужно было быстро взять свои чувства под контроль.
Я не должен был никого судить. Моя задача заключалась в том, чтобы спасти пациента.
Затем до меня дошло, что я даже не спросил имена тех двоих, которых оперировал ранее тем днем, – просто приступил к делу. Сделав то, что от меня требовалось, я двигался дальше. Этот случай ничем не отличался от остальных.
Мне нужно было нажать на звонок, чтобы меня впустили в отделение интенсивной терапии. Почему? Потому что в то время люди просто заходили в больницу с улицы, чтобы украсть наркотики. Пышная дама из Вест-Индии в отглаженной форме открыла дверь и посмотрела меня так, словно давно испытывала ко мне неприязнь. Полагаю, я в лучшем случае выглядел как потрепанный санитар из операционной, а в отделении интенсивной терапии как раз ждали, когда пациента можно будет отвезти на операцию. Она сказала:
– Вам придется подождать. Он слишком нестабилен, чтобы его можно было перемещать.
– Для этого меня и вызвали из Хэрфилда, – сдержанно ответил я.
Несчастная женщина смутилась, но у нас не было времени на любезности.
Даже в это время суток вокруг пациента возилась целая толпа – явный признак того, что дела шли плохо. Фил испытал облегчение, увидев меня через дверь, и рукой подозвал меня к пациенту. Монитор рассказал всю историю. Артериальное давление 60/40 мм рт. ст., пульс 130 ударов в минуту, что свидетельствовало о сильном шоке. Удивительно, но, несмотря на продолжающуюся кровопотерю, давление в главных венах было довольно высоким. Причина вряд ли заключалась в тампонаде сердца, потому что у пациента не было проникающего ранения грудной клетки.
– Мне жаль, что тебе пришлось приехать в такое время, но, как видишь, мы теряем его и не знаем почему.
Раз уж я был торакальным хирургом, я сразу сказал:
– Покажите мне рентгеновский снимок его грудной клетки.
Мы закрепили снимок на негатоскопе в конце комнаты. Черно-белое изображение всегда рассказывает целую историю – мне, по крайней мере. Методично изучая снимок, я спросил своего встревоженного друга, почему он решил вскрыть брюшную полость и что он там обнаружил.
Фил объяснил, что пациент явно был в шоке и жаловался на боль в верхней части живота. Поскольку
