в таком случае легкие просто высосало бы из груди пациента.
Где была милая анестезиолог, имени которой я так и не узнал? Она уже легла спать. Подключив пациента к аппарату искусственной вентиляции легких и дав указание держать его во сне, она сразу ушла со смены. Наступил новый день, и теперь этот пациент стал проблемой кого-то другого, хотя никто не понимал, кого именно. Из дренажных трубок кровь не выходила, но артериальное давление опустилось ниже 100 мм рт. ст. В мочевом катетере мочи не виднелось. Мы называем ее жидким золотом, потому что, если она перестает вырабатываться после шока, это значит, что почки не работают. Это удручает, но это вполне ожидаемо. Я предполагал, что пациенту организуют диализ, если в этом будет необходимость.
Я спросил имя пациента и посмотрел на него впервые. Все его лицо было разбито о приборную панель и изрезано осколками лобового стекла.
Если бы он выжил, ему потребовался бы челюстно-лицевой хирург, но я подозревал, что он не выкарабкается. Я сказал о своем предчувствии своему коллеге, на котором лежала незавидная обязанность ухода за убийцей.
– Почему ты так думаешь? – спросил Фил.
Я ответил прямо:
– Потому что у него больное сердце. Если бы ты изо всех сил ударил его крикетной битой, его состояние было бы не хуже, чем сейчас. Вот что делает тупая травма сердца. Ты видел, что правый желудочек выглядит как отбивная? Межжелудочковая перегородка, вероятно, тоже пострадала.
Я просунул руку под простыню, чтобы пощупать ногу. Она была холодной. Несмотря на все наши усилия, минутный объем кровообращения все еще был маленьким.
– Увеличьте дозу адреналина и посмотрите, отреагирует ли он. Я был рад тебя видеть, Фил. Потом дай мне знать, как идут дела.
Помню, как подумал, что в крематории неважно, как выглядит лицо. Я надеялся, что у этого человека хотя бы не осталось детей.
На этот раз я пристегнул ремень безопасности, выезжая в залитый солнцем город. На дорогах было спокойно, и я пожелал, чтобы во всем регионе сегодня никто не получил травм грудной клетки. Я в том числе, хотя у меня все равно было желание разогнаться на своем старом спортивном автомобиле и почувствовать ветер в волосах. Вместо того чтобы свернуть на А40 и направиться в Хэрфилд, я решил поехать на север в Хай-Уиком и взглянуть на вчерашнюю пациентку. Кроме того, я надеялся застать Венди в отделении интенсивной терапии.
Спидометр показывал 150 км/ч, когда я ехал по эстакаде в Беконсфилде. Я был настолько погружен в свои мысли, что не заметил полицейский автомобиль, поджидавший превышающих скорость идиотов. Почти у поворота на Уиком где-то сзади зазвучала сирена, и я увидел проблесковые маячки в зеркале заднего вида. Я знал, чего ожидать, потому что это случалось со мной не впервые. Остановившись, я уже предвкушал их вступительную шутку.
Один из полицейских вышел из автомобиля и с высокомерной ухмылкой направился в мою сторону. Остановившись у открытого окна, он внимательно меня осмотрел и спросил:
– Почему вы до сих пор в пижаме столь поздним утром, сэр? Вы что, не ночевали дома?
Мне хотелось послать его к черту, но опыт научил меня избегать ненужных конфликтов с правоохранительными органами. Поэтому я вежливо ответил:
– Посмотрите внимательнее, офицер. Я действительно был в этой одежде ночью, но это хирургический костюм, а не пижама. Я превысил скорость не просто так. Полагаю, вы уже знаете о вчерашней попытке убийства. Я хирург из Хэрфилда, оперировавший ту несчастную женщину. Она в тяжелом состоянии, и я пытаюсь ее спасти. Как бы приятна мне ни была ваша компания, ее шансы снижаются с каждой минутой.
Выражение лица полицейского, пока он тщательно обдумывал, что сказать, было бесценным зрелищем. К счастью для меня, он решил быть благосклонным. Сначала он попросил у меня водительское удостоверение. Я честно ответил, что оно осталось в бумажнике в кармане куртки, висевшей в раздевалке Хэрфилдской больницы, и предложил вместе туда съездить.
А затем он сказал:
– Хорошо, сэр, поехали. Мы сопроводим вас, чтобы вы снова не попали в неприятности. Мы будем ехать сзади с включенными проблесковыми маячками.
Так полиция ехала за мной по всему городу до самых дверей отделения неотложной помощи. Полицейские не были глупы и, я уверен, просто хотели удостовериться в правдивости моей версии.
Дорога до больницы доставила мне больше удовольствия, чем вид моей пациентки. Она выглядела настолько мертвенно-бледной, словно ее готовили к вскрытию. Разрезы на груди и животе были спрятаны под лейкопластырем и белой простыней. Несмотря на бледность, у нее была повышенная температура, учащенное сердцебиение и низкое артериальное давление. Медсестра сказала, что ночью состояние пациентки было стабильным и врачи радовались ее прогрессу, однако в течение последнего часа давление снизилось, и за это время в мочевом катетере не появилось мочи.
– Что с этим сделали врачи? – спросил я. – Венди здесь?
Я не знал, задал ли я этот вопрос ради себя или ради пациентки. Она первая зашла к пострадавшей утром и осталась довольна, но после этого ее не видели. Моя мечта пообедать с ней пабе воскресным днем оказалась разбита вдребезги. Я видел причину учащенного сердцебиения и низкого давления на мониторе.
– Как долго у нее фибрилляция предсердий? – спросил я, но не получил ответа. – Кто-нибудь принял меры?
Бедная девушка явно была смущена тем, что в отделении интенсивной терапии никто не заметил изменений в сердечном ритме, особенно когда уменьшение тока крови уже привело к нарушению функции почек.
– Я позвоню врачу, – сказала она.
Я явно выглядел раздраженным и пугающим, и, хотя это было непреднамеренным, в этом не было ничего удивительного, учитывая продолжительность моего рабочего дня. Когда через 10 минут пришел младший врач, я был уже более прямолинеен.
– Что вы думаете о ее текущем состоянии? Вы им довольны? Вы ничего не хотите мне сказать?
Молодой человек, плохо говоривший по-английски, был обезоружен неожиданным штурмом тихим воскресным утром. Однако мне нужно было разъяснить возможные последствия. Пациентка, которая еще могла стать жертвой убийства, угасала из-за недостатка квалифицированной медицинской помощи. Поскольку я проводил операцию, именно меня признали бы ответственным в ее смерти. У меня не было возможности перевезти несчастную женщину в отделение неотложной помощи Хэрфилдской больницы, поэтому я и приехал к ней.
Фибрилляция предсердий – это распространенное явление после любых операций на сердце, и ее необходимо устранить как можно быстрее.
Я сказал младшему врачу, что мы должны незамедлительно провести дефибрилляцию, чтобы сердце вернулось к нормальному ритму. Женщина была без сознания, поэтому
