Николас затряс головой, окончательно запутавшись.
– Как ты можешь слышать голос Небесного Повелителя в моей крови? Почему я его не слышу?
– Ты слышишь его всегда, но слушаешь лишь в мгновения отчаяния. Когда ты примешь его, всё тайное станет явным и все беды решатся сами собой.
– К чему эти намёки? Почему бы не сказать прямо? Я бы сделал всё, я бы положил на это всю жизнь!
– Мы говорим лишь то, что ты сам нам позволяешь.
Руна «перт» на клинке погасла, меч замолчал. Охотник убрал его в ножны, зажмурился и закрыл лицо руками. Недомолвки вызывали головную боль вместе с липким страхом, подобный которому доводилось испытывать разве что в детских кошмарах, когда Николас не знал о своей сумеречной сути и казался себе демоном-подкидышем.
Очнувшись, он понял, что сидит на коленях и раскачивается взад-вперёд, словно в припадке. Может, именно в такие моменты Безликий вселялся в его тело?
Нет, нельзя сходить с ума. Всего пять лет осталось, а после битвы с Аруином, может, и меньше. Нужно перестать думать о тревожных вещах и смело шагать вперёд. Жить и наслаждаться свободой, которой он так долго добивался и которую подарил названный брат.
Молчал клинок недолго. Ему тоже прискучило убивать хозяев и беседовать только со своими ножнами. Теперь он рассказывал о своём богатом на события прошлом, боевых стратегиях и приёмах, качестве современной ковки и воинской чести. Видимо, это Охотник ему не запрещал. Но, несмотря на россыпь стоящих идей, большую часть времени болтливый собеседник мешал или попросту ныл, что изголодался по хорошей драке.
В глазах других людей Николас, должно быть, выглядел безумцем не хуже, чем горбун Умбер.
***
Стоило пересечь границу с Лапией, как Охотника накрыла шальная радость. Даже дышать стало легче, будто только в другой стране он почувствовал себя по-настоящему свободным.
Непривычно было в неделю Мардуна не прятаться с наступлением темноты. Зудящая родинка на затылке исчезла, вместе с ней пала печать мар. Охотник чувствовал всей душой, словно стал взрослым лишь сейчас, в двадцать три года. Ушли детские горести и страхи, за спиной осталось проклятое наследие деда и отца.
Аруин действительно сгинул, а Неистовый гон, лишившись предводителя, больше не показывался. Скорее всего, демоны вернутся, когда выберут нового лидера, но пока можно спать спокойно. Главное, друзей – Рианы, Мидрира и Ноэля – гнев владыки ши больше не настигнет.
Долго оставаться одному Николасу не позволили. В крупном городе Эльмарене на голубиной станции ему поручили двоих учеников.
Первый – немолодой купец Эббе. К нему являлись мёртвые родственники с мелкими просьбами: не продавать дом, покормить любимого кота или раскопать спрятанный ими горшок с золотом. Поняв, что дело – дрянь, он обратился на голубиную станцию с просьбой избавить его от призраков. Но проблема купца заключалась вовсе не в живых мертвецах, а в его даре мертвошёпта.
Для своих способностей Эббе был на удивление уравновешен и рассудителен. Вместо того чтобы пугаться, он монотонно сообщал о том, что видит и спрашивал, нормально ли это. Порой так и подмывало ответить, что сумеречный дар никакого отношения к нормальности не имеет. Но лучше так, чем если бы он кричал и бился в припадках. А стоило напоить Эббе элем, как он расслаблялся и слова сыпались из него, как из решета. Николас с лёгкостью выбирал из этого потока всё, что требовалось нужно для работы.
Второй ученицей стала шестнадцатилетняя Фритта, дочь богатого вельможи. Воспитанная в строгости и целомудрии, она умела исчезать в самый неподходящий момент. Поначалу никто не понимал, что происходит. Считали, что это проклятье троллей. На заре существования ордена Сумеречников в этих краях гремели кровопролитные Тролльи войны. Участвовали в них и другие демоны, но тролли были зачинщиками и предводителями. Лапийцы до сих пор боялись их пуще огня и винили во всех несчастьях.
Сколотивший изрядное состояние отец Фритты суевериям не поддался и пригласил к себе людей из Компании. Через некоторое время те определили, что девица обладает редкой разновидностью дара мороча.
Сложность была в том, что очень робкая и стеснительная Фритта предпочитала отмалчиваться и прятаться. Её способности очень в этом помогали. Спасало лишь то, что Николасу уже доводилось работать с чувствительными особами. Он даже вспомнил Бианку с лёгкой грустью. Пускай у них с Ноэлем всё сложится и Жерард не станет чинить им препятствия. Или друг найдёт способ их преодолеть.
Подход к Фритте отыскался самый простой: её очень заинтересовали королевские балы в Дюарле. Светские танцы, парчовые наряды с горностаевыми воротниками, немыслимо высокие причёски, придворные сплетни и манеры – про всё это ученица могла слушать часами. За рассказами у костра забывались и робость, и даже тяготы долгого пути по заснеженной Лапии.
Охотник снова стал для всех добрым малым со смешным именем Морти, без груза родовой памяти, славы деда и собственных «подвигов» за спиной. Всё-таки приятно начинать жизнь с чистого листа, будто и не было трёх лет неволи.
========== Глава 41. Новый дом ==========
1571 г. от заселения Мунгарда, Урсалия, Лапия
Единственная сложность с учениками состояла в том, что к долгим странствиям они не привыкли. Да и снег в этом году выпал на месяц раньше обычного. Или в Лапии он всегда появлялся в это время? Сугробы намело по колено, и лошади шагали очень тряско, особенно конь Николаса, который прокладывал остальным дорогу.
Перевалив через Спасительный хребет, они, наконец, оказались в Урсалии. Ждал ли ещё Эглаборг? Ведь столько времени прошло. Вспомнилось холодное прощание в Мараканде. Наверняка целитель решил, что друг сгинул в осаждённой Эскендерии или угодил в лапы Лучезарных.
Тревожить Эглаборга письмами во время дороги не хотелось – на голубиных станциях послания просматривали и докладывали в штаб. Ноэль бы прикрыл, но лишний раз рисковать не стоило. Когда Николас увидит всё своими глазами, то решит, как себя вести.
Ханскую награду назад лучше не требовать. Лапийская земля богата на демонов – работа для Охотника всегда найдётся. Да и Компания назначила неплохое жалованье. Поживёт первое время на постоялом дворе, а там и на маленький домик скопит. Обременять себя большим хозяйством ни к чему.
День на севере был короткий, как огарок свечи. Часа три-четыре пронзительно-холодный солнечный свет резал глаза до слёз, и наступала ночь. В темноте лишь скрипучий снег выделялся разводами серого цвета.
Ничего удивительного, что поднялись путники затемно, а в городе оказались, уже когда на небе зажглись звёзды.
В загоне у первого дома носился молодой жеребец с кудрявой гривой. Копыта словно не касались сугробов, вороная шкура отливала лунным серебром. Дугой изгибалась мускулистая шея, пышный хвост возбуждённо задрался к верху. Из широких ноздрей клубами валил пар.
Конь пронзительно ржал и подпрыгивал на задних ногах, размахивая тонкой резной мордой. Сверкали бельмами выразительные сорочьи глаза, словно он звал поздороваться.
– Какой красивый! – восхитилась Фритта, замерев возле Николаса.
– Явно не местный. Какие деньги можно выручить за такую диковинку! – присвистнул Эббе, оглядывая жеребца намётанным глазом.
– Он из Элама. Небесный аргамак, – ответил Николас и побрёл в город.
Отчаянное ржание перешло в обиженное фырчанье, но он не оборачивался. Со всем надо разбираться по порядку: вначале ученики, а потом личные дела.
– Ох, неужели вы и там побывали! – поспешила за ним Фритта.
– Побывал! Это удивительный знойный край. Там живут мудрые птицы. Принцесс перед свадьбой жестоко испытывают, чтобы узнать, достойны ли они стать жёнами могущественного хана и помогать ему управлять страной. Эламские скакуны могут обогнать ветер, а у некоторых из них есть крылья, но видны они только хозяевам.
– Ваши истории всё больше напоминают небылицы барона Гаузена. Слышали о таком? – подначила его осмелевшая девица. Что ж, значит, её учёба подошла к концу.
