Пора было отправляться на поиски вина.
Галдан проковылял из переулка на улицу и остановился, пошатнувшись от обрушившегося на него яркого солнечного света. Народу на улице было мало, а те, кого он видел, перемещались быстро и с опаской, прячась, будто мелкая дичь от охотников. Солдаты заполонили таверну и постоялый двор дальше по улице. Они заняли дома, брошенные их обитателями после войны. На общественном пастбище толпились лошади, и в воздухе воняло навозом. К небу поднимался дым от непотушенного пожара на сельской свалке, в старом храме отрицателей – разрушенном много лет назад, когда возник монастырь, – на западной окраине, где когда-то росла роща старых деревьев, стволы которых теперь поддерживали потолок постоялого двора.
Ковыляя по улице, Галдан услышал смех, доносившийся с крыльца таверны.
Старуха больше не могла его подкупить. Вина не осталось, и вместе с ним закончилась их сделка. Так бывало всегда, когда истощались запасы.
Ему не хотелось связываться с лошадьми.
«Но мы знали, что так будет».
Придется идти пешком. Нужно найти и спасти Сандалату.
«Смотри же, однорукий король. Мы идем на поиски нашей королевы. Та рука, что искала богатства, теперь ищет любви».
Галдан знал, что крысы благословили бы его, если бы могли.
Вренек поднялся на высокий холм, с которого открывался вид на Абару-Делак. Мама рассказала ему про солдат, и ее слова напомнили мальчику о том, как он в последний раз видел вооруженного солдата, которого прислали за матерью Орфантала. Но тот был из домашнего войска и служил повелителю. Эти же солдаты были другие. Они служили чему-то иному, могущественному и, возможно, даже не имевшему лица. Но мама объяснила Вренеку, что от тех, кто встал на постой в селении, стоит ждать лишь неприятностей.
Теперь госпожа Нерис Друкорлат, считай, осталась одна в большом доме. Она возненавидела Вренека, а прошлым вечером даже поколотила его по спине палкой. Мальчик не знал точно, за что заслужил такое наказание, но старуха говорила про него страшные вещи, которые к тому же не были правдой. Хотя, может, и были, просто сам он пока об этом не знал.
После того как из конюшни исчезла последняя лошадь, Вренек остался без работы. Он уже принес остатки высохшего навоза с пастбищ, чтобы пополнить запасы топлива, но вряд ли этого хватит, чтобы пережить зиму. Старуха заявила, что, когда уйдут солдаты, ему некогда будет больше лоботрясничать, ибо придется собирать навоз на общественных полях, но только ночью, тайком, чтобы никто не видел.
«Нельзя допустить, чтобы дом Друкорлат сочли нищим. Понял, безмозглый болван? Спаси меня Бездна! Ну что ты уставился, тупица? У Орфантала в одном только пальце ума было больше, чем у тебя. Будешь собирать навоз в полях по ночам! Ясно?»
Вренек кивнул, благодаря судьбу за то, что останется при хозяйстве, даже если старуха никогда больше не пустит его в дом.
Но солдаты пока не ушли, так что делать мальчику было нечего, и это его пугало. Старуха могла увидеть, насколько Вренек ленив, и забыть о своих словах. Нужно было как-то добраться до тех полей, хотя, скорее всего, уже поздно. Навоз не успеют высушить к тому времени, когда пойдут дождь и снег, и его негде хранить, за исключением одного сарая, который забит высохшими ветками и кусками коры.
Вренек сегодня еще ничего не ел. Мальчик окинул взглядом высокую траву, держа в руке хлыст. В последнее время он начал охотиться на полевых мышей, и, если ему удастся поймать несколько штук, можно будет развести небольшой костер из веток и травы, содрать со зверьков шкурки, зажарить их и наконец бросить хоть что-то в бурчащий живот.
Взгляд мальчика привлекло какое-то движение вдали, и он увидел полдюжины солдат, выезжавших из селения на ведущую к крепости дорогу. Они двигались легким галопом, перемещаясь неровным строем. На его глазах одна из женщин попыталась высвободить меч из ножен и едва не свалилась с седла. До Вренека донесся смех остальных.
Госпожа Друкорлат не любила гостей. Ей нечем было их накормить.
Бегом Вренек вполне мог успеть добраться до дома, чтобы хотя бы предупредить старуху. Продолжая держать в руке хлыст, мальчик припустил тяжелой трусцой. Он всю жизнь был неуклюжим, в отличие от Орфантала, ловкого, словно кролик, спасающийся от совы или ястреба. Колени Вренека на бегу иногда стукались друг о друга, причиняя боль, а рабочие башмаки, которые ему выдали, были чересчур велики, грозя в любой момент слететь с ног.
Вренеку было больно дышать, он обливался потом, но упорно продолжать бежать, лишь один раз споткнувшись о камень в траве. Постепенно мальчик понял, что все равно не успеет. Лошади уже поднимались по склону.
В общем-то, старуха вполне может спрятаться, сделать вид, будто ее нет дома, послать Джинию, чтобы та объяснила, будто ее госпожа уехала или нездорова, и тогда бы солдаты ушли. Служанка скажет незваным гостям, чтобы они приехали в другой день – допустим, через неделю или вроде того. Так что бежал Вренек зря. Джиния наверняка что-нибудь придумает. Она была умной девушкой, и мальчик любил ее, хотя она постоянно дразнила его, называя медлительным и глупым, чего никак нельзя было сказать о ней самой. Вдобавок ко всему прочему Джиния была старше его.
Ночью, спрятавшись под одеялом, Вренек мочился в постель – только это была не совсем моча, – думая о Джинии и мечтая, чтобы она его больше не дразнила и чтобы его пустили в дом, где он мог бы чаще ее видеть, и она не жаловалась бы, что от него все время несет навозом. Если Вренека пустят в дом, возможно, Джиния рано или поздно в него влюбится, а когда ему будет столько же лет, сколько ей сейчас, они смогут пожениться и завести детей, и он назовет одного из них Орфанталом. Если, конечно, родится мальчик.
Добравшись до ограды пастбища, Вренек проскользнул сквозь нее. Он видел поднятую копытами лошадей пыль перед домом, хотя подходил к зданию сзади. Солдаты уже спешились; послышался смех, а затем кто-то крикнул, но что-то в этом крике было не так.
А потом Вренек услышал вопль Джинии.
Он обежал вокруг угла дома. Увиденное показалось ему полной бессмыслицей. Дверь дома была распахнута настежь. Чуть в стороне от крыльца вокруг Джинии стояли трое солдат: двое мужчин и одна женщина. Первый схватил девушку за руку, приподняв так, что лишь носки ее кожаных туфель касались земли. Женщина сунула руку под платье служанки. А второй мужчина расстегивал пояс и снимал штаны.
Остальные солдаты наверняка были
