Несмотря на то, что им посчастливилось (или наоборот) пользоваться всеми бытовыми благами прежней цивилизации, они все равно никогда не будут ей принадлежать. Уже сейчас им ближе охота и рыбалка, чем кухонный синтезатор, рисование на земле или бумаге, а не творение мыслеформ, игры с деревянными мечами среди развалин поселка, а не интеллектуальные игры в виртуальной реальности. Да, мы стараемся давать и это, но Купол не обладает необходимыми ресурсами, а взять снаружи их просто негде.
Мы всего лишь маленький исследовательский поселок, связанный с внешним миром только через глобальную сеть. Кто же знал, что неуничтожимая в принципе сеть вдруг откажет?
Единственная попытка пешего перехода в ближайший крупный город кончилась весьма плачевно… Э–э, куда ж меня понесло? Я, кажется, начинал про надежду.
Три — четыре с половиной тысячи лет полностью исключают какую бы то ни было надежду. Для колонии в тридцать с небольшим человек. Да, мы многое имеем, внизу нас даже боятся, но попытка возродить знания таким смехотворным числом больше похожа на продление агонии. Со временем мы все дальше будем отдаляться от местного населения, уже вовсю размахивающего мечами, да стреляющего из луков (а это только второе поколение!). Результат очевиден — или мы, или они. Но при таком соотношении не надо долго думать, какой из вариантов сработает.
Поэтому я решил — полная ассимиляция, пока еще не поздно. Еще никто не знает — они будут, мягко говоря, удивлены и раздражены… Хе–хе.
Глупцы!
Надеюсь, кому–нибудь другому повезет больше, и они сумеют сохранить знание и технологии для того, чтобы через три тысячи лет запустить «Реконструктор“ и разорвать губительную связь между двумя мирами. Именно он и был для меня, как и для всех остальных, оставшихся в живых, последней надеждой на восстановление прежней картины мира.
Когда он не сработал, никто не поверил. Но за доказательствами не требовалось далеко ходить — одной попытки войти в сеть оказалось достаточно. А кому–то и сотни — сути это не меняло. И вот за два с половиной года до отказа последних спутников приходит «обнадеживающая“ новость. «Время, необходимое для восстановления приемлемых условий работы «Реконструктора“ составляет от трех до четырех с половиной тысяч лет“. Да подавитесь! Кто из нас доживет до этого времени? Может, пара магов, да эльфы… некоторые.
В другое время данные по «Реконструктору“, пришедшие в нашу лабораторию, меня бы удивили. «Возможно, именно вам удастся…“ Ага, щас! Мы тут вроде как Вечные из того глупого сериала про эльфов. Интересно, они и в автоматические метеостанции это отправляли?
Ох, что–то я расписался. На старости лет становлюсь занудой. За мемуары сесть, что ли? Или религию новую основать? Куда там наши Великие подевались? Смылись, после того, как напортачили? В принципе, неплохие кандидаты в боги. Мир разрушили, но человечество спасли… частично.
Ладно, пора собираться. Идем сегодня вниз, в деревню, на празднование нового года. Пора уже место для дома присматривать, да невесту для сына. Купол оставляем в режиме ожидания, до второго числа — все равно никто, кроме своих, внутрь попасть не сможет — не догадается как.
Эх, давненько я не катался с горы на лыжах!»
Кира дочитала первой и теперь молча сидела, обхватив меня сзади руками и положив подбородок на плечо — так из–за плеча и читала.
Я почувствовал, что ей грустно и погладил по руке.
— Что случилось?
— Да так… Ты только представь себе, как весь твой мир вдруг рушится, и ты уже не знаешь, зачем тебе жить. Все твои мечты, идеи, планы вдруг стали бессмысленными и никому не нужными. А пытаться что–то сделать сейчас, рассчитывая на призрачный шанс, что кто–то через тысячи лет что–то там сделает — надо быть очень сильным человеком.
— Я и сейчас не знаю, зачем живу, — медленно произнес я, уставившись в строчки дневника неизвестного мне руководителя лаборатории, вернее — колонии. — Что–то делаю, куда–то иду. А зачем — не знаю. С таким же успехом я мог бы заниматься чем–то абсолютно другим.
— С твоими возможностями можно… спасти мир, например, — на полном серьезе сообщила Кира, — а ты занимаешься бесполезными рассуждениями.
— То же можно сказать и о тебе, — парировал я. — Но надо ли мне оно? И нужно ли миру, чтобы его спасали? Впрочем, до мира мне дела нет, в себе бы разобраться. Допустим, спасем мы мир… нет, даже два, запустив этот «Реконструктор» — как раз каждому по миру. И что? Это цель жизни? А чем она лучше ежедневной работы в поле, например, и ежевечерних пьянок? Мне кажется, все дело в ощущении себя. Тот же крестьянин провел всю жизнь в поле, растил хлеб, детей, пил самогон и всем доволен, он не считает, что жизнь прожита зря, — Кира слушала меня, нахмурившись — она делает так, когда пытается понять что–то важное. — И я. Допустим, спас мир, все рады, все довольны. И что? Я не чувствую ничего, кроме чувства собственной значимости. Как бы не лопнуть от гордости. Получается, к этому я стремился? Да ни в жизнь!
— А как же люди, которые будут спасены? Их благодарность?
— Во–первых, все относительно — сделал кому–то добро, а кому–то не поздоровилось — закон сохранения, — я невесело хмыкнул. — Но это все пустые рассуждения. А во–вторых, есть я, которому, извиняюсь, расплывчатое понятие «люди» глубоко по барабану. У меня есть ты, друзья, родственники… кое–какие. А кто такие «люди»? Каждый конкретный человек сам по себе ценен — для меня это аксиома. Но когда они обезличиваются термином «люди», утрачивают свою индивидуальность, то теряют для меня всякую ценность. Чисто субъективное мнение, но, тем не менее, иллюстрирует мою точку зрения. Может быть, мне важнее сделать чуть–чуть счастливее нескольких определенных людей? Или даже одного? А те, в свою очередь, сделают то же для других… и так далее. — Я поднял с пола обычный карандаш и стал машинально рисовать на бесценном историческом документе, за обладание которым многие профессора в Энноле съели бы собственные ботинки. — Но у нас в почете масштабность — все хотят облагодетельствовать ни много, ни мало — страну, а то и мир. Что из этого получается, я надеюсь когда–нибудь тебе показать. И это, кстати, и является моей текущей целью. Что ж, если для этого придется еще и мир спасти — я на это пойду, но делать это целью жизни — увольте.
Кириэль молчала — кажется, такой знакомый Дэн открылся ей с какой–то новой стороны, и она пока не могла понять, каким образом это может повлиять на наши отношения. Я тоже напряженно ждал.
Неожиданно от входной двери раздался заспанный голос:
— Я так и не понял, мы будем спасть мир или нет? — это Дранг, отдыхавший в одной из комнат, наконец, проснулся и стал свидетелем окончания нашего разговора.
— По всему выходит, что да, — вздохнул я.
10.11.2006
Точка сборки
Пролог
Снежинки упорно не хотели подчиняться законам гравитации. Для них — легких и колючих — не существовало ни верха, ни низа, они одинаково хорошо летали в любых направлениях, неожиданно меняя траектории. Тем не менее, многие из них уже закончили свой полет на камне узкого карниза, прикрытого сверху массивным скальным выступом. Но и там не успокоились — под воздействием легкого ночного ветерка они то и дело вновь приходили в движение, скапливались в углублениях камня, перетекая в соседние, где оставались колыхаться, словно молочный студень.
Иногда случайная снежинка приземлялась на лицо Кириэль, и тогда я наблюдал, как строгий ледяной узор разрушается, превращаясь в прозрачную капельку. Но все–таки мне больше нравилось смотреть не на снег, а на ее лицо. Во сне с него исчезало выражение упрямства, придавая какую–то детскую незащищенность.
Я приподнялся на локте и, перегнувшись через край карниза, посмотрел вниз по склону. В слабом свете наступавшего рассвета, далеко среди камней, я увидел рыжие отблески факелов — даже хорошо ориентирующиеся в темноте орки не рисковали передвигаться в этом нагромождении без дополнительного освещения.
Так, выходит, игра продолжается.
Я легко коснулся щеки девушки губами. Она улыбнулась, ресницы дрогнули.
— Просыпайся, Кири, — тихонько позвал я. Очень не хотелось ее будить, но у нас и так небольшая фора по времени.
— Эти эльфийские спальники такие удобные, — не открывая глаз, сообщила Кира. — Я отлично выспалась.
— Что не может не радовать, потому что неизвестно, когда нам удастся поспать еще раз.
Мой тон переключил ее на деловой лад.
— Эти еще… там?
— Уже выступают, — не замедлил с ответом я. — Нам тоже пора… по крайней мере, стало видно, куда идти.
— А у тебя… все так же?
— Пока без изменений, — я нервно пожал плечами. — Честно, не понимаю, что с нами произошло. Вроде, по ощущениям, внутри все работает нормально. Мечи, спальник и прочая магическая лабуда — тоже. Но управлять этим я не могу. Даже включить банальное ночное зрение, не говоря уж о полноценном использовании магии, — я в который раз повторял одно и то же, что с головой выдавало мой страх.
