— Если бы мне грозила опасность, тебе бы точно не следовало оставаться. Кто-то же должен будет присмотреть за детьми, если со мной что-то случится? Им нужна мать. Или ты отправишь их к своему отцу в таверну или на ферму к моему? Но не волнуйся, мне ничего не грозит.
Чтобы звучать ещё убедительнее, он сел в кресло, потянулся к кисету, и начал неторопливо набивать табаком свою трубку. Мадлен смотрела на него с недоверием.
— Детям и отец нужен. Ты всё же не так дурно на них влияешь, как можно было бы подумать, учитывая то, каким занятиям ты посвятил свою молодость. Уортон, я тебя давно знаю, ты меня не обманешь. Тебя что-то сильно беспокоит. И меня ты давно знаешь, так что не надейся, что у тебя получится отвертеться от ответа…
Исаак её знал. И понимал, что она действительно не отстанет. И ещё то, что он и не хочет, чтобы она отставала… А хочет взять её за руку и отвести наверх, в спальню, наплевав на то, что по дому бегают дети и копошатся слуги… Лучи послеполуденного солнца освещали её щёку и нежный изгиб шеи, играли с выбившимся из-под чепца локонами тёмных волос… он смотрел как двигаются её губы и почти не слышал, что она говорила.
— Расскажи мне, в чём дело, ты прекрасно знаешь, что можешь мне довериться. Не в первый раз.
Действительно не в первый раз. Она намекала на историю, после которой он решил, что разгружать по ночам товары и таскать их в укрытие — занятие слишком рискованное, чтобы заниматься им всю жизнь.
…это случилось месяца через три после того, как он нашёл в сарае лестницу и приставил к окошку девичьей спальни… Забрав товар в условленном месте, они с ребятами направлялись к прекрасному сухому подвалу в таверне её отца, чтобы оставить там табак. Горящий сарай был заметен издалека. Посоветовавшись, четверо мужчин решили разделиться — двое остались с товаром, а двое пошли к месту пожара, чтобы понять, что происходит.
Чем ближе они подходили, тем сильнее Пуговица (такое прозвище после одной истории дали ему подельники) ощущал, как его сердце сжимает тревога — на фоне огня метались какие-то фигуры. Кажется, там были солдаты и ещё какие-то вооружённые люди. Двое держали за руки вырывающуюся девушку, которая визжала как резанная и требовала её отпустить. На девушку кричал хорошо знакомый Уортону пристав из таможенной службы. Кричал, что она соучастница, что он её в тюрьме сгноит и обзывал шлюхой.
Исаак побежал. Пламя пожара и скандал отвлекал солдат и приставов, и они не сразу его заметили. Парень неожиданно ворвался в толпу, и его увесистый кулак обрушился на переносицу таможенника. Солдаты не растерялись и тут же схватили и Уортона. Подоспевший сержант оттащил рвущегося в драку пристава.
— А ты кто и что тут делаешь?
— Я? Шёл к своей невесте на свидание — он посмотрел на растрёпанную Мадлен, которая не переставала вырываться из рук солдат — а вы кто и по какому праву её обижаете?
Пристав плевался и кричал, что Исаак — «один из этой шайки, а девка с ними заодно, и вообще…»
К счастью, в этот момент появился хозяин таверны и отец Мадлен, и задал сразу три вопроса: какого чёрта солдаты делают ночью на его территории, кто будет возмещать ему убытки, и как они посмели тронуть его дочь…
Мадлен искусно впала в истерику и начала каяться перед отцом, что вот, пошла после заката на встречу с любимым, а когда проходила мимо сарая, заметила, что он горит. Попыталась его потушить, но тут выскочили солдаты и обвинили её в чём-то, чего она сама и не поняла… Исаак тут же подхватил и начал каяться перед отцом невесты, обещать жениться и всё такое.
Трактирщик, кажется, был искренне возмущён поведением молодых, и удар в челюсть, который будущий зять получил от будущего тестя, не был бутафорским.
Солдатам и приставу не оставалось ничего, кроме как убраться восвояси. Отец невесты потребовал от контрабандистов заплатить за сгоревший сарай и сказал Исааку, что если тот и правда хочет Мадлен в жёны, то пусть для начала заведёт себе какой-нибудь легальный заработок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мадлен рассказала, кто их предал — оказалось, что парень с конюшен положил глаз на хозяйскую дочку, но девушка ему отказала. Отвергнутый воздыхатель, правда, не прекращал надеяться. Когда он узнал, что Мадлен спуталась с одним из контрабандистов, которых привечал его хозяин, парень был вне себя от ярости. И придумал план: выдать властям ухажёра и отца девушки. Тогда, оставшись без поддержки, она будет вынуждена пойти замуж за него. Мадлен в тот день обратила внимание на странное поведение конюха, и решила за ним проследить. Так она узнала о засаде на тропе. Отца девушка предупредить не смогла — это был один из вечеров, когда он ходил играть в карты. Так что Красотка пошла на риск и подала сигнал друзьям и любимому…
Когда всё более-менее улеглось, им с Мадлен даже удалось уединиться. Наверное, ни до, ни после, они не хотели друг друга так яростно, как в то утро, когда избежали ловушки и смертельной опасности. Её ум, смекалка, храбрость и преданность ему… Тогда он окончательно понял, какое Мадлен сокровище, и поверил, что он сам — не бестолковый фермерский сынок с дурацким прозвищем, а мужчина, который очень постарается, но станет достойным этого сокровища…
Он и сам не заметил, как встал и оказался у камина. Исаак целовал губы жены, и она отвечала ему, не забывая при этом прерывистым шёпотом сообщать, что он так просто её не отвлечёт.
Он смирился с неизбежным и рассказал ей часть истории. Мадлен была недовольна. Её не смущали его занятия контрабандой, хотя она не очень любила те его операции с французами, которые могли грозить, не просто тюрьмой (от которой можно в общем-то и откупиться, главное, знать с кем договариваться), а виселицей.
Но влезть самому и втравить ничем не провинившегося парня, будь он трижды извращенец, в смертельно опасный шантаж влиятельного аристократа?!
Да… Исаак не мог припомнить, когда жена была настолько сильно недовольна им в последний раз… Он дал ей слово, что как бы дело ни повернулась, они уедут. Вместе.
Его собственные шхуны сейчас были в море, но Мадлен наверняка уже нашла что-нибудь. Через несколько часов он поедет в Саутгемптон, а оттуда вся семья отправится в Португалию — Уортон давно хотелось укрепить свои связи там. А дальше — посмотрим, какие новости придут с родины.
Провал Джонса, конечно, делал его положение достаточно шатким. Уортон не питал иллюзий — если лорд Джон догадается, кто стоит за вчерашней историей, они перетряхнут все связи Джонса. Да, именно ‘они’ — лорд Джон слишком успешен в деле засовывания своего носа в чужие дела, чтобы действовать в одиночку. За ним стоят либо непосредственно правительственные агенты, либо у братьев Грей есть свои люди, которые выполняют в том числе и поручения Короны. И тот факт, что лорд Джон больше интересовался морскими законами, чем предположительно красивыми глазами дурака Квикснапа, это подтверждает.
Уортон, конечно же, сунул нос в бумаги стряпчего. И насторожился, заметив, что Квикснап таскает в Бат кодексы и записи про законотворческую заумь. Ещё больше он насторожился, когда прочёл список вопросов, написанный незнакомой рукой.
Он не стал сообщать о своём открытии Джонсу, это бы мало что изменило, но капитан, не будь идиот, тоже понял бы, что лорд ищет канал, через который запрещённый к вывозу прекрасный британский порох попадает на Континент, а в особенности во Францию. Уортон точно знал, как именно функционирует этот канал. Эти поставки составляли львиную долю его тайных доходов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И внимание к вопросу со стороны такого человека, как лорд Джон Грей должно было быть сигналом об опасности для любого разумного человека.
Толстый Исаак был разумным человеком.
☆☆☆
понедельник, 16 июля 1764 г.
Клайв смотрел в кружку с элем, будто надеялся что-то там увидеть.
Дорога утомила его, и он хотел уснуть. А ещё больше он хотел проснуться: последние три дня казались сном, непонятным, странным и страшным. С того самого момента, как посреди ночи в окно словно нечисть влезла амазонка, назвавшаяся девой Полудня…
