— Конечно, будет, — ответила Сисс. Сейчас, в этой нервной атмосфере, она не могла думать о далеком будущем. Она с испугом посмотрела на учителя: неужели и он этого не понимает?
Новенькая все еще стояла, сесть ей было некуда. Ей явно хотелось убежать от всей этой истории, хотя она не чувствовала за собою вины. Класс был настроен враждебно, с непонятным ей удовлетворением поддерживал Сисс.
Учитель принял решение.
— Пойду принесу парту.
Сисс благодарно взглянула на него.
— Пусть будет по-вашему, раз такое дело, — продолжал он и вышел в коридор.
И новенькая сразу перестала быть врагом класса. Ей были рады.
Сисс снова ушла в себя. Ее спросили:
— Ты теперь опять будешь с нами?
Она покачала головой.
Она не могла сказать им о своем обете и о большом даре, доставшемся ей. В этот миг она лишь ждала учителя, тащившего парту, ей хотелось обратиться к нему.
12. Греза о заснеженных мостах
Мы стоим, а снег идет все гуще. Рукав твоего пальто становится белым. Рукав моего пальто становится белым. Между нами словно протягиваются заснеженные мосты.
Но заснеженные мосты замерзли.Здесь у нас живое тепло.Под снегом твоя горячая рука лежит сладостным грузом на моей.
Снег все сыплет и сыплетна тихие мосты.На мосты, о которых никто не ведает.
13. Черные жучки на снегу
Первый предвестник — колышутся вершины деревьев. Еще нет ветра, ранним вечером будто легкая струя течет сквозь зеленые вершины елей и сосен. Но к ночи она усиливается, поднимается сильный ветер — ночной поток.
И в этот день шел снег. Все ослепительно ново и бело, но небо затянуто тяжелыми, низкими и совершенно ровными облаками.
Вот оно, начинается. Те, кто в пути, чувствуют его приближение и ускоряют шаг. Словно стремясь не опоздать домой.
Какая теплынь, думают они. Говорить им нет нужды. Вот оно, начинается.
Поток набирает силу, он все яростнее катится над хвойным лесом. Иголки высовывают свои язычки и запевают неведомую ночную песню. Каждый из этих язычков так мал, что его не слышно, однако их общий хор звучит столь низко и мощно, что мог бы скрыть под собою холмы и гребни. Но стоит теплая погода, снег влажен и липок, и ветру его не взмести.
Какая теплынь, думается тем, кто еще не добрался до дома. Они выходят из леса на открытое место, и там их встречает теплый ветер. На душе у них становится радостно, этот ветер — словно весть от друга. Слишком уж долго стояли холода, а скоро, наверное, снова ударят морозы. Но сейчас, на этом теплом, влажном ветру в зимнем мраке люди на мгновение становятся такими, какими им хотелось бы быть, они начинают светиться.
Все на месте, ничего не происходит, но люди чего-то ждут — ведь облака предвещали перемену. С этим ожиданием в душе последние путники наконец добираются до своих погруженных в сон домов. И никто на следующий день не узнает, что сегодняшней ночью они какое-то время светились и были совсем не похожи на себя.
Наутро все еще очень тепло. По-прежнему дует ветер, и качаются деревья. Когда рассветает, оказывается, что мокрый снег весь усыпан крохотными черными жучками, каждый дюйм, на десятки миль во все стороны. Жучки шевелятся, двигаются, словно стремятся куда-то уползти. Еще недавно они были облаком, летели, гонимые ветром в ночи, были отсветом большого мира. После следующей метели им суждено стать тонкой полоской в снежной толще.
14. Мартовское видение
Безоблачный март пришел на смену хмурому февралю. Светало рано, ясные дни начинались пронзительными утренниками. Смерзшийся снег звал встать на лыжи. Настала пора лыжных походов, пришло время посмотреть на ледяной замок. Это было в конце марта.
Как-то в субботу, перед тем, как разойтись по домам, школьники договорились пойти на лыжах к замку. Прогулка обещала стать особенно интересной: с ними пойдет Сисс.
Они считали, что Сисс вернулась к ним. Три девочки подошли к ней:
— Сисс, пойдем с нами. На этот-то раз.
Эти трое были ей особенно симпатичны.
— Нет, — ответила она.
Именно эти трое. Класс знал, кого послать.
Первый отказ не обезоружил троицу:
— Сисс, пойдем. Нельзя же так все время, ты будто нас и не видишь. Мы ведь тебе ничего плохого не сделали.
Сисс было трудно противиться, ей самой тоже хотелось отправиться к ледяному замку, но…
Одна из троицы — та, что чувствовала себя всего увереннее, — сделала шаг вперед и тихо произнесла:
— Сисс, мы хотим, чтобы ты была с нами… Сисс, — еще тише сказала она после паузы, и голос ее искушал так сильно, что трудно было устоять. Две другие девочки не произнесли ни звука, и от этого искушение стало еще больше.
Соблазн действительно был слишком велик. Обет, данный Сисс, как бы ушел в тень. Сисс ответила тем же коварным тоном, каким говорит искуситель и каким отвечают искусителю:
— Ладно, я пойду с вами. Но тогда мы пойдем к ледяному замку.
Троица просияла.
— Молодец.
Как только Сисс осталась одна, ее стала мучить совесть. Родители же, услышав новость, так обрадовались, что это даже слегка расстроило ее.
В воскресенье школьники собрались и шумной ватагой двинулись к озеру. Утро стояло ясное и морозное. Наст был припорошен легким снежком — лучшей лыжни и желать было нельзя. Всем хотелось посмотреть на водопад, все радовались тому, что Сисс с ними. Сисс ощущала эту общую теплоту, ей бежалось легко и свободно, и лыжи ее тоже легко и свободно скользили по насту, припорошенному свежим снегом.
Все шло как положено, и тем не менее что-то было не так.
Они выбрали путь, который привел их к реке немного ниже водопада. Течение здесь было спокойное, река покрылась льдом, и при желании можно было перейти на другой берег. В тиши слышался гул водопада. Они стали подниматься.
За зиму каждый из них раз-другой побывал у ледяного замка, поэтому у них не захватило дух при виде его, хотя он по-прежнему был огромен и загадочен. Мартовское солнце уже давно осветило его, блики играли на свободных от снега блестящих глыбах льда.
Все время помня о Сисс, дети ни словом не касались опасной темы. Это и придавало Сисс чувство уверенности, и мучило ее. Она испытала глубокое смятение, вновь увидев это место, вновь ощутив связь между замком и ею — связь, которая стала неразрывной в ту памятную ночь. Ей хотелось проститься со своими спутниками и остаться здесь одной.
Дети уже вдоволь насмотрелись на замок, наслушались гула водопада — скоро он станет еще мощнее — и собрались, не задерживаясь, идти дальше.
Но Сисс остановилась. Вот оно — то, чего они боялись. Они словно чувствовали, что она в какой-то миг окажется не с ними. Они тоже остановились в ожидании.
— Знаете что, — сказала она. — Я, пожалуй, дальше не пойду. Я, в общем-то, шла сюда.
— Почему же? — спросил кто-то.
Но одна из тех трех девочек, что соблазняли ее походом, тотчас вмешалась:
— Это уж пусть Сисс сама решает. Не хочет идти дальше, ее дело.
— Я пойду обратно, — продолжала Сисс обычным своим тоном, исключающим возражения.
— Тогда и мы пойдем обратно, — ответили они великодушно.
— Нет, не надо. Ну пожалуйста. Я не могу пойти с вами, как вы задумали. Мне хочется побыть здесь немножко одной.
Лица детей погасли. А нам нельзя побыть с тобой? — было написано на них. Ее просьба, прозвучавшая почти торжественно, напомнила им о том, что Сисс пережила минувшей зимой. Разочарованные, они умолкли.
Сисс видела по их лицам, что день испорчен, но ничего не могла поделать. Слишком поздно: ее обет стеной отгородил ее от них.
— Значит, ты больше сегодня с нами не будешь?
— Да, мне бы не хотелось. Вы не знаете, в чем тут дело, но… Я дала обет! — произнесла она так, что они вздрогнули.
Из ее слов они смутно поняли, что она дала какое-то обещание Унн — той Унн, о которой никто не знал, жива она или нет. За этим скрывалось что-то величественное и тревожное. Все замолчали.
— Вы прекрасно знаете, что я сама найду дорогу домой. Ведь остались наши следы.
Оттого, что она говорила так буднично, у них развязались языки, они решились ответить ей и сказать, что их волновало:
— Конечно, но не в этом дело.
— Ты всю зиму простояла у стенки, — отважилась сказать одна из девочек.
— Мы думали, что теперь все будет как прежде.
— В общем, я вернусь домой, — сказала Сисс, уклоняясь от разговора.
— Ладно, но мы-то думали, что все будет по-прежнему.
— Идите, и не надо говорить об этом, — попросила Сисс.
Они кивнули ей на прощанье и один за другим покатились дальше. Собрались на небольшом пологом пригорке, постояли, словно совещаясь, а затем двинулись дальше плотной цепочкой и скрылись из виду.
