Вот так всегда, только захочешь прикинуться самой умной…
– Простите. Я подумал, может, вы из Перу. Или Мексика? – Он сверлит меня взглядом, словно у него стремительно падает зрение. – Откуда вы?
Ох, только не опять. В одиннадцатимиллиардный раз за мою не такую уж долгую жизнь.
– Я из Штатов.
– Я знаю. – Он приподнимает густые брови, постукивая пальцем по моему паспорту. – Я имел в виду, откуда ваша семья?
А я-то думала, что Аргентина – прогрессивная страна. Я думала, что мою кожу цвета мокко и мои миндалевидные глаза тут не будут замечать.
Ну да ладно.
Я фыркаю: язык презрения понятен в любой культуре.
– Моя семья из Индии.
Мальчишка кивает:
– Приятного визита в Буэнос-Айрес.
Он произносит «Айрес» с таким изящным акцентом, что мне остается лишь надеяться, что когда-нибудь и я так смогу. Может, тогда люди в моем присутствии будут чувствовать себя такими же неотесанными неучами, как я чувствую себя сейчас.
А жаль. У этого парнишки отличный вкус в музыке.
Я плетусь по коридору, напоминающему мне дом 12 на площади Гриммо: потолочный плинтус в пятнах плесени, линолеум на полу пообтрепался по краям. Колеса моего чемодана застревают в каждой щели. Я дохожу до женской половины хостела и кидаю рюкзак на первую свободную кровать. Содрав с себя свитер с эмблемой Дьюка, я ощущаю сильное амбре самолета и отчаяния, которое держится на моей коже вот уже девятнадцатый час.
Черт! Мне нужно в душ.
Одежда в чемодане свалялась в кучу на одной стороне, словно из багажного отсека учуяв мою тоску. Я вытягиваю пару узких джинсов, белье и темно-синюю майку, достаю принадлежности для душа и пихаю сумки в шкафчик.
Кое-как помывшись под слабой струей душа, я одеваюсь и решаю пройтись до общей комнаты: посмотрю, кого завлекла сюда черная кошка.
Обстановку комнаты составляет странная мешанина из диванов и барных стульев родом из семидесятых. На фоне всего этого возвышается старинный лакированный сервант с облупившимися краями – должно быть, когда-то он служил барной стойкой. Посередине серванта стоит огромная прозрачная… штука… с серебристым краном. Она заполнена малиновым варевом, в котором плавают бледные куски неопознанной материи.
Мда. Это пить я точно не буду. Выглядит, будто в этой воде утонула целая толпа фей.
В комнате зависают несколько человек, они пьют фееубийственную жидкость из сколотых кружек и мутных стеклянных стаканов.
– Вы посмотри-и-и-ите, кто прише-о-о-ол, – рявкает молодой чувак в очках, с широкой темной оправой. По какому-то печальному недоразумению он еще и бородат.
Своей длинной, как у волшебника, бородой он словно пытается убедить мир, что невероятно взросл и мудр. Этот долговязый маг полулежит, растянувшись в потрепанном кресле.
Он напоминает мне моего самого нелюбимого двоюродного брата. Того самого, что напился на папиных похоронах и наблевал на мамины рододендроны, а потом объявил, что бабушка не так уж и любила папу.
Кто не любит похороны! Особенно когда собирается наша семейка. Восторг, да и только.
Когда парень в очках еще раз пытается ко мне обратиться, я снова его игнорирую. Я слишком трезва для юных волшебников, особенно если они похожи на британских хипстеров.
Явно не привыкший к тому, чтобы его игнорировали, он выставляет руку вперед и машет перед самым моим лицом:
– Эй!
Рука бешено мечется у меня перед глазами.
Я одаряю его косым взглядом:
– У тебя правда такой акцент или ты выпендриваешься?
Он медленно, расслабленно улыбается – ну прямо Чеширский кот.
– А ты дерзкая, а?
Его губы подергиваются, отчего темно-рыжая борода словно танцует. Если этот чувак начнет читать мне лекции об этичной торговле кофе или о Прусте, я за себя не отвечаю.
Точно выпендривается.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не расплыться в широкой торжествующей улыбке.
– Неа, – вступает в разговор другой парнишка, зеленоглазый и всклокоченный. – Не выпендривается. Он всегда такой. – Парень криво усмехается. – Во всяком случае, в последние два дня.
А вот этот вроде ничего. Сидит на стуле как полагается. Не ухмыляется, как персонаж из книги.
И не отрастил себе бороду, Гэндальфу на зависть.
– Я Майя. – Я склоняюсь вперед и пожимаю руку нормального парня. Ну, того, который миленький.
– Дастин.
– А я Блейк. – Рыжий волшебник вскакивает на ноги и тычет мне рукой прямо в лицо.
Опять. Он на удивление шустрый, особенно для такого олуха.
– Ага. – Я быстро пожимаю ему руку так же сдержанно, как и отвечаю. – Майя.
Его губы снова вздрагивают в улыбке.
– Откуда же Майя родом?
– Северная Каролина.
– А я из Джерси. – Дастин засовывает руки в задние карманы брюк, от чего перекатываются мускулы на его широких плечах. – Закончил первый курс в Ратгере. А ты?
– Этой осенью пойду в Дьюк.
Поначалу он смотрит на меня с сомнением. Затем уголки его губ хмуро сползают вниз.
– Ты только закончила школу? И приехала сюда одна?
– Я не одна, – говорю я с непробиваемой серьезностью. – Со мной Господь.
Я прижимаю руку к сердцу.
Дастин прокашливается и смотрит в сторону; у него краснеет шея.
А Блейка, похоже, мой комментарий ничуть не задел. Он громко смеется и хлопает меня огромной ладонью по плечу. Чуть не упав, я бросаю в его сторону хмурый взгляд. Фирменный хмурый взгляд Майи Пател.
Но Блейк остается невозмутим.
Возможно, первый из мальчиков за пределами моей семьи, кто не побоялся хмурого взгляда Майи Пател.
Широко улыбнувшись Дастину, я поясняю:
– Я закончила школу две недели назад. В качестве подарка на выпускной семья отправила меня в путешествие к Мачу-Пикчу. С двенадцати лет об этом мечтаю. Мой старший брат работает в американском посольстве в Бразилии. Он встретит меня завтра утром, и мы вместе поедем в Перу. Так что, строго говоря, одна я пробуду здесь семнадцать часов, и это на один час меньше, чем возраст, с которого в Аргентине разрешено употреблять алкоголь. Да, я проверила это в Интернете перед полетом.
Дастин смеется в ответ, и я понимаю, что он снова почувствовал себя в своей тарелке.
Блейк наблюдает за нашим разговором. Я ощущаю на лице взгляд его обведенных темной оправой глаз.
С грустью должна признать, что меня это подвешивает.
– Я правильно расслышал: ты правда идешь в Дьюк? – поддразнивает Дастин, не подозревая о моих тайных мучениях.
– Ага.
Он в ужасе раскрывает рот, но я понимаю, что это он так, пошутить.
– Черт!
– Как оригинально, – отвечаю я таким же тоном. – Все ненавидят Дьюк. – Я скашиваю рот на сторону. – Слушай… Только не говори мне, что ты просто обожаешь Каролину. Просто так, без всякого повода.
Он снова смеется, и у его глаз разбегаются морщинки.
– Признаюсь, виноват.
Мы улыбаемся друг другу. Если не брать в расчет его ужасную прическу, Дастин очень миленький.
Но не в моем вкусе.
– Вы вообще о чем? – прерывает нас Блейк.
– О баскетболе, – отвечаем мы в унисон и снова смеемся, как парочка из тупой рекламы.
– Какая прелесть. – Блейк делает большой глоток фееубийцы.
– Что это вообще такое? – спрашиваю я, не в силах сдерживать любопытство.
Воспользовавшись возможностью, Блейк подходит ближе. Еще чуть-чуть – и получилось бы «слишком близко». Если он думает, что я отшагну назад, то он ошибается. Может, ростом я и не вышла, зато хук справа у меня отличный.
– Ну, дорогуша, – начинает он. – Это худшая сангрия из всех, что я пил в своей жизни. Но в ней есть алкоголь, а ради алкоголя я и перекись выпью, так что…
Он смеется собственной шутке.
Ничего не могу с собой поделать. Я хихикаю.
Черт!
– Ты что, хихикнула? – спрашивает Блейк.
Я фыркаю:
– И что?
– Давай на бис.
– Нет. И плясать, как обезьянка, я тоже для тебя не буду.
– Блин, а я-то надеялся. Ну что ж, прощай, вечерний заработок!
Дастин весело качает головой:
– Он собирался расплатиться этими деньгами за выпивку в клубе.
– Что ж, придется тебе пойти без меня, – отвечает Блейк.
– В каком клубе? – спрашиваю я, задев его плечом. Нет уж, подвинуться пусть и не просит.
– Какой-то клуб с латиноамериканскими танцами. – Глаза Дастина загораются дружелюбным зеленым светом. – Мы собираемся пойти с ребятами. Пошли с нами.
С моих губ срывается громкий стон. Драматичный. Мой самый любимый сорт стона.
Мне нужно выспаться. До отъезда в Перу у меня всего три дня в Барселоне, и я собиралась выжать из путеводителя все до последней капли. Дешевый стейк. Чимичурри. А еще…
Да ладно, кого я обманываю.
Я согласилась, как только Дастин произнес «латиноамериканские танцы». Как член анонимного общества любителей сальсы, я ухватилась бы за любую возможность пройтись на счет восемь по любому танцполу. Моей вины тут никакой нет. Винить надо Кристину, мою лучшую подругу: это она четыре года назад научила меня танцевать сальсу. Самой же Кристине, надо думать, любовь к танцам передалась по наследству от пуэрто-риканских родственников.
