– Гм… – промычал Ходжа, после чего, понизив голос, спросил: – А с этими… что?
Капля пота скатилась по виску Савы, и он почувствовал, как его натянутые струнами нервы вот-вот лопнут. Сейчас все решится.
Именно сейчас.
– А ничего, – так же тихо ответил Зажим. – В расход.
– Всех троих? – хрипловато уточнил Ходжа.
Зажим ничего не ответил, но Сава не сомневался, что на этот вопрос уголовник ответил кивком.
Несколько секунд он сидел словно истукан, оцепенело глядя перед собой.
Их собираются убить.
Вот так-то.
Сава вдруг открыл, что предложение Зажима о предстоящей расправе прозвучало ровно так же, как обычно сплевывают на асфальт, тут же растирая плевок ногой, – небрежно, как бы между делом.
Убить, как плюнуть и растереть.
Собственно, вся его жизнь в застенках зоны едва ли была лучше этого растертого по асфальту плевка.
Зэки принялись что-то обсуждать (возможно, способы их устранения), но Сава уже не слушал их. Грязные пальцы нащупали пустую консервную банку из-под сайры, к которой прилип песок и комочки земли. Взгляд задержался на зазубренной кромке крышки. Быстро двигая крышку вперед-назад, он наконец отломал ее от банки и, смахнув с нее грязь, пополз к женщине.
– Слушай сюда, – зашептал он, пристально глядя ей в глаза. – Они хотят убить нас. Я отвлеку одного, но… Тебе придется продержаться здесь. Если мы выйдем вместе, они что-то заподозрят. Я скоро вернусь.
Женщина высвободила руки из-под одеяла, подавшись вперед, к Саве.
– Ты поняла меня? Сиди молча. И вот еще… На.
С этими словами зэк вложил в ее ладонь матово блеснувшую пластинку с крошечными зазубринами.
– Кто дотронется – режь. Лицо, горло. Не сдавайся, – инструктировал он.
– И мы уйдем домой? – чуть слышно спросила женщина.
– Да. Домой.
Сава погладил ее по голове, и за все время та впервые по-настоящему улыбнулась. Не безжизненно-тупой улыбкой умалишенной. Эта улыбка была преисполнена теплотой и надеждой. Так улыбаются бесконечно родному и близкому человеку, и грязные разводы на лице и рваный кусок губы не могли испортить эту улыбку.
– Облака… – свистящим шепотом проговорил Сава. Он старался не смотреть на прокушенную насквозь щеку уголовницы, но взор помимо воли все время утыкался в страшную рану с почернело-опухшими краями. – Белогривые…
– Лошадки, – закончила женщина, и глаза ее заблестели.
Сава кивнул и, развернувшись, принялся выбираться из землянки. Напоследок окинул взором неподвижную фигуру Носа, накрытую одеялом.
«Господи, сделай так, чтобы этот урод не проснулся».
Закряхтев, он полез наверх, и эта мольба автореверсом прокручивалась в его мозгу снова и снова.
– Зажим, – вполголоса позвал Сава, выкарабкавшись из землянки. Он боялся, что люди, задумавшие его убить (а люди ли они вообще?!), обязательно обратят внимание на то, что его руки буквально ходили ходуном.
Умолкнув, зэки одновременно посмотрели на него.
«Они знают. Знают, что я подслушивал их», – подумал Сава. На негнущихся ногах он приблизился к Зажиму, размышляя о том, что все может закончиться в сотые доли секунды. Один удар ножом в шею, и вот он уже на земле, с перерезанным горлом, бьется в агонии и хрипит.
Сава посмотрел на свои руки. Странно, они уже не дрожали, и это немного приободрило его.
– Чего тебе? – процедил Зажим. У него было помятое, раскрасневшееся лицо, под глазами набрякли темные мешки.
– Мне нужно кое-что показать тебе, – выпалил Сава. – Тут недалеко.
– Показать? – переспросил зэк, озадаченно почесав ухо. Он мазнул взглядом по широкой полосе засохшей крови, которая чернела на куртке Савы.
– Чего показать? Уж не свою ли елду, ущербное?
Ни слова не говоря, Сава засеменил в чащу.
– Иди за мной, – отрывисто сказал он. – Там еще один схрон есть…
– Какой схрон? Ты куда, валенок?! – рявкнул Зажим, и Сава буквально кожей ощутил, как взгляд уголовника копьем воткнулся ему в спину.
«Иди, – взмолился он про себя. – Пожалуйста, иди за мной, Зажим».
– Присмотри за ними, – бросил раздраженно Зажим, обращаясь к Ходже.
Сава убыстрил шаг. Сердце, словно осознав серьезность ситуации, увеличило ритм, насосом разгоняя кровь по сосудам и венам.
– Шутки удумал шутить? – крикнул Зажим, убыстряя шаг.
Саве почудилось, что голос зэка прозвучал прямо над ухом, и его ноги, не дожидаясь команды мозга, сами собой перешли на бег. От напряжения открылась рана на лице, выступила свежая кровь. Сзади послышалась ругань и треск сучьев.
«Только бы успеть…»
Ветки больно хлестали по лицу, и когда одна из них попала по оголенному хрящу, Сава болезненно вскрикнул.
Тяжелое дыхание преследовавшего зэка уже было совсем рядом, как впереди мелькнул просвет, и Сава, собрав последние силы, рванул к обрыву.
Ругаясь и рыча, на полянку, словно разъяренный медведь, вывалился Зажим. Увидев пропасть в нескольких шагах от себя, беглый зэк остановился. Умолкнув, он с изумлением озирался по сторонам.
– Видел? – задыхаясь, проговорил Сава. – Все, Зажим. Дальше дороги нет.
Словно очнувшись, Зажим резко крутанулся к зэку.
– Нет?! – с бешенством заорал он. – Это кто так решил, дырявый?! Ты?
Набычившись, он медленно пошел на Саву, его злобные глаза наливались кровью.
– Почему ты молчал, гнида? – прохрипел он. – Почему вчера ничего не сказал? Специально? Да?!
Сава сделал шаг назад. Сняв с носа очки, он убрал их в нагрудный карман.
– Да, Зажим, – очень тихо проговорил Сава. – Я сделал это специально. Иначе ты убил бы меня еще вчера.
* * *
Ходжа проводил недоуменным взглядом Зажима и посмотрел на землянку. Шагнул ближе, вглядываясь внутрь. И вздрогнул, увидев внезапно высунувшееся лицо Носа.
– Доброе утро, – поприветствовал зэк, обнажая частокол искореженных зубов.
– На хрен твое утро, – грубо ответил Ходжа. Он спустился вниз, отпихнув назад зэка.
– Сними «браслеты». Пожалуйста, – сказал тот, сделав просительное выражение лица. Нос сложил ладони, словно в молитве, чуть наклонив голову. Одновременно с этим в его глазах плескалось хищное веселье, никак не сочетавшееся со смиренной позой.
– Ну да. Прямо сейчас все брошу и сниму, – фыркнул Ходжа. – Обойдешься.
На лице Носа появилось настолько искреннее и неподдельное удивление, какое только может быть у ребенка, случайно обнаружившего, что Дед Мороз – выдумка.
– Почему?
– Во-первых, агальцы[17] от «браслетов» у Зажима.
– А во-вторых? – проворковал Нос.
– А во-вторых…
Размахнувшись, Ходжа ударил его. Кулак пришелся в рот, из рассеченной губы хлынула кровь. Нос кубарем покатился по земляному полу, но тут же вскочил на ноги, как кукла-неваляшка. К изумлению Ходжи, на лице зэка ширилась глумливая улыбка, а окрашенные кровью губы придавали ему сходство со злобным клоуном.
– Слабовато, Ходжа, – засмеялся Нос. – Или ты меня погладить пытался? Хи-и-и! – Он высунул грязно-желтый язык, слизывая кровь. – Давай еще, неудачник. Может, на этот раз у тебя получится.
– Еще?! – выходя из себя, заорал Ходжа. – Мало тебе?!!
От второго удара Нос снова упал. Покрутил головой, фыркнул, словно недовольный пес, затем поднял взгляд:
– Что ж, уже лучфе.
– Еще, утырок?
Нос зашелся в кашляющемся смехе.
– Сними… сними с меня «браслеты», и тогда все будет честно.
– Я просто вернул тебе должок, уродец, – скривил губы Ходжа. – Не забыл, поди?
Нос захохотал с новой силой, брызгаясь кровавыми кляксами:
– Как хорофо, когда никто никому не должен!
– Закрой пасть! – прикрикнул Ходжа. Этот сумасшедший его раздражал и пугал одновременно, и зэк не мог определиться, какое чувство выводило его из себя больше. – Или выбью остатки твоих гнилых клыков.
Нос притих, с интересом разглядывая уголовника.
– Ты просто боифся меня, – проникновенным голосом вымолвил он, как если бы делился чем-то личным. – Вот и все.
Впереди шевельнулась бесформенная тень, и Ходжа увидел, как из темноты, покачиваясь, неуверенно выступила женщина. Смятое, покрытое засохшей кровью одеяло висело на ней, как тряпка на швабре. Грязная материя колыхнулась, обнажив бедро, на бледной коже которого полыхали следы укусов.
«Чертов психопат, – подумал Ходжа, переводя взор на рваную губу уголовницы. – Нужно будет как можно скорее кончать этого Носа».
В какой-то момент ему внезапно пришло в голову, что сегодня ночью вместо этой шлюхи и валенка Нос мог проявить интерес, например, к его физиономии.
Ходже стало не по себе.
– Сядь, – нахмурившись, приказал он, видя, что женщина продолжает взирать на него бессмысленно-кукольным взглядом. Сейчас она не вызывала ничего, кроме отвращения. И как у него мог подняться на эту курицу вчера вечером?!
