Ходже стало не по себе.
– Сядь, – нахмурившись, приказал он, видя, что женщина продолжает взирать на него бессмысленно-кукольным взглядом. Сейчас она не вызывала ничего, кроме отвращения. И как у него мог подняться на эту курицу вчера вечером?!
– Сядь! – повысил он голос, и уголовница, замешкавшись, подчинилась. Она неуклюже плюхнулась, упав на ягодицы, словно мешок с влажным бельем.
– Кто ты, девочка? – вдруг мягко поинтересовался Нос. Он старательно слизывал с губ и подбородка кровь. – Кто ты и что у тебя на уме?
– Отвали от нее, – недовольно сказал Ходжа.
– Да я просто беседую с дамой, любезный, – миролюбиво отозвался Нос и снова повернулся к женщине: – Зачем ты здесь? А? Ты ведь не случайно тут оказалась. Так?
Рыбьи глаза женщины моргнули, и Нос перестал улыбаться.
– Ходжа, нужно уходить.
Зэк усмехнулся.
– Мы с Зажимом, пожалуй, последуем твоему совету, картавый утырок. А ты останешься здесь. Вы все останетесь, – поправился он, сделав акцент на «вы».
Нос глубокомысленно покачал головой.
– Ты ничего не понял. Я видел сон. В нем я видел нас. И мы были мертвые. Синие и распухфые, как утопленники. Я верю в сны, и я пока не готов умирать. Ходжа, сейчас мы не на правильном пути. Это не футки. Чем быстрее мы сойдем с этой тропы, тем лучфе. Для тебя в том числе. Теперь ты меня понимаеф?
Он хотел продолжить, но Ходжа, потеряв к зэку интерес, нетерпеливо оттолкнул его в сторону. Переставляя ноги, он начал не спеша приближаться к женщине, которая что-то бессвязно бормотала, кутаясь в одеяло. В мозгу, вспыхивая и похрустывая, как разгорающийся костер, ширилось и разбухало одно-единственное:
«Это она. Это она. Это она».
Ходжа видел перед собой невыразительные глаза сумасшедшей, два выпукло-мутных студенистых шарика, в которых он, как в зеркале, мог разглядеть самого себя.
Внезапно взгляд зэчки заискрился, и затуманившая блеклая пленка исчезла. Она хихикнула.
– Я тебя видел, – вырвалось у Ходжи.
Он не узнал свой голос – чужой и надтреснутый, как у умирающего старика.
Пересиливая себя, он придвинулся к ней ближе.
– Я видел тебя, – хрипло повторил он, указывая на закутанную в одеяло фигуру пальцем с черным от грязи ногтем. – Я узнал тебя. Меня возили на очняк[18] по моему делу… и…
Ходжа сглотнул подкатившийся к глотке липкий комок.
– …И пока ждали следака, нас оставили в «дежурке». Там работал «ящик»… ты…
Женщина снова хихикнула и неожиданно провела ребром ладони по шее. Взгляд ее стал оценивающе-холодным.
Ходжа замер, словно упершись в незримую стену.
– Тебя показали во весь экран. Ты… тебя подобрал один водила на трассе, – пробубнил он. – Он был с корешем, и ты…
Ходжа облизнул губы, язык вмиг стал сухим и шершавым, как мочалка. Ему вдруг с неудержимой силой захотелось выбраться из этой дыры и оказаться наверху. Там, где солнце и трава.
Да, наверх. Пускай Зажим сам разбирается с этими стукнутыми…
– И фто же она сделала? – с сочувствием поинтересовался Нос. Он бесшумно приблизился к уголовнику и, встав у него за спиной, оскалился.
– Она…
* * *
– Ну что ж… – ухмыльнулся Зажим. – Раз я не сделал это вчера, я исправлю свой косяк и сделаю это сейчас. Похоже, ты засиделся на этом свете, валенок.
Он надвигался вперед, оттеснив побледневшего Саву к самому краю обрыва, и тот, оглянувшись назад, с трудом подавил рвущийся наружу вопль. Еще пару шагов – и он сорвется вниз.
– Выбирай, ущербное. Скинуть тебя отсюда? – предложил Зажим. – Или пинать ногами, пока ты ласты не склеишь?
Он взмахнул левой рукой, и в следующее мгновение его цепкие пальцы стискивали полуоторванный нос Савы.
– Знаешь, почему меня прозвали Зажимом? – спросил зэк, дыша в лицо Саве жуткой смесью перегара и рыбных консервов с луком.
Зажим потянул за собой уголовника, уводя его от края пропасти.
– Потому что если я в кого-то вцеплюсь, то это намертво. Как хватка питбуля. Как клещ, – прошипел он, и спустя секунду его громадный кулак с ужасающей силой врезался Саве в голову.
В мозгу что-то с треском взорвалось, словно новогодняя хлопушка. Сава грузно осел вниз, при этом из его правого глаза что-то выскользнуло, упав в пожухлую траву. В толстых пальцах Зажима остался кончик носа мужчины. Сморщенный и почерневший от спекшейся крови, он смахивал на чернослив. Брезгливо морщась, Зажим отправил щелчком ногтя оторванный нос в пропасть. Теперь его больше интересовал предмет, выпавший из глазницы Савы. Как и то, почему…
Внезапно до него дошла вся абсурдность ситуации. Зажим изумленно вглядывался в пустую дырку на лице Савы. Дырку там, где, по сути, должен быть правый глаз.
Затем снова уставился в траву. Нагнувшись, поднял странную штуковину овальной формы. Предмет был идеально гладкий и тепловатый на ощупь. На Зажима равнодушно смотрел стеклянный зрачок, обрамленный темно-серой радужной оболочкой.
Сава поднялся на ноги. Теперь вместо носа на его круглом лице зияла рваная рана, из которой, словно из открытого крана, хлестала кровь, прокладывая поверх черной, заскорузло-кровяной корки на свитере свежую ярко-алую дорожку.
Однако Сава, казалось, совершенно не обращал на это внимания и лишь подобрался словно пружина. Его взгляд был прикован не к Зажиму, а к едва видневшемуся силуэту, мелькающему сквозь стволы деревьев.
Человек. И этот человек быстрым шагом направлялся к ним.
– Хрена себе, – присвистнул Зажим, вертя в руках глазной протез. – Так ты че, одноглазый, валенок?
– Ага, – гнусаво подтвердил Сава. – Одноглазый. Как Лихо из сказки.
Глядя на него, Зажим с недоумением отметил, что толстяк выглядел вполне спокойно, а не верещал от ужаса и боли, как это было всегда, когда он попадал под раздачу.
Более того. С оторванным носом и пустой дырой вместо глаза Сава выглядел жутковато, и пыл Зажима заметно поубавился.
– Ты как конструктор-самоделкин. Уже на куски разваливаешься, – засмеялся он, но смех прозвучал неестественно.
Лицо Савы изменилось. Единственный глаз с холодной настороженностью следил за ним, и Зажиму почему-то подумалось об охотнике, который в прицел своего карабина поймал зверя. И сейчас этот рыхлый валенок, как никогда, смахивал на этого самого охотника…
Сава сделал маленький шажок вперед.
– Этот глаз мне выколол один урод. Штопором. Много лет назад, – ровным голосом пояснил Сава. Он говорил так, будто обсуждал с Зажимом погоду.
Еще один шажок вперед.
Зажим плотно сжал губы.
«Какого рожна?!»
Его охватила злость за минутную растерянность, вызванную неожиданной переменой в поведении Савы.
Зажим швырнул в пропасть стеклянный глаз и обернулся, напряженно глядя на Саву, который неумолимо надвигался на него.
– Этот урод убил моего отца. Отрезал ему голову[19], – улыбаясь, проговорил Сава. – А потом я снял с его головы кожу. Как кожицу с мандарина.
Он с хлюпаньем втянул воздух влажно-красными дырами, которые теперь служили ему носом. Потом сплюнул в траву длинной нитью слюны, окрашенной кровью.
– Мне плевать на твоего папашу, – неуверенно сказал Зажим, и Сава осуждающе покачал головой.
– А мне – не плевать, – строго ответил он. – Я любил его.
Когда он оказался в метре от Зажима, тот, хрипло вскрикнув, замахнулся. Однако его массивный кулак, вместо того чтобы, как всегда, сбить жертву с ног, неожиданно встретил пустоту. Тут же локоть его руки был перехвачен и с хрустом вывернут из сустава. От резкой боли у Зажима перехватило дыхание, крик застрял где-то посредине глотки. Сломанная рука повисла плетью.
Расширенными глазами он видел, как теперь замахивается Сава. Зажим попытался отбить удар здоровой рукой, но опоздал, и кулак зэка врезался ему в скулу. Зажим упал навзничь и неуклюже забарахтался, пытаясь встать.
Человек вышел из леса и теперь шагал по самому краю обрыва, стремительно сокращая расстояние между собой и зэками.
* * *
– Она…
Ходжа запнулся. Сознание отказывалось принимать факт, услужливо предоставленный ему памятью, на которую уголовнику до сегодняшнего момента еще не приходилось жаловаться. Но то, что баба, случайно увиденная им год назад по «ящику», и эта ненормальная курица, завернутая, как привидение, в одеяло, один и тот же человек, сомневаться не приходилось.
– Она отрезала этому дальнобойщику башку. Потом другому, его корешу. Сунула их в пакет, как баскетбольные мячи, и пошла дальше по трассе, – охрипшим голосом проговорил он. – Там ее и взяли.
Женщина тихо засмеялась.
– Смешно?! Что ты ржешь, сука? – взвизгнул Ходжа. – Это ведь была ты!! Ты!!!
– Опачки, – шепнул Нос над самым ухом, и Ходжа от неожиданности подскочил на месте. Едва он успел развернуться, как сцепленные в «замок» руки Носа опустились ему на голову. И еще раз.
