— Опять? Кошмар? Да? — бессвязно пробормотал он, явно борясь с силой притяжения подушки.
И тут на меня что-то нашло. Не иначе как очередной приступ безрассудства.
— Илья, — предельно чётко выговаривая слова, обратилась я к супругу. — Давай ещё раз попробуем ЭКО.
Он сел настолько резко, что я чуть не свалилась с кровати. Сидел молча. Лишь одно его дыхание, нервное и тяжёлое, наполняло нашу спальню. Я же, наоборот, боялась сделать даже лишний вдох, чтобы не дай Бог не спугнуть. Наверное, мы оба понимали, что тема детей была просто обязана однажды всплыть между нами. И как обычно, оба оказались попросту не готовы к этому.
— А если я скажу нет? — наконец-то осторожно поинтересовался он.
— Будет обидно, — храбрясь, отозвалась я, но внутри всё словно обмерло.
— Ты в прошлый раз чуть не погибла, — хриплым голосом отозвалась темнота, ибо я зажмурила глаза, чтобы сдержать накатывающие слёзы. Не так давно я себе торжественно поклялась, что строить из себя жертву обстоятельств при Нечаеве буду по минимуму.
— Наверное, какой-то риск есть всегда, — включила я доктора, — но мой гинеколог уверяет, что сейчас я в норме.
Кроме того, что по неустановленной причине я так и не смогла забеременеть, даже несмотря на полное отсутствие контрацепции в последние пару лет. Но говорить об этом вслух не стала.
— А если… — что там «если», он так не сказал, оборвав себя на полуслове. Но мы оба понимали, что именно хотел сказать. — В общем, мы же можем попробовать… суррогатное материнство или усыновление.
— Не можем, — жёстко отрезала, позабыв о том, что ещё совсем недавно планировала разреветься. — Я не смогу… принять чужого ребёнка.
Между нами повисла гнетущая тишина. Ощущение было такое, словно здесь и сейчас решалась моя судьба. Впрочем, так оно и было.
— Мне страшно, — вдруг признался он, и прозвучало это непривычно беззащитно.
— Мне тоже.
Дальше ничего не происходило. И длилось это настолько долго, что я разочарованно уже почти уверовала в то, что он меня так и не услышит.
Но Нечаев, как обычно, меня удивил.
— Хорошо, — несмело кивнул он. — Давай попробуем.
***
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Три месяца назад
На этот раз гормональная стимуляция далась мне заметно тяжелее. То ли из-за возраста (пять лет — это всё-таки срок), то ли из-за пережитого просто стала более восприимчивой. Но факт оставался фактом, держать свои эмоции под контролем и мыслить здраво у меня получалось с большим усилием.
Нет, истерик я больше не закатывала, но вот решения все принимала резко и необдуманно, словно куда-то торопясь, испытывая внутри себя целую бурю эмоций, которая так и норовила перерасти в ураган. А ещё я старалась не строить никаких прогнозов на будущее, решив, что если рисковать… то делать это по полной. Ощущение было такое, словно я стою на краю пропасти, готовая сделать шаг в бездну.
Илья, к моему удивлению, в этот раз переживал всё на порядок острее. Нет, он ничего не говорил, даже не предпринимал попыток запереть меня дома, но он паниковал, и я это чувствовала. Внешне вроде бы ничего не изменилось, однако меня не покидало ощущение, что каждый вечер он метался по квартире, ища пятый угол. Или же часами стоял на балконе, куря одну за одной, даже взгляд его словно потух. Не было в нём прежней дерзости, которая когда-то покорила меня.
— Ты настолько не хочешь ребёнка? — за неделю до забора яйцеклеток спросила я у него, устав от похоронных настроений, витавших под крышей нашего дома.
Нечаев резко крутанул головой и во все глаза уставился на меня так, словно вообще видел меня впервые. А потом и вовсе замотал головой.
— Хочу! Но я не представляю, как я осилю следующие девять месяцев, если у нас всё получится.
— Осилишь, — убеждённо заверила я Нечаева.
Но он не стал развивать разговор дальше, попробовав всё перевести в шутку, и ткнул пальцем в свою голову:
— Я с вами натурально поседею. А тебе нужен седой муж?
— Да хоть лысый, — фыркнула я. — Но я уверена, что всё у нас получится.
Иначе… про иначе думать не хотелось.
***
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Был разгар дневной смены, когда мне привезли годовалого мальчишку, зарёванного и раскрасневшегося.
— Весь день такой, — едва сама не плача, посетовала мать ребёнка. — Температура под сорок долго держалась, еле сбили.
— Сбили — это хорошо, — проговорила задумчиво, опуская своего юного пациента на кушетку, тот активно вырывался из моих рук. — Что под сорок — плохо.
— Ну мы же сбили, — недовольно возразил отец.
— Тогда зачем же приехали? — немного несдержанно вскинула я брови. Как это часто бывало, родители мне не понравились. Впрочем, мне мало кто мог угодить, обычно я не особо доверяла родителям, особенно таким молодым.
— Потому что плачет всё время! Не прекращая… — продолжал демонстрировать своё недружелюбие отец.
— А почему не в поликлинику по месту жительства? Или врача на дом?
— Со скорой как-то надёжней.
Логика у некоторых была железобетонной.
За время нашего диалога я успела расстегнуть детский комбинезончик. Обычно детей для осмотра раздевали сами родители, ибо маленьким детям было так проще, чем с ходу подпустить к себе незнакомую тётку. Но сегодня чуйка подсказывала мне, что здесь что-то не так. Да и мальчик выглядел столь несчастным, что у меня просто не получилось остаться стоять в стороне.
— Ну же, чудо, — шептала я ему, — потерпи немного, сейчас мы со всем справимся.
— День почти прошёл, — параллельно мне жаловался отец, — а он всё орёт и орёт…
— Паша! — попыталась одёрнуть его жена, но мужчина лишь отмахнулся.
— Что Паша?! Сил моих больше нет. А всё ты. Говорил же, что не нужно его так долго на сиське держать.
Вопросительно взглянула на женщину, отчего та смутилась.
— Мы только недавно грудное вскармливание прекратили.
— Странно, что не в три! — всё так же поражал нас своим «обаянием» отец семейства.
— А вы против грудного вскармливания? — удивилась моя медсестра Лида.
— Я против, чтобы детей баловали! А то вырастают потом сплошные слабаки…
За моей спиной ещё о чём-то спорили, но я уже не слышала. Мальчик перестал вырываться из моих рук и теперь лежал на кушетке, просто всхлипывая. Но напрягло меня на это. Победив детскую одёжку и освободив грудную клетку, чтобы прослушать дыхание, я вдруг обнаружила целую россыпь мелких синяков.
Ещё один взгляд в сторону родителей.
— Сашенька… он у нас такой активный, — залепетала женщина. — Всё время ударяется обо что-то…
Я спустила комбинезон ниже, понимая, что интуиция меня не подвела. Ноги Сашеньки точно так же были усеяны гематомами.
— Лид, — едва сдерживая свой гнев, позвала я медсестру, — измерь температуру, я сейчас.
В коридор я выскочила как ошпаренная, с трудом сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.
Первым делом метнулась к заведующей, но кабинет оказался заперт, а сотовый я, как назло, оставила на столе. С чувством ругнувшись себе под нос, побежала обратно, по пути столкнувшись с дежурной медсестрой.
— Галина Сергеевна, вызовите полицию. Жестокое обращение с ребёнком.
Женщина деловито кивнула головой, разве что честь мне не отдала, и поспешила выполнять моё поручение.
Детские крики я услышала ещё на подходе к своему кабинету. Резко распахнув дверь, увидела растерянную Лиду, злого мужчину и испуганную девушку, что поспешно одевала сына, опять доведя того до слёз.
— Мы уходим, — с ходу объявил мне папаша.
На мгновение я запаниковала, но быстро взяла себя в руки, сочиняя на ходу.
— А как же температура? Она может подняться в любое мгновение.
— Собьём, получилось же в первый раз.
— А если это воспаление лёгких? Отсутствие жара его не спасёт.
— Воспаление лёгких, — охнула мать.
— С чего вы взяли?! — возмутился её муж.
— По хрипам. Вы разве не слышите?! — несла я всякий бред, молясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — Влажные и мелкопузырчатые.
Установить такие вещи на слух было невозможно, но разве могли они об этом знать.
