— Похоже на отравление, — заключила я, завершив первичный осмотр, — что она ела?
— Ещё ничего, они опоздали на завтрак, я предлагала принести что-нибудь поесть, но Доминика отказалась.
Юная Доминика выглядела испуганной. Я коснулась её лба в успокаивающем жесте — тот оказался влажным.
— Ты кушала что-нибудь дома?
— Да, — кивнула девочка, — немного…
— А что?
— Фрукты… маме на работе подарили целую корзину.
— А какие там фрукты были, не знаешь?
Ребёнок отрицательно замотал головой
— Они были на кусочки порезаны… ну там манго, фейхоа и что-то ещё.
— Ох уж эти фрукты, которые трогал неизвестно кто, — вздохнула я после того, как у Доминики начался очередной приступ рвоты. Я придерживала её голову над лотком и следила за тем, чтобы она не подавилась рвотной массой. — Родителям дозвонились? — обратилась к Кате.
— Да, но только в ближайшие пару часов никто из них не сможет приехать. Сказали, чтобы вы делали всё, что считаете нужным, они вам доверяют.
— Кабздец, — заключила я и решила, — давайте скорую вызывать.
У садика был заключён договор на медицинское обслуживание с частным медицинским центром, поэтому за нами приехали быстро. На ходу отчитавшись о ситуации Надежде Семёновне, уехала вместе с Доминикой. В больнице провела около пяти часов, за это время моя подопечная успела пережить промывание желудка и капельницу, а я — исчерпать имевшиеся в арсенале слова поддержки.
После всех медицинских процедур Доминка смахивала на сдувшийся воздушный шарик, но выворачивать на изнанку её перестало. Теперь требовалось только дождаться появления её родителей, что те и сделали спустя несколько часов. Особых благодарностей я не получила. Не то чтобы ждала, но вдруг осознала для себя, что для определённой категории людей я находилась на уровне обслуги. Это заметно отличалось от отношения в областной — там я в первую очередь была врачом, а здесь так… работник детского сада, пусть и элитного.
Сдав девочку на руки родителям, я вышла на улицу и отзвонилась Надежде Семёновне, что все живы.
— Слава богу, — порадовалась она, — вы, наверное, устали, но, Нин, заедьте обратно в сад, мы с вами важное дело на сегодня не закрыли.
Возвращалась на такси на такси, которое словно специально собрало все пробки. Рабочий день подошёл к концу, но хозяйка нашего садика стойко дожидалась меня в своём кабинете.
— Присаживайтесь, — кивнула она на стул перед её столом. Ей было хорошо за пятьдесят, но об этом вряд ли кто-то догадывался с первого взгляда — фигура, стиль, стать… Нет, она не молодилась, но определённо умела стареть красиво. — Прошу прощения, что задерживаю в нерабочее время, но вопрос действительно серьёзный.
Я понимающе кивнула головой, мысленно подобравшись. Не знаю, к чему именно готовилась, но вопрос меня удивил:
— Вы что-нибудь знаете о тетраде Фалло?
— Э-э-э… да, конечно. Я не кардиолог, но основы знаю. Врожденный порок сердца, состоящий из четырех компонентов: смещение аорты, инфундибулярный стеноз…
— Да-да, — перебила меня собеседница, — я не сомневаюсь в вашей компетентности. Думаю, иначе бы Ольга не взяла вас — она обычно щепетильна в выборе сотрудников. Так вот, я сегодня приняла мальчика с данным диагнозом в наш Центр. Как вы и сами догадываетесь, заболевание очень серьёзное и его родители сильно обеспокоены тем, как он будет посещать наше заведение.
— Но это же действительно очень опасно. Такие дети обычно не посещают детские сады на общих условиях, их могут толкнуть…
— Но у нас не общие условия, — опять достаточно жёстко отрезала хозяйка. — И поверьте, его родители прекрасно осознают, как это всё непросто… Мальчик растёт, он хочет общения, взаимодействия с другими детьми. И я думаю, что наш Центр — это замечательный шаг на пути его социализации.
Несогласно покачала головой. Правда, моё мнение мало кого интересовало, и Надежда Семёновна продолжила:
— У нас есть все рекомендации врачей, и они согласны с тем, что критических показаний для того, чтобы ребёнка заперли дома в четырёх стенах, нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я не предлагаю его запирать…
— Тем не менее. Егор будет ходить в наш Центр, и мне необходимо, чтобы вы были в курсе и всегда наготове. К тому же нужен будет подробный инструктаж для воспитателей, как поддержать и помочь ребёнку. Вот, — она придвинула ко мне пухлую медицинскую карту, — прошу ознакомиться к завтрашнему дню.
Бросила быстрый взгляд на предлагаемую мне папку, на которой жирным курсивом было напечатано: «Нечаев Егор Ильич».
Первая реакция была фыркнуть — бывают же совпадения!
— И да, — напоследок сообщила Надежда Семёновна, — в нашем центре Егор будет известен как Павлов.
В голове зашевелилось что-то неприятное, но я отмахнулась от непрошенных мыслей, без всякого пиетета заявив:
— Что же там за родители такие, что могут купить ребёнку новую фамилию и не могут сделать ему операцию на сердце.
Женщина промолчала, зато напряжение, повисшее в воздухе, стало практически ощутимым. Мне вдруг подумалось, что она тоже чувствует свою беспомощность в этой ситуации.
— Не знаю, что вы там себе придумали, — ровным тоном сообщили мне, — нас с вами это никак не касается.
Я фыркнула и встала на ноги, собираясь направиться к дверям, дабы покинуть этот кабинет раз и навсегда. Но вместо осуждения вдогонку мне прилетело совсем другое:
— Если тебе станет от этого легче, то его фамилию никто не скрывает. Просто мальчик почти всю жизнь прожил под фамилией Павлов. Его родители никогда не состояли в официальном браке, а отцовство было установлено лишь пару лет назад… и так ему будет привычнее.
Мороз пошёл по коже, я замерла у выхода, вцепившись в дверную ручку, а потом не удержалась и, резко развернувшись, подошла к столу и схватила карту.
***
Путь до моего кабинета показался мне вечностью. Ноги слушались плохо, но при этом я едва ли не бежала. Папка, прижатая к груди, болезненно жгла пальцы. С трудом отперла замок — ключи отказывались попадать в скважину. И лишь оказавшись внутри, я заставила себя сделать глубокий вдох.
Так, Нина, спокойно.
Спокойно не получилось. Даже не закрыв за собой дверь, выронила свою ношу на поверхность рабочего стола.
Первым, за что зацепился взгляд, была графа «отец». Я испуганно отскочила назад, заметавшись по кабинету и судорожно повторяя: «Нет, нет, нет…» С трудом смогла совладать с накатившей паникой и заставить себя снова подойти к столу.
Пальцы нервно дрожали, перелистывая тонкие листы медицинской карты ребёнка. Сама не понимала, чего испугалась — ну подумаешь, полные тёзки, такое бывает. Или нет?
В конце папки лежали вложенные ксерокопии документов: медицинский полис, свидетельство о рождении…
Взгляд в очередной раз пробежался по графе отец. Нечаев Илья Николаевич. Сердце болезненно сжалось, а в голове крутилось лишь одно: «Пожалуйста, пусть это будет совпадение!»
Но последними в стопке копий оказались паспорта родителей. С фотографий которых на меня смотрели мой муж и его бывшая помощница.
Папка вылетела из рук, усеяв пол веером бумаг. Я же продолжала стоять на месте и смотрела немигающим взглядом в пустоту.
Наверное, чисто теоретически, мой муж мог иметь пятилетнего сына. Если бы не одна небольшая загвоздка: мы были женаты много лет и ни о чём таком я даже не догадывалась.
Глава 6.
Две недели назад
Бесцельно колесила по городу, то и дело косясь на папку, беспечно брошенную на соседнее сиденье. Наверное, это можно классифицировать как должностное преступление, но ведь в ней содержалась информация о пациенте, который наполовину являлся носителем генов моего мужа… А у нас всё должно было быть с ним поровну, не так ли?
Голову разрывала сумятица горьких мыслей: от подозрений вселенского заговора до идеи врезаться в ближайший столб. Снова и снова выстраивала, подвергала критике и отметала логические цепочки. Что, если это злые манипуляции Петрушевской и её начальницы? — ну не могли они не сопоставить наши фамилии! Но всё упиралось в банальное — зачем? Допустим, они хотели срубить бабла. Однако это не отменяло, а только усугубляло тот факт, что у Ильи всё-таки был сын на стороне.
