он резко, отчеканивая каждое слово. На нем был френч защитного цвета, брюки галифе, черные высокие шагреневые сапоги, желтый кожаный ремень через плечи, и на поясе болтались два револьвера и патроны. В общем, вид его мало гармонировал с высокой и ответственной должностью военного министра, скорее — он был похож на атамана разбойничьей шайки, оперирующей на большой дороге.
За спиной Троцкого, почти вплотную с ним, стояла, как черная туча, толпа матросов; их было очень много, человек тридцать-сорок, и все они были одеты в черные матросские куртки с золотыми пуговицами и увешаны накрест через плечи патронными лентами, а на поясах имели кортики и наганы, многие — по два. С лицами одно безобразнее другого, они имели вид бандитов, и можно с уверенностью сказать, что на конто[1429] каждого был не один десяток несчастных жертв.
Несколько в стороне от матросов стояла довольно странная группа лиц, также принадлежавших к свите Троцкого: восемь человек жгучих брюнетов имели носы с горбинкой, говорили с еврейским акцентом и были однообразно одеты, как будто соблюдали строгую форму; на них были драповые зимние пальто с дорогими каракулевыми воротниками, из-под которых виднелись кожаные черные тужурки с револьверами на поясах, черные брюки-галифе и высокие сапоги; многие имели очки и пенсне в золотых оправах; на голове одного из них сидела черная касторовая шляпа с большими полями; у каждого в руках был кожаный черный портфель. Все были угрюмы, сосредоточены, держали себя обособленно, ни с кем не разговаривали, а лишь тайком и пытливо наблюдали. Они были похожи на испанских инквизиторов, и смело можно сказать, что их основной работой и задачей было отправлять невиновных ни в чем людей к праотцам, что они и делали, как только Троцкий отдавал соответствующий приказ. Это были члены чрезвычайного военно-полевого трибунала IX армии.
Я подошел к Троцкому с рапортом:
— Честь имею представиться: начштарм IX, Генерального штаба генерал[1430] Всеволодов…
Троцкий нахмурил густые черные брови и сделал удивленное лицо:
— Что? Как вы сказали? Генерал? Но у меня нет в армии генералов, у нас имеются только товарищи, — отчитал он меня.
Я спохватился, поняв, что сделал ошибку, назвав себя генералом по старой привычке и по рутинным правилам представления начальству в царской армии. Я тотчас же извинился, путаясь в словах, и представил Корка и Яцко уже не полковниками, а товарищами.
— Товарищ наштарм! — сказал Троцкий. — Вы навсегда должны забыть о том, что служили когда-то в царской армии, вы должны помнить, что теперь существует только «Красная армия»!
Итак, первый блин оказался комом!
Троцкий, а за ним и мы вошли в мой кабинет. Матросня, давя друг друга, пыталась сделать то же самое, желая видеть грядущую расправу.
Войдя в кабинет, Троцкий смерил меня с ног до головы глазами и спросил:
— А где же ваша звезда — эмблема Красной армии?
— Извините, товарищ Троцкий, — ответил я, — я ее потерял.
В действительности же я, получив этот значок от Княгницкого с приказом — надеть, выбросил его, так как дал себе торжественное обещание никаких отличий советской армии не носить. Троцкий поморщился:
— Ничего, я вам дам другой значок.
Это было второй неудачей. «Приметы плохие», — думал я.
Хотя мой кабинет был достаточно большим, но вместить всю ораву матросов и членов трибунала он не мог. Посередине комнаты стоял большой стол, на котором лежала карта Южного фронта, с отметками красными и синими флажками расположения войск обеих сторон. В одном углу стоял письменный стол, покрытый красным сукном, и два кресла, в другом — большой шкаф с делами. К моему большому удовлетворению, никаких портретов — ни Сталина, ни Ленина, ни Троцкого — не было.
Доклад Троцкому о стратегическом положении на фронте IX армии
В кабинете Троцкий увидел у карты с флажками моего сына Николая, четырнадцати лет.
— А это кто такой? — спросил он.
Я ответил ему, что это мой сын Николай отмечает на карте точное расположение неприятельских частей.
Троцкий улыбнулся и, подойдя к сыну, спросил:
— Ну, скажи, кто это? — и указал на группу значков. Николай информировал военного министра с большой точностью и без запинки.
— Молодчина! — похвалил Троцкий, оставшись, видимо, довольным ответом, и пожал мальчику руку. Затем, взглянув на матросов, он вдруг принял театральную позу и крикнул:
— Вон отсюда! Все — вон!
Матросы, спотыкаясь и налетая друг на друга, немедленно очистили кабинет. Явствовало, что они здорово боялись Троцкого, а последний любил нагонять на них страх.
В кабинете остались, кроме моего сына, меня и Троцкого, еще Корк и Яцко. Видимо, не желая иметь никаких свидетелей своих деяний, Троцкий приказал последним выйти, и, таким образом, остались в кабинете только он, я и сын. Мне стало жутко, ноги начинали дрожать.
Троцкий, как бы желая себя облегчить, а на самом деле запугивая меня, вынул из кобуры револьвер и положил его на стол. Мне это не понравилось, и я стал нервничать еще больше: я подумал, что Троцкий хочет пустить меня в расход без всяких свидетелей.
— Теперь потрудитесь сделать мне стратегический доклад о положении на фронте IX армии.
Я собрал все свои силы и начал подробный доклад, подтверждая его документами. Я указал, что в то время, как на фронте расположения четырнадцатой дивизии, невзирая на время года и погоду, идут непрерывные бои и притом с большим успехом для нас, — на фронте шестнадцатой и двадцать третьей дивизий царит гробовая тишина, которую нельзя назвать иначе как саботажем:
— Все усилия командарма IX и мои личные переговоры по прямому проводу с Киквидзе, с целью заставить его произвести усиленную рекогносцировку с участием артиллерии, — не привели ни к чему. Обе дивизии под разными предлогами уклоняются от выполнения приказа, остаются инертными и вредят общему делу…
В доказательство своих слов я представил Троцкому вырезки из ленты прямого провода «Юза», то есть мой разговор с начдивом Киквидзе.
Вот один из экземпляров:
«У аппарата наштарм IX Всеволодов. Прошу к аппарату начдива XVI Киквидзе».
Лента подошедшего к аппарату адъютанта Киквидзе:
«Товарищ Киквидзе просил Вам передать, что он Вас не признает и разговаривать с Вами не желает».
Моя лента: «Передайте Киквидзе, чтобы он немедленно подошел к аппарату для личного приема важного боевого приказа командарма IX Княгницкого. В случае отказа Киквидзе подойти к аппарату он будет предан военно-полевому суду за невыполнение боевого приказа, что карается расстрелом».
Ответ адъютанта: «Есть!»
Лента подошедшего через пять минут к аппарату Киквидзе: «Плюю я на твои приказы!»
На это я ответил: «Приказываю Вам принять и точно выполнить
