На самом деле он обращался к тридцати двум монахиням, стоящим позади него в хоре. Пока лишь немногие выразили свое недовольство Керис и поддержку Элизабет, отказавшись от масок. Сестра-келарь по-прежнему имела преимущество, а выборы назначены на следующую неделю. Нужно внушить монахиням, что медицинские воззрения бывшей смотрительницы госпиталя — ересь.
— Всех, следующих этим обычаям, — Годвин ради вящего эффекта выдержал паузу, наклонился вперед и пристально посмотрел на людей, — любого человека в городе… — он развернулся и посмотрел назад, на монахов, — или даже в аббатстве… — вновь повернулся к мирянам, — всякого, говорю вам, придерживающегося таких верований, нужно остерегаться. — Аббат опять помолчал. — И да будет Господь милостив к их душам.
61
Пола Белла хоронили в холодный декабрьский день. Всех пришедших к его промерзшей могиле пригласили в «Колокол» на поминки. Теперь за хозяйку осталась Бесси. Она не хотела горевать в одиночестве и щедро разливала лучший эль. Ленни Музыкант на пяти струнах своего фиделя[15] выводил печальные мелодии, и скорбящие по мере опьянения начинали размазывать слезы.
Мерфин сидел в углу с Лоллой, кормил ее сладким коринфским изюмом, купленным вчера на рынке — дорогое удовольствие, — и одновременно учил считать. Отсчитал себе девять ягод, а давая дочери, стал пропускать четные числа:
— Одна, три, пять, семь, девять.
— Нет, неправильно! — Лолла рассмеялась, понимая, что отец шутит.
— Почему же, обоим по девять.
— Но у тебя больше!
— Правда? И как же так получилось?
— Ты просто неправильно посчитал, ты не умеешь.
— Ну, тогда считай сама; может, у тебя получится.
К ним подсела Бесси в своем лучшем платье, ставшем ей тесноватым.
— Можно изюма? — попросила хозяйка.
— Да, — ответила Лолла, — но только чтобы считал не папа.
— Не волнуйся, я знаю все его трюки.
— Держи, — протянул Мерфин Бесси. — Одна, три, девять, тринадцать… Ой нет, тринадцать — это слишком много. Я у тебя заберу. — Отнял три изюмины. — Двенадцать, одиннадцать, десять. Ну вот, теперь у тебя десять ягод.
Лолле было ужасно смешно.
— Но у нее только одна!
— Я что, опять неправильно посчитал?
— Ну конечно! — Девочка посмотрела на Бесси: — Мы знаем все его трюки.
— Ну, тогда считай ты.
Дверь открылась, ворвалась струя ледяного воздуха, и вошла Керис, закутанная в тяжелый плащ. Мастер улыбнулся: всякий раз, видя ее, он радовался, что живет на свете. Бесси встревожилась, но поздоровалась:
— Здравствуй, сестра. Очень любезно с твоей стороны помянуть отца.
— Мне очень жаль, — вежливо, но прохладно отозвалась монахиня. — Он был хорошим человеком.
Зодчий понял, что две женщины считают себя соперницами. Он не знал, чем это заслужил.
— Спасибо, — кивнула Бесси. — Выпьешь эля?
— Очень любезно, но нет. Мне нужно поговорить с Мерфином.
Белл посмотрела на Лоллу:
— Давай жарить орехи на огне?
— Да, здорово!
Хозяйка увела девочку.
— Они нашли общий язык, — заметила Керис.
Фитцджеральд кивнул:
— У Бесси доброе сердце и нет своих детей.
Целительница погрустнела:
— И у меня нет детей… Но может, и недоброе сердце.
Мерфин дотронулся до ее руки.
— Мне лучше знать. Твое доброе сердце болеет не только о паре детей, а о десятках людей.
— Очень мило с твоей стороны ставить вопрос так.
— Это правда. Как дела в госпитале?
— Невыносимо. Куча умирающих, а я не могу ничего для них сделать, кроме как похоронить.
Мастеру стало жаль ее. Она всегда все знала, всегда была так уверена, однако напряжение оказалось чрезмерным, и ей хотелось поделиться хотя бы с ним.
— У тебя усталый вид.
— Господи, я и в самом деле устала.
— Ты, наверное, ко всему, волнуешься из-за выборов.
— Я пришла к тебе за помощью.
Мерфин замер. Он разрывался. С одной стороны, хотел, чтобы избранница добилась своего и стала настоятельницей. Но тогда как же его мечта жениться на ней? А с другой стороны, позорно, корыстно надеялся, что Керис проиграет выборы и снимет обет. Однако в любом случае готов помочь ей во всем, просто потому, что любит.
— Хорошо.
— Годвин вчера в своей проповеди метил в меня.
— Да неужели мы никогда не избавимся от обвинений в колдовстве? Это же такая нелепость!
— Люди глупы. Проповедь произвела большое впечатление на монахинь.
— Как и задумывалось, разумеется.
— Несомненно. Некоторые поверили Элизабет, что мои маски — язычество. Ее ближайшее окружение — Кресси, Элани, Джанни, Рози, Симона — сняли маски еще раньше. Но услышать подобное с кафедры — другое дело. Самые впечатлительные сестры тоже сняли маски. Остальные предпочитают не делать выбор открыто и вообще не заходят в госпиталь. Повязки надеваем только я и четыре мои подруги.
— Я этого боялся.
— Теперь, со смертью матери Сесилии, Старушки Юлии и Мэр, право голоса имеют тридцать две монахини. Чтобы победить, нужно набрать семнадцать. У Элизабет было пять сторонниц, проповедь прибавила одиннадцать. Считая ее собственный голос, это семнадцать. У меня всего пять. Даже если все сомневающиеся примут мою сторону, я проиграю.
Мерфин разозлился. Как же больно, когда после всех трудов на благо монастыря от тебя отказываются.
— И что ты можешь сделать?
— Моя последняя надежда — епископ. Если он твердо заявит, что не утвердит кандидатуру Элизабет, кое-кто может переметнуться. Тогда у меня появится шанс.
— И как его убедить?
— У меня нет возможностей, но у тебя… или, скажем, у приходской гильдии…
— Пожалуй…
— Сегодня собрание. Полагаю, ты пойдешь.
— Да.
— Смотри, что получается. Годвин держит город мертвой хваткой. Он близок с Элизабет, ее родные — вилланы аббатства, настоятель всегда к ним благоволил. Став настоятельницей, Клерк будет такой же игрушкой в его руках, как Элфрик. Мой братец хочет избавиться ото всех несогласных как в стенах аббатства, так и вне их. Это смерть для Кингсбриджа.
— Все верно, но готовы ли члены гильдии обратиться к епископу…
Керис вдруг сникла.
— Просто попытайся. Если тебя не послушают, так тому и быть.
Заметив ее уныние, Мерфин пожалел, что усомнился вслух.
— Конечно, попытаюсь.
— Спасибо. — Она встала. — Ты, должно быть, не очень хочешь, чтобы я стала настоятельницей. Спасибо. Ты настоящий друг.
Фитцджеральд криво улыбнулся. Мастер хотел быть ее мужем, а не другом. Но довольствоваться нужно тем, что имеешь. Керис вышла на улицу. Зодчий подошел к Бесси и Лолле, сидевшим у огня, отведал жареных орехов, но был слишком занят своими мыслями. От Годвина всем одни неприятности, но его власть растет и растет. Почему? Может, все дело в мощном сочетании честолюбия и непорядочности?
Когда стемнело, он уложил Лоллу и заплатил соседской девочке, чтобы та за ней присмотрела. Бесси оставила в таверне прислужницу Сари. Надев толстые плащи, они пошли по главной улице к зданию гильдии на рождественское собрание.
В конце длинного зала стояла бочка свежего эля. Какое вымученное веселье в это Рождество, подумал Мерфин. Многие уже как следует выпили на поминках по Полу Беллу, и некоторые вслед за Фитцджеральдом вновь с такой жадностью набросились на эль, как будто не дотрагивались до него целую неделю. Может, выпивка отвлекает их от чумы?
Бесси и троих старших сыновей умерших купцов приняли в новые члены. Годвин как сюзерен города должен радоваться — благодаря налогу на наследство его доходы растут. После обсуждения рутинных вопросов зодчий заговорил о выборах новой настоятельницы.
— Это не наше дело, — тут же заявил Элфрик.
— Как посмотреть, — возразил Мерфин. — Их результат скажется на городской торговле на годы, если не на десятилетия. Настоятельницы весьма влиятельны, в наших интересах сделать все возможное, чтобы избрали сестру, не препятствующую развитию торговли.
— Но что мы можем сделать? У нас нет голоса.
— У нас есть влияние. Мы можем обратиться к епископу.
— Этого никто до сих пор не делал.
— Не очень убедительный аргумент.
— А кто претенденты? — спросил Билл Уоткин.
— Простите, я думал, всем известно, — ответил Мерфин. — Сестра Керис и сестра Элизабет, и я думаю, нам следует поддержать Керис.
— А как же иначе, — съязвил олдермен. — Все мы прекрасно всё понимаем.
Кто-то захихикал. Люди знали о долгих, сложных отношениях Мерфина и Керис. Зодчий улыбнулся.
— Валяйте, смейтесь, я не против. Просто не забудьте, что она дочь Эдмунда, выросла в доме сукнодела, помогала отцу, понимает трудности, с которыми сталкиваются купцы, а ее соперница — дочь епископа и скорее станет на сторону аббата.
