— В любом случае спасибо за поддержку.
— Я всегда тебя поддержу.
— Может, хватит мне вести войны с Керис?
— Согласна; могу себе представить, как это тяжело.
— Тяжело и досадно. Похоже, я половину жизни без толку ее жду.
— Любовь никогда не бывает без толку.
Мастер поднял на хозяйку удивленные глаза и после паузы заметил:
— Ты мудрая женщина.
— В доме больше никого нет, кроме Лоллы. — Бесси встала перед гостем на колени. — Я хочу тебя утешить. Как могу.
Фитцджеральд посмотрел на ее круглое доброе лицо и потеплел. Он так давно не обнимал женщину. Но покачал головой:
— Не хочу тебя использовать.
Белл улыбнулась:
— Я не прошу тебя на мне жениться. И даже любить. Я только что похоронила отца, а тебя огорчила Керис, нам обоим нужно человеческое тепло.
— Чтобы притупить боль, как кувшин вина.
Она взяла его руку и поцеловала ладонь.
— Лучше вина.
Бесси прижала его руку к груди. Мерфин вздохнул, наклонился и поцеловал трактирщицу. Это было как глоток холодной воды в жаркий день, он не мог остановиться. Скоро хозяйка оторвалась от него и стянула через голову платье. У нее были круглые бедра, круглый живот, круглая грудь. Зодчий поцеловал ее в живот и поднял взгляд на вспыхнувшее лицо.
— Пойдем наверх? — пробормотал он.
— Нет, — прошептала Белл. — Я не могу так долго ждать.
62
Выборы настоятельницы проходили сразу после Рождества. Утром Керис чувствовала себя такой разбитой, что еле поднялась с постели. Когда зазвонил колокол к утрени, у нее было сильное искушение засунуть голову под одеяло и сказать, что ей нездоровится. Но она не могла симулировать, когда столько людей вокруг умирает, и в конце концов превозмогла себя.
Целительница с трудом прошла по ледяным каменным плитам аркады рядом с Элизабет — они возглавляли процессию. Это было обговорено, ведь ни одна не хотела отдавать первенство, обе претендовали на должность настоятельницы. Но врачевательница уже опустила руки. Результат выборов предрешен. Пока пели псалмы и читали молитвы, она зевала, дрожала от холода и сердилась. Этим днем Клерк изберут аббатисой. Керис обижалась на монахинь, ненавидела Годвина и презирала городских купцов за то, что не вмешались. Жизнь не удалась. Не построила новый госпиталь, о котором мечтала, и теперь уже не построит.
Обижалась и на Мерфина за то, что тот делал ей предложение, которое она не могла принять. Фитцджеральд ее не понял. Ему брак приятно разнообразит работу, ей — заменит дело всей жизни. Именно поэтому она колебалась так много лет, несмотря на то что хотела быть с ним, жаждала его до головокружения.
Керис проговорила последние слова молитвы и во главе процессии вышла из церкви. Когда сестры оказались в аркаде, позади кто-то чихнул. Целительница была так расстроена, что даже не обернулась посмотреть. Монахини поднялись по лестнице в дормиторий. Войдя в комнату, Керис услышала за собой тяжелое дыхание. Свеча высветила послушницу Симону — суровую женщину средних лет, добросовестную монахиню, она не станет притворяться. Суконщица повязала льняную маску и встала на колени возле ее матраца. Симона обливалась потом.
— Как ты себя чувствуешь?
— Ужасно, — испуганно ответила больная. — Мне снился странный сон.
Врачевательница дотронулась до ее лба. Он горел.
— Дай попить.
— Сейчас.
— Думаю, это простуда.
— Во всяком случае, у тебя жар.
— Но я ведь не заболела чумой, правда? Ведь не так все страшно?
— Все равно нужно в госпиталь, — уклончиво заметила Керис. — Ты можешь идти?
Симона с трудом поднялась, и монахиня обернула ее одеялом. Когда шли к выходу, вновь послышалось чихание. Чихала пухленькая сестра Рози, занимавшая должность помощницы ризничей. Целительница жестко посмотрела на нее и подозвала еще одну монахиню:
— Сестра Кресси, отведи Симону в госпиталь, а я посмотрю Рози.
Кресси взяла Симону за руку и повела вниз по лестнице. Врачевательница поднесла свечу к лицу Рози. Она тоже была вся мокрая от пота и напугана до смерти. Керис оттянула ворот платья больной. На плечах и груди виднелась красная сыпь.
— Нет, — взмолилась Рози. — Нет, пожалуйста.
— Может, это ерунда, — солгала Керис.
— Я не хочу умирать от чумы! — Рози осипла.
Монахиня спокойно ответила:
— Сначала успокойся и пойдем со мной.
Она крепко взяла Рози за руку. Та сопротивлялась:
— Нет, я не больна!
— Попытайся молиться. Ave Maria. Давай.
Рози начала молиться, и через секунду целительница смогла ее увести. Госпиталь переполнили умирающие и их родные, большинство из которых не спали, несмотря на то что было еще очень рано. Стоял сильный запах пота, крови и рвоты. Помещение тускло освещали сальные лампы и свечи на алтаре. Несколько монахинь помогали больным, носили воду, убирали. Некоторые из них были в масках. Пришел и брат Иосиф. Наклонив голову, он слушал исповедь Рика, главы гильдии ювелиров, которого окружили дети и внуки. Врачевательница освободила место для Рози и уговорила ее лечь. Та лежала неподвижно, но глаза беспокойно бегали. Больная все понимала и очень боялась.
— Сейчас тебя посмотрит брат Иосиф.
— Ты была права, сестра Керис, — прошептала Рози.
— О чем ты?
— Мы с Симоной, желая поддержать Элизабет, перестали надевать маски. Смотри, что с нами стало.
Целительница не думала об этом. Неужели ее правота подтвердится таким ужасным образом — смертью тех, кто с ней не согласен? Лучше бы ошибиться. Она пошла к Симоне. Та была старше и спокойнее Рози, однако испуганно вцепилась в руку сидевшей рядом с ней Кресси. Врачевательница посмотрела на Кресси. Над ее верхней губой виднелось темное пятно. Керис вытерла его рукавом. Кресси — также из числа снявших повязки — посмотрела на рукав и спросила:
— Что это?
— Кровь.
Выборы проходили в трапезной за час до обеда. Керис и Элизабет сели рядом за столом в конце зала, а монахини — рядами на скамейках. Все изменилось. Рози, Симона и Кресси лежали в госпитале, их поразила чума. Еще у двух монахинь, снявших маски прежде — Элани и Джанни, — наблюдались ранние симптомы. Элани чихала, а Джанни обливалась потом. Заболел, наконец, и брат Иосиф, с самого начала лечивший чумных без маски. Все остальные монахини вновь надели повязки. Если маска — знак поддержки Керис, то она победила.
Все были напряжены и беспокойны. Сестра Бет, прежде казначей, а ныне старейшая монахиня, открывая собрание, прочла молитву. Не успела она закончить, как одновременно заговорили несколько человек, и громче всех сестра Маргарита.
— Керис оказалась права, а Элизабет нет! — восклицала она. — Те, кто отказался носить маски, теперь умирают.
Послышался гул одобрения. Целительница заметила:
— Я бы хотела, чтобы все было иначе и здесь передо мной сидели Рози, Симона и Кресси.
Она говорила правду. Сама почти заболевала, видя, как люди умирают. Становилась очевидна тщета всего остального. Встала Элизабет:
— Я предлагаю отложить выборы. Три монахини умерли, еще три в госпитале. Нужно подождать, пока чума кончится.
Керис удивилась. Она полагала, что Элизабет уже не избежать поражения, но ошиблась. Сейчас никто не рискнул бы проголосовать за Элизабет, но, оказывается, можно вообще не голосовать. Ее апатия вдруг прошла. Вдруг вспомнила, почему так хотела стать настоятельницей: нужно перестроить госпиталь, расширить школу, помочь городу. Если изберут соперницу, грянет катастрофа. Клерк поддержала сестра Бет:
— Нельзя проводить выборы в состоянии паники и делать выбор, о котором мы пожалеем, когда все утрясется.
Звучало так, словно было отрепетировано. Очевидно, Элизабет все спланировала. Но аргумент убедительный, стрепетом подумала Керис. Маргарита возмутилась:
— Ты говоришь это, Бет, лишь потому, что Элизабет проиграет.
Целительница отмалчивалась, опасаясь нарваться на тот же упрек в отношении себя.
— Беда в том, что у нас нет главы, — заметила сестра Наоми, не примыкавшая ни к одной партии. — Мать Сесилия, да упокоится ее душа, после смерти Наталии так и не назначила себе помощницу.
— Разве это плохо? — спросила Клерк.
— Еще бы! — воскликнула Маргарита. — Мы даже не можем договориться, кто должен вести сестер на службу.
Керис рискнула выдвинуть конкретное предложение:
— Нужно решать множество вопросов, в первую очередь касающихся наследства умерших от чумы вилланов женского монастыря. Трудно долго оставаться без настоятельницы.
Сестра Элани, одна из сторонниц Элизабет, вдруг высказалась против отсрочки.
— Я ненавижу выборы. — Монахиня чихнула. — Они настраивают всех против всех и ожесточают. Хочу, чтобы мы определились и сплотились перед лицом чудовищной болезни.
