— Кто такие? Почему их содержат и выгуливают отдельно? — спросил я Лумумбу.
— Это или голубые, или осуждённые за изнасилование. Их везде содержат отдельно, — уверенно пояснил шаман вуду.
Тигр напряжённо следил за нашим разговором. Лумумба, заметив его любопытство, указал на заключённых, которых выводят на прогулку в иное время, и красноречиво пояснил:
— For death, — проведя ребром ладони по горлу.
— No death! No death! — отчаянно замотал головой Тигр.
Мы с Лумумбой взглянули друг на друга. Нам хотелось рассмеяться. Но мы сдерживали себя, боясь ранить переполненного стрессами Тигра.
Вернувшись в камеру, Лумумба снова занял лежачее положение под простынёй. Он вступил в безмолвную связь со своими богами. А я получил покой и возможность побыть наедине со своими мыслями.
Когда камеру открыли для получения обеда, я слушал радио.
— Идёшь получать обед? — спросил я соседа.
— Нет. Эта пища вредит моему здоровью, — ответил он сквозь простыню.
По радио передавали песни Боба Марли. Проигрывали его «No Woman, No Cry». Выходя из камеры, я приложил наушники к обтянутой простынёй голове Лумумбы.
Когда вернулся с обедом, он оставался в прежнем положении, но поправил наушники и слушал радио. Значит — живой, и хочет жить.
There has to be an invisible sunIt gives it's heat to everyoneThere has to be an invisible sunThat gives us hope when the whole day's done…
Sting.[116]
35
Отжаться от пола определённое количество раз, — как выполнить норму ГТО.
Во время прогулки ко мне обратился товарищ из Латвии.
— Привет, Сергей! — дружелюбно приветствовал он меня.
— Привет. Извини, я забыл твоё имя, — признался я.
— Иварс, — без обид напомнил он, и присоединился к моей ходьбе по кругу внутри тюремного двора.
— Вас когда переселяют в общее крыло? — спросил он.
— Думаю, завтра. Нам уже всё здесь показали, — ответил я, гадая, чего он хочет?
— Я хочу предложить тебе быть моим соседом, — сообщил Иварс.
— Я не против. Только у меня никто не спрашивает, с кем я хочу делить камеру.
— Если мы попросим об этом, нас поселят вместе, — уверенно заявил он.
— Но ты же куришь. Я охренею от дыма. И они стараются поселять осуждённых с осуждёнными, а ты пока ожидаешь суда, — заметил я.
— Я буду очень аккуратно курить, у окна, — с пониманием обещал Иварс. — Это правило, осуждённый с осуждённым, — ерунда, оно едва соблюдается.
— Хорошо. Я, при возможности, заявлю о желании подселиться к тебе, — неуверенно обещал я.
— Договорились!? Моя фамилия Сондорс. Не забудь. Иварс Сондорс.
Возникла пауза. Я продолжал шагать молча.
— Тогда, до встречи, — выразил он надежду, и оставил меня.
На следующий день, как я и предполагал, нас переселили в соседнее крыло. Я заметил, что английские парни, которые поступили в эту тюрьму в один день с нами, хлопотали с просьбами, кто с кем хочет сидеть вместе. Я ни о чём не просил. Лишь пассивно наблюдал за происходящим.
И оказался в одной камере с каким-то азиатом, постарше меня, курящим. Первое, о чём я подумал, — о предложении Иварса.
Пока я осматривался, где мне разместить свои вещи, представитель исламского мира внимательно рассматривал меня. Я достал своё радио, полагая, что это поможет мне в сложившейся ситуации.
— Hello, gentleman! — вежливо поприветствовал он меня с лёгким поклоном головы. — My name is Farid, — рапортовал он, произнеся это с тяжёлым акцентом.
— Сергей, — ответил я.
— Русский? — удивил он меня.
— Верно. А ты?
— Иран, — коротко ответил он.
— Как ты сюда попал!? — заинтересовался я.
— Сначала — Голландия. Затем — Англия. А тут уже — в тюрьму, — охотно отвечал Фарид.
— Где ты был в Голландии? — начал я изучать нового соседа.
— Амстердам.
— А в Англии?
— Саутхэмптон.
— Здорово!
— Почему? — удивился сосед.
— Мне приходилось бывать и в Амстердаме, и в Саутхэмптоне, — объяснил я, и подумал, что парня прикрыли за нарко-дела. Вероятно, поставлял зелье из Амстердама. Там это дешевле.
— Где ты бывал в Амстердаме? — оживился Фарид.
— Знаешь, район Jordaan в центральной части Амстердама? — предложил я первое, что пришло мне на ум.
— Конечно, знаю! Я жил неподалёку, — обрадовался он чему-то. — Ты жил там или бывал? — заинтересовался мною сосед.
— Нет. Просто там есть место, где я частенько прятался от дождя, коротал время.
— Что это за место? Coffee Shop? Я неплохо знаю этот район.
— Шахматное кафе «Gambit» на Bloemgraacht — 20. Там можно просиживать, сколько душе угодно. Пить чай, кофе, пиво, играть со случайными посетителями в шахматы, или просто общаться. Там когда-то работала женщина, знающая русский язык. Её звать Анна. И её сменщица — Ивон, тоже пыталась освоить русский, — увлёкся я воспоминаниями об Амстердаме.
— Ты здесь за наркотики? — перебил меня Фарид.
— Нет. Я — за поддельный паспорт. А ты, вероятно, за наркотики? — высказал я своё предположение.
— Да, меня обвиняют за хранение. Пытаются обвинить и в распространении. Но это было не моё. Я даже не знал, что мой приятель привёз с собой около килограмма кокаина, — завёлся сосед.
— У вас нашли это при въезде в Англию? — проявил я излишнее любопытство.
— Нет. Мы благополучно прибыли паромом. И более месяца прожили в Саутхэмптоне.
— У вас там были клиенты, договорённость?
— Я в этом городе, и в стране, вообще, никого не знал. Мой приятель советовал остановиться в Саутхэмптоне. Благодаря ему, я сейчас здесь, — с раздражением ответил сосед.
— Расслабься. Я тебе верю. На родине, в Иране, тебя бы казнили. А здесь, скоро жареный картофель с курицей будут давать, — примирительно закрыл я тему.
А про себя думал: чурка держит меня за наивного Ивана. Вероятно, уже не в первый раз подвезли сюда порцию кокаина из Голландии. Но в этот раз, что-то не сладилось с местным покупателем, и пришлось задержаться, подождать. А местные бобики вычислили азиатских гостей с гостинцами.
(Производство кокаина начинается на восточных склонах Анд в Перу и Боливии. Кокаин является алкалоидом, подобно кофеину, никотину, кодеину, морфину и героину. Это сложное психотропное вещество, выделяемое из листов растения Eryhoxylum coca, кусты которой, достигают более четырёх метров в высоту.
Собирают лист женщины и дети в обычные мешки; целая семья, проработав с рассвета до заката, каждый собирает 25 килограмм сырого листа. После просушки на солнце этот вес сокращается до десяти килограмм.
Сушеные листья обрабатывают щелочным раствором извести или поташа, в результате чего из листа выделяются 14 алкалоидов. Один из них кокаин.
Следующие сутки лист вымачивают в чанах с керосином. Когда алкалоиды растворяются в керосине, мёртвый уже лист вынимают, а в чаны добавляют раствор серной кислоты. Кислота, соединившись с алкалоидами, образует несколько солей, одна из которых — сульфат кокаина. Затем керосин откачивают и снова добавляют щелочной раствор, чтобы нейтрализовать кислоту. На дне чана оседает вязкое сероватое вещество — это паста коки.
Тысяча килограмм свежего листа даёт всего десять килограмм пасты. Производители пасты обычно отсылают её колумбийцам, которые производят дальнейшую очистку и превращают пасту в чистое кокаиновое основание. Причём из двух с половиной кг. пасты получается один килограмм этого основания.
Кокаиновое основание можно курить, но вдыхать его нельзя. Чтобы получить пригодный для вдыхания кокаиновый порошок, основание растворяют в эфире с добавлением соляной кислоты и ацетона, потом фильтруют, просушивают и получают гидрохлорид кокаина (кокаин HCL). Эта соль (смесь химического дерьма!) и продается на улицах.
Для получения одного килограмма кокаина требуется 17 литров эфира. Больший вред организму приносит не сам чистый кокаин, а именно та дрянь, при помощи которой его добывают из листьев коки.
Обычно кокаин нюхают, однако, любители внутривенных инъекций тоже не редкость.
С инъекциями все достаточно тривиально — готовится раствор, который потом выбирается шприцем и вводится внутривенно.
А вот любители «снифа» (от англ. to sniff — шмыгать носом) следует довольно сложному ритуалу.
Весь этот выпендрёж откровенно пропагандирует миру прожидовская американская киноиндустрия: кокаин высыпают на какую-нибудь ровную поверхность (например зеркало) и при помощи лезвия бритвы мельчат возможные комочки, затем все той же бритвой уже измельченный порошок «растягивают» в длинные (5–10 см) и очень узкие (тоньше 1 мм.) «дорожки». Из чистой еще хрустящей денежной купюры (считается хорошим тоном использовать $50 или $100) скручивается трубочка, один конец которой совсем тоненький, а другой равен диаметру ноздри. Трубочка вставляется в ноздрю, и аккуратно снюхиваются «дорожки». Затем трубочку разворачивают, и тот, кто считает, что ему досталось меньше всех, аккуратно слизывает с бумаги остатки порошка… Романтика! Так это преподносится голливудской фабрикой грёз.
