Кокаин относится к группе психомоторных. Начинает работать практически мгновенно — сразу после того, как порошок попадает на слизистую носа, наступает «приход» — вспышка кайфа. Резко повышается двигательная активность, мозг «быстрее» соображает, наблюдается общий подъем душевных и физических сил. Эффект ощущается недолго — 10–15 минут, а затем наступает депрессия, которая длится около 30–40 минут.
Длительное употребление кокаина вызывает паранойю, глухоту, бред, нарушение пищеварения и неконтролируемые конвульсии. Кроме того, весьма вероятность проблемы со слизистой носа или отвердение вен (зависит от способа приема); нарушение фаз сна (человек перестает высыпаться). Есть влияние на потенцию.
Наиболее неприятным побочным эффектом психостимуляторов является «отдача» в виде снижения мотивации, работоспособности и настроения, что может привести к формированию психологической зависимости, если для преодоления этих последствий используют повторные дозы стимулятора.)
— Не напоминай мне об Иране! Это варварская страна, — хмуро сделал мне замечание Фарид. — Кстати, в Голландии в тюрьмах лучше условия содержания, чем здесь, в Англии, — сменил он тему.
— Эта тюрьма действительно паршивая. В Англии есть тюрьмы и комфортней. Если тебе предоставят возможность выбирать, запомни; тюрьма в городе Льюис, Восточный Сассекс. Неплохое место.
— Спасибо тебе, брат. Ты настоящий джентльмен, благодарил или упрекнул меня сосед.
Его акцент, примитивный английский и постоянно блуждающая на лице улыбка, сбивали меня с толку.
— А какой у тебя был паспорт? — перешёл он к моим баранам.
— Голландский.
— Я в Англию прилетел тоже с Голландским паспортом.
— Ты гражданин Нидерландов? — удивился я.
— Хотелось бы! Я там был как политический беженец. Я пока — гражданин Ирана. А паспорт был — поддельный. Мы много разных паспортов переклеили. Голландский паспорт легко переделать, — самоуверенно заявил сосед. Вот ты, сколько заплатил за свой паспорт?
— Тысяча триста фунтов.
— Немало! В Амстердаме я мог бы тебе, как хорошему человеку, сделать такой паспорт за пятьсот евро, — хвастливо базарил Фарид.
— Ты действительно переклеивал паспорта? — не поверил я азиату.
— Через мои руки прошло огромное количество разных паспортов, в которых я сменил фото, — уверенно отвечал он. — Голландских — более всего. Я менял в них фото за двадцать минут. Только фото готовил другой человек. Я лишь вскрывал страницу, удалял родное фото, вклеивал новое, и обратно закрывал плёнкой.
Звучало реалистично.
— Приходилось ли вам работать с чистыми паспортными бланками, в которые можно не только фото заказчика вклеить, но и данные вписать, какие он пожелает?
— Нет, с таким мне не приходилось иметь дело. Но я слышал об этом. Нам даже предлагали такие чистые паспорта, но мы не заинтересовались. Мы не знали, как туда впечатать данные? Я видел такие паспорта заполненные. Выглядит сомнительно. Я сразу почувствовал какое-то отличие от настоящего паспорта. И его нельзя предъявлять во многих случаях. Номер — липовый. Стоит лишь сделать запрос… А если такой паспорт просветить на специальном контрольном приборе, то сразу будет видно, что паспорт не настоящий. Ведь там используется специальная бумага. Это несерьёзно. Лучше переделать настоящий паспорт с реальным номером и именем.
— Лучше бы ты продолжал в Амстердаме паспортами заниматься, чем везти в Саутхэмптон кокаин, — сделал я заключение.
— Возможно. Но если тебе снова понадобится паспорт, я могу тебе помочь. Я знаю людей в Амстердаме, — предложил он. — Я вижу, ты — джентльмен, с тобой можно иметь дело.
— Спасибо, Фарид. Только теперь у тебя нет телефона и адреса в Амстердаме. И ты не знаешь, когда выйдешь отсюда, и куда попадёшь, — заметил я.
— У меня много друзей осталось в Амстердаме. Я дам тебе телефон моего человека.
Он тут же выписал мне путёвку в новую жизнь на свободе:
Mob: 0 672 527 408 Majid. Iranian Restaurant.
Я взглянул на это.
— Если я не найду этого Маджида по указанному телефону, тогда следует обратиться в иранский ресторан? — с ироничной интонацией уточнил я.
— Позвони и скажи, что ты от Фарида. А если, вдруг, телефон не ответит, ты легко найдёшь иранский ресторан в районе Джордаан в Амстердаме. Там спросишь о нём, — инструктировал меня сосед.
Когда нас вывели на прогулку во двор, Иварс оставил своих товарищей и подошёл ко мне.
— Где тебя поселили? — сразу спросил он.
— С иранцем. Не осуждённый, — ответил я.
— Я уже сказал дежурному, как смог, что хотел бы с тобой в одну камеру. Тебе надо тоже заявить об этом.
— Хорошо. Я сделаю это сегодня же.
— Постарайся, сразу после прогулки. И тогда они начнут соображать, можно ли выполнить нашу просьбу, — подталкивал меня Иварс.
— Ладно. Увидимся ещё сегодня, и поговорим.
Мне хотелось побыть одному. Походить быстрым шагом, подышать свежим воздухом и спокойно подумать о своём.
Стояла чудная сентябрьская погода. Как заметил мой иранский товарищ, погода здесь намного лучше, чем в Амстердаме. Но тюрьмы в Голландии — комфортней.
После прогулки, пока меня не закрыли в камере, я подошёл к дежурному.
— Я хотел бы попросить вас, — обратился я к первому попавшемуся.
— Слушаю!
— Я хотел бы сменить камеру. Меня приглашает Сондорс. И я хотел бы переехать к нему.
— Сондорс? Он же ещё не осуждённый, — возразил мне тюремщик.
— Я и сейчас в камере с не осуждённым и курящим мусульманином — напомнил я.
— Это временно. Тебя вскоре поселят. Но ты можешь оставить своё письменное пожелание, — быстро ответил и покинул меня занятой надзиратель.
Пока заключённые расходились по камерам, я сбегал к ближайшему «почтовому ящику» для жалоб и предложений, взял бланк, и коротко написал; S. Ivanov, EL 9473 wants to move to I. Sondors, FH 5655.
Бросил это в ящик и поспешил в камеру.
В этот же день меня пригласили перейти с вещами на этаж выше, где предоставили место в камере с осуждённым товарищем.
С первого взгляда я определил в нём типичного местного англичанина. А кода он заговорил, не осталось никаких сомнений — этот парень проживал где-то поблизости. Надзиратель, обращаясь к нему, назвал его Clayton.
Оставшись одни. Он закурил и заговорил со мной.
— Осуждён?
— Да. А ты?
— Тоже. Но меня скоро переведут в другую тюрьму, — уверенно заявил он.
— Почему?
— Судья прописал мне более строгий режим содержания, — пояснил он.
— Есть условия хуже, чем здесь? — удивился я.
— Приятель! Ты я вижу, здесь впервые. Кстати, ты откуда? Я слышу, ты не местный.
— Я русский из Саутхэмптона.
— Здорово! Я тоже из Саутхэмптона.
— Так в чём разница с тюрьмой, в которую тебя переведут?
— Да там — реальное наказание, а не отбывание, как здесь. Всё будет хуже. Короче, я здесь недолго буду.
— Тебя определили туда за что-то особое? — поинтересовался я.
— Ничего особого. Я и мои приятели грабили людей на улицах, — пожал он плечами.
— В Саутхэмптоне?
— Точно!
— Останавливали на улицах, и грабили? — уточнил я.
— Да. Обычно, поздно вечером. Загулявшихся студентов.
— Что с них можно взять?
— По-разному бывало. Обычно, у всех при себе имелся мобильный телефон, какие-то наличные и хотя бы одна банковская карточка.
— И что вы делали с карточками, если это не кредитная или дебет, которой можно рассчитываться при покупках без ПИН кода?
— Да, такие карточки требовали дополнительных хлопот. Мы спрашивали у клиента о ПИН коде.
— И они отвечали?
— Не сразу. Но после предупредительных ударов, они всегда доверялись нам.
— И что, они сообщали вам действительный ПИН код карты?
— Иногда пытались обмануть. Получив от клиента номер, один из нас отправлялся к ближайшему банкомату и пробовал карточку. А другие — оставались с клиентом. Если ПИН код оказывался неверным, с клиентом проводилась воспитательная работа. После этого они всегда вспоминали верный ПИН код.
— И вы это делали не раз?
— В конце недели — несколько карточек за вечер-ночь!
— Славно повеселились! — признал я.
— Не жалуюсь. Ты верно заметил. Мы действительно, погуляли от души! Я сожалею лишь о том, что мы утратили осторожность, и позволили отследить нас. А вот моя мама и сестра не могут понять радости свободы, приключений и риска. Они из шкуры лезут, чтобы жить на высшем уровне. Думают только о служебной карьере, постоянном росте доходов, о престижном жилище, новом авто, модной одежде, и всё должно быть самое лучшее. Мнение людей о них… ну, и прочая чушь. Больные люди! И они заявляют всем, что я — ублюдок, который опозорил их! А мне их жалко. Они же слепые жертвы глупых условностей!
