— И прежде чем вы спросите, почему они так себя ведут, я вам отвечу. Из-за денег. Артур Баттершем влез в огромные карточные долги. А его мать — сестра моего покойного мужа — понимает: если объявить меня недееспособной, то можно лишить опекунства. Тот, кому отдадут сына, будет контролировать его кошелек. У сына весьма приличное состояние. — Она снова помолчала. — Поэтому, будьте уверены, я не придумала угрозу.
— Судя по всему, не придумали. — Лукас не сводил глаз с ее губ.
«Забудь про ее губы, — предупредил он себя. — Забудь о том, что они слегка задрожали, когда она заговорила о сыне. Забудь, как тень страха набежала на ее лицо и как потемнели глаза, когда она упомянула про общество».
И главное, надо забыть про необъяснимое желание, которое целиком охватывало его, стоило ей оказаться рядом. Не только желание зацеловать, но еще взяться за меч и сокрушить угрожавших ей драконов.
— Есть еще вопросы, сэр?
— Пока нет. — Напомнив себе, что он всего лишь бабник, а не возвышенный герой, Лукас прогнал прочь свои странные мысли. — Может, сразу перейдем к делу?
Кьяра вежливо кивнула.
— Чтобы идея сработала, нам нужно убедительно изобразить пару голубков. Это означает, что мы начинаем вместе выезжать в свет.
— Когда? — спросила Кьяра.
— Чем раньше, тем лучше. — Он вынул из кармана лист бумаги. — Здесь я набросал список влиятельных хозяек, дающих балы, где нам необходимо появиться. Полагаю, для дебюта мы выберем суаре у графини Сейбрук. Она главный судья во всем, что касается стиля, и ее слова распространяются по Лондону со скоростью лесного пожара. Через неделю после того как нас увидят вместе, можно будет публиковать в газетах объявление о помолвке.
Кьяра поморщилась.
— Не могу себе представить, что кто-нибудь всерьез подумает, что мы симпатизируем друг другу.
Лукас засмеялся:
— По собственному опыту знаю: если хочешь, чтобы тебе поверили, ври как можно ближе к правде. Мы можем заявить, что познакомились через моего дядю, про чьи научные интересы известно всем. Я был очарован вами…
У нее вырвался какой-то странный гортанный звук.
— Или можем объявить, что я опоила вас любовным зельем, которое подлила в рюмку. Вот вы и потеряли разум.
— Начнем с того, что разум у меня не отличается постоянством, — подхватил он. — Поэтому никто не станет обвинять вас.
— Ну ладно! Одним преступлением больше, одним — меньше.
В глазах у нее появилось странное выражение — то ли гнев, то ли тоска. А потом она снова надела маску безразличия. Взгляд не уклонился при встрече с ним. Не так-то просто было переносить откровенное предубеждение и сладострастные пересуды, однако ей удалось сохранить достоинство и такт. И гордость.
Лукас не сомневался, что его нелепые выходки в ее глазах выглядят совершеннейшей глупостью. Еще один праздный аристократ, который проводит дни, пьянствуя, играя и гоняясь за юбками.
Он разгладил складку на рукаве. Какое ему дело до того, что леди Шеффилд думает о нем? Уж если он плюет на мнение света, почему ее мнение должно волновать его? В их договоренности нет ничего личного, напомнил он себе. Просто услуга за услугу.
— Леди Шеффилд, для меня вполне очевидно, что вы относитесь ко мне как к никчемному идиоту. Но не удивляйтесь, у меня хватило ума, чтобы сообразить, что вам не нравится наше соглашение. — Он помолчал. — Я понимаю, вам приходится жертвовать чем-то. Мне — тоже. Появляться в бальных залах Мейфэра для меня муки адские. А теперь еще надо будет опять становиться в кружок и танцевать. Причем не ради собственного удовольствия, а ради дяди.
Кьяра отвела глаза.
— Итак, если вы не передумали бороться за вашего сына…
— Ни за что! — воскликнула она.
— …тогда на несколько месяцев мы будем прикованы друг к другу. И, если честно, я предпочел бы не становиться объектом вашего пренебрежительного отношения ко мне, тем более сарказма. Почему бы нам не попытаться подойти к ситуации с другой стороны? Кто знает, вдруг вам понравится наш эксперимент?
— Свиньи тоже могут летать, — пробурчала она.
— Мои познания в биологии, может, и не сравнятся с вашими, но и с точки зрения анатомии это навряд ли. Ножки у них чересчур короткие, соотношение веса и длины стремится к отрицательному. Я уж не говорю о хвостике крючком, который не сможет обеспечить стабильного движения по прямой.
У нее дрогнули губы.
— А я уж было подумал, что леди Ариэль преувеличила… — Лукас молча посмотрел на нее. — Но, слава Богу, у вас все-таки есть чувство юмора.
— Чтобы пережить этот сезон, мне потребуется кое-что посерьезнее, чем чувство юмора, — едва слышно произнесла Кьяра.
— Именно. Вам потребуюсь я. — Лукас подошел к камину и облокотился на каминную полку. — Итак, договорились?
Ответ прозвучал вместе со вздохом.
— Да.
Он улыбнулся.
— Но…
— Но что?
Кьяра отвела глаза, чтобы его чувственные губы не отвлекали ее.
— Теперь, когда мы договорились в принципе, давайте обсудим детали, лорд Хэдли, — произнесла она сквозь зубы. — Я уже говорила, что соглашусь на это лишь при определенных условиях.
— То есть?
— Никаких шлюх, никаких пьяных дебошей, никаких скандальных выходок на время сезона.
Он вскинул бровь.
— Ага. Я должен превратиться в зануду?
Кьяра отвернулась. Чтоб ему провалиться! Когда он так делал, становился просто неотразимым.
— Не сомневалась, именно так вы к этому и отнесетесь.
Граф лениво прошелся перед камином, затем снова облокотился на каминную полку.
— И что тогда мне прикажете делать, если не кутить и не развлекаться? — поинтересовался он. — Заниматься самоусовершенствованием?
— Почему бы и нет? — живо откликнулась Кьяра. — Мне же придется таскаться по балам и вечеринкам, а вы взамен войдете в круг моих знакомых и освоите азы логики и дисциплины.
— Это вызов, мадам? — осведомился Лукас.
— Да. — Кьяру начинал раздражать их разговор. — Зарегистрируйте это как пари в клубе «Уайтс». — Она задумалась. — Например, вот так: «Черная вдова держит пари с лордом X. на предмет того, что он не осилит начального курса по… химии». — Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание. — Нет, это не честно. Лучше указать орнитологию, более легкий предмет для дилетанта.
— Согласен, — помолчав, ответил Лукас. — Принимаю ваше пари. Только не будем нигде его регистрировать. Не нужно никого оповещать о нем. Пусть это будет нашим частным делом.
Кьяра вдруг забеспокоилась. Не совершает ли она чудовищную ошибку? Если и есть что-нибудь, чего мужчина совершенно не переносит, так это когда уязвляют его гордость. Но назад дороги нет. У нее тоже несгибаемая гордость.
