«Какие-то детские штучки! — подумал Гуров, который как раз любил свой стул и чувствовал себя на нем комфортнее всего. — Из вредности подсунул ему мой стул и радуется…»
Но ни словом, ни намеком Лев не выказал своего недовольства в присутствии свидетеля. Он знал, что у Станислава свои методы допроса, частенько он, увлекшись, устраивал из этого процесса целый спектакль, в котором была значима каждая мелочь. Так что, может быть, с этим стулом была связана определенная часть акта. Гуров спокойно выдвинул из угла стул с мягким сиденьем и спинкой, поставил к своему столу и уселся, прислушиваясь к тому, о чем говорят Крячко и Щелоков.
— Значит, на вашей жене был купальный открытый костюм бирюзового цвета, — терпеливо говорил Крячко, старательно рисуя какие-то каракули на бумаге. — Она прямо из-за стола в нем вышла?
— Послушайте, я вам уже сто раз это говорил! — не скрывая раздражения, отвечал Щелоков. — Девушки поднялись в свои номера переодеться. В это время Гладких, живой и здоровый, сидел за столом. А потом мы сразу уплыли.
— Эти показания не подтверждаются никем, — покачал головой Крячко. — Никто не может достоверно утверждать, что, когда вы уплыли, Гладких был еще жив. И потом, мы ведем речь не только о смерти Гладких. Погибла ваша жена, или вы уже об этом забыли?
— Я ничего не забыл! — огрызнулся Щелоков. — Это вы, кажется, забываетесь! Я, вообще-то, уважаемый человек. И кроме того, у меня личное горе. Как вы верно заметили, я только вчера потерял жену. И то, что я сижу сейчас здесь и отвечаю на ваши вопросы вместо того, чтобы заниматься похоронами, — всего лишь любезность с моей стороны.
Крячко невозмутимо выслушал гневную тираду Щелокова, почесал за ухом и сказал:
— А вы думаете, я здесь сижу из большого желания с вами беседовать? Да у меня вообще сегодня законный выходной! Я мог бы футбол сейчас смотреть, хотя бы в повторе, а вместо этого помогаю установить, отчего погибла ваша жена! И вы же еще недовольны!
— Моя жена утонула, — произнес Щелоков почти по слогам. — И для меня это огромное потрясение.
— Верю, — кивнул Крячко. — Но по роду службы опираться я должен не на веру, а на факты.
— Какие еще факты? — выкрикнул Щелоков, потом резко повернулся к Гурову и попытался апеллировать к нему: — Господин… Простите, я так и не знаю вашего имени.
— Лев Иванович, — подсказал Гуров.
— Можно и гражданин начальник, — вставил Крячко.
— Лев Иванович! — не обращая на Крячко внимания, быстро заговорил Щелоков. — Я прошу вас разобраться в ситуации. Меня держат здесь уже который час, я даже еще не завтракал, не то что не обедал! У меня…
— Обед вам принесут, — вставил Крячко, — я распоряжусь.
— …У меня вчера утонула жена, я сто раз ответил на одни и те же вопросы, — продолжал Щелоков, не слушая его. — На эти же вопросы ответили мои друзья. Что, в наших показаниях есть расхождения? Какие?
— Вы успокойтесь, Виталий Павлович, — проговорил Гуров. — Так сложились обстоятельства, что мы вынуждены расследовать два дела одновременно. В обоих фигурирует смерть. Поэтому вас и опрашивают столь тщательно.
— Но я же уже все рассказал! — приподнялся на стуле Щелоков.
— Никогда не мешает еще раз все досконально повторить, — вмешался Крячко. — Повторение — мать учения, так еще древние греки говорили.
— Не греки, а римляне, — машинально поправил его Гуров.
— Вот видите, Лев Иванович у нас человек ученый, — уважительно произнес Крячко. — А я вот лапоть, действую деревенскими методами. Но человек я справедливый, это вам и он сам подтвердит. Так что вы не переживайте. Разберемся!
— Виталий Павлович, в каких отношениях была ваша жена с господином Гладких? — спросил Гуров со своего места.
Щелоков приоткрыл рот и бросил быстрый взгляд сперва на Гурова, потом на Крячко. Судя по выражению лица Станислава, он еще не задавал этого вопроса, видимо приберегая его для самого подходящего момента. Гуров решил приблизить этот момент, и Крячко насупился: Гуров украл у него эффект неожиданности, точнее, решил использовать его сам.
— Моя жена, — отчеканил тем временем Щелоков, — не имела с господином Гладких никаких отношений! И если вам кто-то что-то наговорил, хочу заметить, что не к лицу офицерам полиции интересоваться слухами и сплетнями.
— Увы, приходится, — вздохнул Крячко. — Слухи порой здорово помогают нашей работе. Иногда такого узнаешь, чего на официальном допросе клещами не вытянешь.
— Значит, вы отрицаете, что она находилась с Гладких в интимной связи? — посмотрел Гуров прямо в лицо Щелокову.
— Да! — громко ответил тот. — Отрицаю. И я вообще отказываюсь отвечать на дальнейшие ваши вопросы. Отказываюсь!
Он демонстративно сложил руки на груди и уставился в окно. Крячко переглянулся с Гуровым и сказал:
— Лев Иванович, можно тебя на минуточку?
Крячко поднялся из-за стола, взяв с него какую-то бумагу, и кивком позвал Гурова в коридор.
— А вы пока посидите, Виталий Павлович, сейчас я вернусь, и мы с вами продолжим. — И Крячко протопал к двери. Гуров, не выдавая своего удивления, прошествовал за ним.
— Вы все тут заодно, — бросил им в спину Щелоков.
— Естественно! — ухмыльнулся Крячко. — Мы же делаем одно общее дело. Точнее, два, но это уже частности.
Он вывел Гурова в коридор, прошел подальше от кабинета и заговорил серьезно:
— Лева, посмотри, какую интересную штуку я заметил. Мне тут принесли распечатку с телефона этой самой Натальи Щелоковой. И тут обнаружилась любопытная переписка. Собственно, переписка всего из двух сообщений, но и это уже наводит на определенные мысли.
— Показывай, — потребовал Гуров.
Крячко показал ему первую эсэмэску, пришедшую на номер Натальи вчера в двадцать один час десять минут. Текст гласил: «Наталья, что решили? Советую назначить встречу — это в ваших же интересах».
— А вот и ответ, — ткнул пальцем Крячко.
Ответная эсэмэска от Натальи сообщала: «Воскресенье пятнадцать часов кафе «Интрада».
— Интуиция мне подсказывает, Лева, что этого таинственного незнакомца нужно проверить.
— Или незнакомку, — сказал Гуров. — Проверял, кому принадлежит номер?
— Конечно! Номер зарегистрирован на Скрыпник Ольгу Викторовну. Кто такая, не знаю, имечко слышу впервые. И самое интересное, что в мобильном самого Щелокова этот номерок зафиксирован! Он созванивался с этой самой Скрыпник на протяжении последних трех недель. С Натальей же Скрыпник созванивалась всего один раз, это было три дня назад. Причем звонила Скрыпник, а не Наталья. После этого два дня была тишина, а затем последовала эта эсэмэска.
— Ты спрашивал у Щелокова, чей это номер?
— Разумеется! Но он, собака, дурака из себя строит. Говорит, что не помнит, что это, скорее всего, по работе, что у него куча телефонных номеров и он не может помнить всех абонентов. Врет! По глазам вижу, врет! Ты думаешь, что я в него вцепился просто так? Я же вижу, что он темнит. И эта странная переписка, и его амнезия меня очень настораживают. В эсэмэске явно звучит угроза.
— Возможно, — задумчиво сказал Гуров.
— Нужно брать эту Скрыпник и устраивать им с Щелоковым очную ставку. Тогда посмотрим, что он запоет.
— Постой, кажется, у меня идея получше, — продолжая размышлять, сказал Гуров. — Воскресенье завтра. Нужно, чтобы встреча состоялась. Ведь Скрыпник, или кто там за ней скрывается, может и не знать, что Натальи больше нет.
— Вот именно! — язвительно заметил Крячко. — В свете этого малюсенького нюанса мне понятно, как может состояться их встреча.
— Но Скрыпник вовсе необязательно встречаться с Натальей, — улыбнулся сыщик. — В кафе пойду я.
— И чего ты добьешься? — скривил губы Крячко. — Думаешь, я не прокручивал этот вариант? Скрыпник моментально уйдет в себя и скажет, что просто-напросто предлагала Наталье купить у нее платье, которое не подошло ей, но идеально село бы на Наталью. Поэтому это было в ее интересах. А выразилась немного неуклюже, потому что набирала эсэмэс второпях. Вот тебе и весь разговор! И как ее после этого колоть?
— Посмотрим, — подмигнул ему Гуров. — Ты пока что не спрашивай Щелокова про эту Скрыпник. И не выпускай. И звонить не давай. Иначе они могут связаться, и тогда наш план полетит к чертовой матери. Давай возвращайся, заканчивай с ним, и будем переходить к другим действиям.
— Ты что же, хочешь мне и завтрашний выходной угробить? — возмутился Крячко.
— Вот-вот, я так и понял, что тебя моя идея не устраивает в первую очередь по этой причине, — засмеялся Гуров.
— Это во вторую, — не согласился Крячко. — А в первую, потому что она идиотская.
— Ты хочешь сказать — бесперспективная, — поправил его Гуров.
— Я хочу сказать то, что сказал, — отрезал Крячко. — Все равно из этой затеи ничего путного не выйдет.