— Странно как-то. Да что у вас за директор, если держит мастера, которая не работает, да еще и интригует?
— А наша директриса Катькина дальняя родственница. И уж к кому-кому, а к ней Катюша подольститься умеет. Мы пытались жаловаться, а у директрисы один ответ: «Оставьте девочку в покое. Ее и так Бог наказал, ума не дал, так хоть вы не шпыняйте. Если и обидела кого, то не со зла, а по глупости, понимать же надо».
Уходил я в смятенных чувствах. Информация интересная, только что с ней делать, как интерпретировать, как использовать? Работает Катерина явно не ради денег, о каких заработках можно говорить, если она фактически только числится на работе благодаря родственным связям с директором салона? Тогда зачем? Ради общения? Тоже мимо: бывает в салоне редко, да и не любят ее сослуживцы, избегают. Больше всего это похоже на отмазку: якобы на работу пошла, а сама в это время какими-то другими делами занимается. Какими?
В любом случае, если даже Катерина Штерн не имеет никакого отношения к убийству собственного мужа, на все эти вопросы надо найти ответы, а потому решение профессора проследить в первую очередь именно за ней было правильным. Ладно, завтра обсудим. Интересно, как там в НИИ? Узнал ли Иван Макарович что интересное или, как я почти уверен, только время потерял?
Глава четвертая
Развитие. 24 октября, среда
Игры ума, или Как ответы на некоторые вопросы новые вопросы порождают
Утром в среду я летел в «Интеллект», как на крыльях, не терпелось отчитаться, а также Ивана Макаровича послушать. Я по-прежнему считал его визит в «Химик» зряшным, но кто его знает? Профессор обладал интуицией и обычно холостых выстрелов не делал. К тому же суть его теории пазла сводилась к тому, что его не собрать, если хотя бы одного элемента не хватает. Так и сыщик, решая интеллектуальную головоломку, должен отыскать все разрозненные кусочки информации и только тогда, отобрав нужные, сможет выстроить целостную и логичную картину преступления.
Профессор, как всегда, когда не занят на лекции в институте, где он продолжает преподавать и после выхода в отставку, уже пребывал в кабинете, рисуя на листе бумаги замысловатые схемы. Но пазл пока явно не складывался. Я подробно отчитался о визите в салон «Престиж», пряча под столом руки, так как выглядели они непривычно, я даже немного стыдился. Выслушав мое сообщение, профессор повеселел.
— Я же говорю, легенды хорошо придумываете, мне бы в голову не пришло маникюр сделать. А что это вы, друг мой, ручки прячете, никак стесняетесь? Да ладно, чего там, дайте подивиться. Класс, надо бы теперь бороду завить и усы набриолинить, а то цельный образ не складывается.
— Не издевайтесь, Иван Макарович, самому неприятно, впору перчатки натягивать. Если бы не для пользы дела… Только если бы я стригся или, тем более, усы поправлял, разговоры разговаривать было бы сложно, а когда руки в ванночке отмокают, беседа сама собой завязывается, естественно.
— Не обижайтесь, Сергей Юрьевич, я же по-доброму, не со зла. А вообще-то, хвалю, интересную информацию принесли, молодчина. Ай, да Катенька! Ну, и как вы думаете, зачем ей такая работа?
— Трудно сказать наверняка, но больше всего это похоже на любовника. То есть, я хотел сказать, у Катерины, скорее всего, любовник имеется. Для мужа она на работе, а на самом деле с дружком встречается. При таком графике зарабатывает она копейки, но зато может позволить себе принимать подарки от поклонников, не вызывая ревности мужа. Мол, заработала и сама купила.
— Очень похоже. Надеюсь, сегодня-завтра что-нибудь прояснится. Шеф мне только одного топтуна выделил, зато Кузьмича.
Да, Кузьмич — это удача. Он один стоит двоих, а то и троих. Этот человек никогда оперативной работой не занимался, служил всегда в наружке и, хотя вышел в отставку майором, в профессии достиг высот небывалых, шеф считал Кузьмича лучшим топтуном Москвы. Внешность он имел неприметную: невысок, лицо мятое и всегда какое-то заспанное, глазки маленькие, мутные, будто с похмелья. Но зоркостью Кузьмич обладал орлиной (это не фигура речи, у него зрение — двойка[9], ей-богу, не вру), и его маленькие, мутные «гляделки» ни одной мелочи не упускали.
Впечатление гиганта мысли Кузьмич не производил, но аналитической работы от него никто и не требовал. Зато он обладал фотографическим зрением и диктофонной памятью, ничего не забывал, докладывал четко и аккуратно. К тому же засечь его не удавалось. Взгляд скользил по Кузьмичу, как по пустому месту, ни за что не цепляясь. Я и сам, проходя по коридору в агентстве, не раз сомневался: вроде стоял Кузьмич в сторонке, а вроде и нет. И хотя видел его не раз, не два, но фоторобота составить не сумел бы. Незапоминающийся он, что для наружника, безусловно, подарок природы.
По словам шефа, за всю его длительную карьеру, включая и службу в «Интеллекте», где Кузьмич уже пятый год подвизался, расшифровали его лишь однажды, но это случилось давно, когда был он еще молод и неопытен. Вообще-то классных топтунов меньше, чем хороших оперативников, потому что стрелять и драться умеют многие, а вот наблюдать незаметно, терпеливо — далеко не каждый. Я бы, например, не сумел. На мой взгляд, таскаться за кем-то весь день, а тем более ждать у подъезда скучно и неинтересно (ведь даже книжку не почитаешь, а то объект наблюдения упустишь), но Кузьмич свою работу любил и исполнял с удовольствием.
Однако что-то мой друг не торопился поделиться результатами своей поездки в «Химик». Может, и нет их, результатов? Я решил спросить напрямую, и Иван Макарович поморщился, будто от зубной боли.
— Да нет, Сергей Юрьевич, есть что рассказать, над чем подумать, только… Мой визит, как бы сказать, на ваш похож. Информация интересная, только что с ней делать, куда приспособить, пока не знаю. Встреча прошла гладко, тот зам по науке, профессор Дмитриев Ким Виленович, которому Эльза насчет меня звонила, был сама любезность, встретил как родного, называл исключительно коллегой, хотя я никогда не имел удовольствия заниматься химией. Так что моя степень свою пользу принесла, но не меньшее значение имела и Эльзина рекомендация. Как я понял, мой визави относился к нашей клиентке с большим пиететом просто потому, что до знакомства с ней не мог представить себе женщину, которая могла бы разговаривать с ним на его языке. И даже не знаю, какое обстоятельство помогло мне установить контакт. Как бы то ни было, профессор был вполне искренен, ничего не скрывал.
Я прямо сказал, что брат Эльзы Францевны не умер скоропостижно, как думал Ким Виленович, а был убит самым злодейским способом, и моя доверительница просто не может уехать, не выяснив точно, кто и почему это сделал. А я позволил себе побеспокоить уважаемого коллегу только потому, что орудием убийства послужило довольно редкое химическое вещество, используемое во вверенном ему НИИ.
— Это какое же? — поинтересовался профессор.
Я протянул ему бумажку, где записал название препарата, потому что ни запомнить, ни даже выговорить эту абракадабру обычному человеку, с химией не связанному, невозможно. Тот взял, ознакомился и ответил:
— Да, мы этот препарат используем в качестве компонента для производства другого препарата. Сейчас потребность в нем невелика, но если немецкие коллеги свои исследования завершат благополучно, спрос резко возрастет. Пока же да, редко встречается, но мы не единственные, кто с подобными веществами работает.
Правда, тут же выяснилось, что все «другие» расположены не в Москве, так что «Химик» остался первым кандидатом в источники отравы. Хотел я тему развить, копнуть поглубже, да не успел, уж больно интересный поворот в беседе вышел. Вы, кстати, помните, где работает свидетель Иванов?
— Который Аркадий? Ну да, в этом самом «Химике».
— Оказывается, он не просто там работает, а возглавляет лабораторию, в которой как раз и изобрели новый способ производства препарата, заказанного немецкими учеными. И фамилия Аркадия значится в патенте первой.
— Надо же! Действительно неожиданно. Но как же так вышло, что он с Эльзой только на дне рождения Леонида познакомился? Она же накануне в НИИ ездила.
— Во-от. Странно, правда? Можно, конечно, предположить, что они не встретились по причине выходного дня, двадцатого была суббота, если помните, но нет, Аркадий в тот день работал. С утра, правда, он зубы страждущим врачевал, но к двенадцати в НИИ приехал. Причем я проверил, Эльза тоже как раз в это время в «Химик» прибыла, а покинула институт только в начале третьего. Оказывается, когда стало известно, что представительница заказчика в субботу с утра в НИИ заедет, Ким Виленович хотел поручить сопровождать ее как раз Аркадию, но тот наотрез отказался, сказал, что лучше поработает, чем с заказчицей время терять.
На том мы с профессором и распрощались, я удалился, наказав никому о моем визите не говорить, даже любезному Аркадию Александровичу.
