все ритуалы Уолдена казались ему искусственными: командные виды спорта, эксклюзивные клубы, даже дискуссии на литературных семинарах. В мире, где жила Джейн, ничего этого не существовало. «Может, Уолден – это и есть симуляция?» – подумал Грант.
Джейн наклонилась к нему, ослабила его полосатый галстук и прикрепила к вороту свою бабочку.
– На тебе смотрится лучше.
– Спасибо, наверное. – Грант переплел свои пальцы с ее, как хотел сделать на крыше. – Можно я тебя поцелую?
Джейн подалась ближе:
– Долго же ты собирался.
Поцелуй вышел более влажным и менее контролируемым, чем предпочел бы Грант, но Джейн, кажется, не возражала. У ее губ был вкус вина и косметического блеска из пчелиного воска, и когда она скользнула рукой Гранту под рубашку, то его царапнули зазубренные края ее неровных ногтей.
Студия Джейн находилась за рекой, в промышленном здании, в котором когда-то жили рабочие давно закрытой текстильной фабрики. Она выходила окнами на скоростную магистраль и состояла из единственной узкой комнаты с плитой и маленьким санузлом, поэтому мыть всю посуду приходилось в ванне. В углу лежал матрас-футон без каркаса, у окна стояли складной карточный столик с табуреткой и стулом. Грант еще никогда не бывал в столь скромном жилище и пытался скрыть удивление, разглядывая ряд цветущих кактусов на подоконнике.
– Живучие растения, – пояснила Джейн и поставила рядом с Грантом кружку вишневой водки. – Могу забивать на них и не чувствовать вины.
Кактусы были маленькими и колючими, с неоново-розовыми и оранжевыми цветами, яркими и живыми, несмотря на оборонительную позу. Грант коснулся шипа и сразу же ощутил укол.
– Осторожно, – предупредила Джейн и села рядом. – Они причиняют куда больше боли, чем может показаться на первый взгляд.
И она взяла Гранта за руку.
Когда он взглянул на Джейн, в его груди отозвалось чувство, сладкое и тягучее. Комната озарилась, над магистралью начали пробиваться первые лучи солнца. Джейн прижала большой палец к его ладони. Теперь солнце разлилось золотом по стенам студии. Под заполняющий ее шум машин затанцевали их тени, а они целовались и раздевали друг друга. Когда упали на футон, Гранту показалось, что под ним теплое облако.
Наконец-то. Он поцеловал Джейн за ухом. Ее Флик на мгновение включился и погас, словно говоря: «Я здесь».
* * *
Когда Грант входит в кафетерий, чтобы пообедать, Брадобрей крутит на столе золотую монетку. Грант старается не поддаваться слишком уж сильному разочарованию из-за того, как ужасно прошло первое занятие, и плюхается рядом с Брадобреем. На столе стоят два подноса с сэндвичами, оба подписаны: «НЕ ТУНЕЦ» и «ТУНЕЦ».
– Который лучше? – спрашивает Грант.
– Почему бы не решить монете? – предлагает Брадобрей. – Орел – тунец, решка – не тунец.
Брадобрей подбрасывает монету и, когда она приземляется, хлопает по ней ладонью.
– Ах, решка. Видишь? – Он показывает Гранту монету с изображением головы мертвой королевы.
– Значит, не тунец. – Грант берет сэндвич с первого подноса. – Надеюсь, что там не остатки рыси.
Он откусывает немного и задумчиво жует.
– Ты уверен, что это не тунец? – Грант открывает сэндвич и смотрит на розоватую начинку. На вкус и запах – точь-в-точь консервированный тунец, который они с Джейн смешивали с майонезом и зеленым луком и намазывали на крекеры.
– Тунец, конечно, – отвечает Брадобрей. – Всегда тунец. Дичь Флин оставляет на ужин.
Грант с подозрением принюхивается к начинке.
– Тогда зачем предлагать выбор?
– Потому что сэндвич всегда вкуснее, когда ты думаешь, что сам его выбрал. – Брадобрей кивает на койки Копателей. – Я каждый день наблюдаю, как они приходят на обед и выбирают между подносами. Никогда не жалуются, что сэндвичи одинаковые. Им достаточно иллюзии выбора.
Грант кладет сэндвич на стол:
– Полный бардак. Мейер в курсе?
– Я уверен, что да. Вероятно, это вообще его идея. Как и все остальное здесь. Что Мейер говорил тебе о лагере?
– Строительство задерживается, но он рассчитывает, что скоро кампус откроется.
– Да ну? – забавляется Брадобрей и постукивает монетой по столу. – Ты бы открыл глаза, Грант, и осмотрелся. Здесь нет никакого выбора. Мейер бы даже монету не подбросил.
– То есть он просто выбрал бы тунца?
– Нет. – Брадобрей делает паузу, а потом продолжает: – Он не взял бы ни один из сэндвичей. Он знает, что они дерьмовые на вкус.
Брадобрей закуривает сигарету и протягивает пачку Гранту, но тот отказывается.
– Какие планы на Новый год?
– Никаких, честно говоря, – отвечает Грант.
– Ну, в боулинге дальше по улице будет небольшая вечеринка. Приходи, если будешь свободен.
– А Мейер придет? Мне нужно поговорить с ним про аудиторию.
Брадобрей кивает.
– Там будут все клиенты. И Цветы тоже.
– Цветы?
– Женщины, которые работают в борделе через дорогу.
– Они участвуют добровольно? – осторожно подбирает слова Грант.
Брадобрей спокойно на него смотрит:
– Почему спрашиваешь?
– Просто удивляюсь, что Мейер потворствует секс-услугам в кампусе.
Брадобрей качает головой:
– У Мейера масса идей, но и у него, как у всех остальных мужчин, заправляющих в лагере, есть Цветок.
– Ты тоже с ними видишься?
– Нет. Я считаюсь низшим рангом, как Копатели. Удивлен, что тебя оставили за бортом. Ты больше похож на нас, чем я думал. – Брадобрей давит окурок ботинком. – Так что, увидимся на вечеринке?
Грант пожимает плечами:
– Конечно, не то чтобы у меня тут было много занятий.
– Хорошо. Пойду-ка я уже. – Брадобрей шагает к выходу из склада, затем вдруг оглядывается. – Можешь оставить то, что я рассказал, между нами?
– Про тунца?
– Нет, про Мейера. – Брадобрей открывает дверь и выходит на ослепительно-белый свет.
«Белая Алиса»
Во время нашей второй зимы все изменилось. Однажды вечером, перед ужином, метеоролог занималась подготовкой еженедельного отчета для базы. Прежде чем его отправить, она заметила кое-что странное. На экране компьютера появился маленький конверт с надписью: «АБСОЛЮТНЫЙ НОЛЬ».
Этим термином в области метеорологии описывается минимальный предел по термодинамической шкале. Абсолютный ноль равняется минус 273,15 градуса, температуре настолько низкой, что считается, будто ее почти невозможно достичь. Метеоролог понимала: такой термин мог использовать только ее коллега. Она кликнула на папку и увидела в ней единственный документ. Когда она попыталась его открыть, на экране высветилась серия непонятных цифр и символов. Это был код.
Метеоролог посчитала свою неспособность понять содержание таинственного файла личной неудачей, поскольку он явно предназначался именно для нее. Она гадала о том, не хранятся ли в нем интересные данные. Ее выводы с момента прибытия на станцию подтверждали то, что уже известно коллегам: тропосфера нагревалась, а значит, изменения не ограничивались поверхностью Земли. Исчезли большие участки морского льда, животным приходилось больше времени проводить в поисках пищи, отчего модели миграции стали беспорядочными и опасными. Юг уже пострадал от экологических изменений в виде иссушающей летней жары, меньшего количества осадков и длительных периодов засухи. Все эти изменения лишь продолжатся и будут происходить все интенсивнее. Лесные пожары, беспрецедентные бури, повсеместная жара сделают немалую часть нашей страны непригодной для жизни.
«Возможно, в этом файле содержится нечто иное, – рассуждала метеоролог. – Проблеск надежды на будущее».
Метеорологу приказали передавать все полученные данные непосредственно на базу. Вместо этого она сделала кое-что недопустимое. Вместо того чтобы доложить о находке, метеоролог попросила программиста помочь ей.
– Мы отправим все позже, как только узнаем, что там, – пообещала она программисту. – База ничего не заподозрит.
Нельзя не признать, что, с тех пор как мы прибыли на «Белую Алису», программист уже заскучала. Никто не понимал, в чем же заключался ее функционал помимо наблюдения за, по ее мнению, устаревшим программным обеспечением. Она каждый день включала компьютеры, проводила тесты на исправность программ и приложений, каждый вечер отправляла данные за день на базу и загружала их на резервный жесткий диск. Все сигналы, которые мы получали через радар, были надлежащего качества и не нуждались в расшифровке. Сообщения с русских ледоколов, которые патрулировали свои морские границы. Китайские грузовые судна, что перевозили контейнеры за полярный круг. Круизные лайнеры, полные туристов, фотографирующих айсберги.
Ту же работу мог выполнять и первокурсник из технического колледжа низкого пошиба. И программист часто жаловалась, что ее опыт и знания используются не в полной мере. Предложение метеоролога, пусть бесспорно неприемлемое и способное повлечь за собой наказание, стало первой возможностью программиста применить ее навыки.
– Приступим, – мгновенно согласилась она и начала работать над взломом кода.
Остальные же понятия не имели, что происходит. Мы просто предположили, что у этих двух завязалась романтическая связь, вот они и обтирают по вечерам консоли. Вскоре они вообще перестали приходить на ужин
